— Я кое-что купил для ее ребятишек. Девочке пару кукол, а сосунку — поезд.

— А сколько им?

— Линде, наверное, пять. А мальчонке пошел третий. Только их мамаше это не понравится. Она не любит, чтобы я вмешивался. — Я вытаскиваю из сумки негритенка, и он таращит глаза на Фрэнка.

Фрэнк улыбается.

— Говорят, там будет Слоумер, — говорю я ему.

Он неторопливо переводит взгляд на меня.

— Я бы не стал набиваться к нему в знакомые.

Я смеюсь, и он смотрит на мои зубы.

— Дорожки бывают разные, — говорит он и, кряхтя, нагибается, чтобы натянуть носки. — Но что-то не верится, чтобы ты пошел туда только из-за Слоумера. Кто она-то?

Фрэнк из тех, кто не слышит или не слушает, когда им отвечают, и только задает время от времени вопросы, чтобы собеседник не молчал. А если он вдруг и заинтересуется, то всегда тем, о чем разговор давно окончен. Вот он распрямляется, похлопывает себя по животу и поворачивается лицом к горящим углям в камине по ту сторону комнаты. Он перебрасывает мне полотенце.

— Ну-ка, потри мне спину, Арт. — Он покачивается под моими руками, и я не слышу, что он говорит.

— …На твоем месте я держался бы подальше, — заканчивает он, когда я вешаю полотенце ему на плечо, и начинает тереть мне спину.

— Совсем сухая. Ты слышал, что я сказал?

Я киваю, но думаю уже только о тупой боли, которая дырявит мне верхнюю челюсть.

— И занялся бы ты зубами. Это поважнее.

В комнату врывается холодный воздух — это открылась дверь. Вслед за собакой входит Джордж Уэйд.

— Вы скоро, Артур? — кричит он сквозь пар.

— А вы кого-нибудь подыскали?

— Закройте дверь, Джордж. Спасибо, старина, — доносится голос из бассейна.

— Какой-то школьный дантист. С ним договаривается мистер Уивер. Только надо поторопиться.

— Веселенькое рождество! — говорит Фрэнк. — Мне с тобой поехать?

— Не нужно, Фрэнк. Мистер Уивер сказал, что отвезет его на своей машине, — вмешивается Уэйд.

— Повезло, — решает Фрэнк. Он кашляет от пара и, опираясь багровой спиной о массажный стол, смотрит, как я одеваюсь.

Хватаю сумку, кричу из дверей: «Счастливого рождества!» — и иду за Уэйдом по холодной сырости туннеля под трибунами.

— И конечно, — продолжает он, — если вам придется вставлять зубы, как думает Дей, то клуб должен будет это оплатить. Я скажу Уиверу. Ну, как вы? То есть зубы как?

Я что-то буркаю, и мы по деревянной лестнице поднимаемся в буфет. В дверях, как я и думал, стоит старик Джонсон. Он хватает меня за локоть, когда я прохожу мимо.

— Как ты тебя чувствуешь, Артур? Все обошлось?

Глазки у него совсем сощурились от тревоги. Для него-то все кончено. Я вырываюсь, стараясь не очень его ушибить.

— Не приставайте к нему, Джонсон, — говорит Уэйд. — Мы торопимся.

Да только не слишком. Я сразу понял по спине Уивера, что поездка к дантисту в такое время ему совсем ни к чему. Уэйд переминается с ноги на ногу, пытаясь отвлечь Уивера от разговора. Пес стоит неподвижно. Джонсон следит из дверей. Наконец Уэйду надоедает приплясывать, и он легонько трогает плечо Уивера под дорогой материей. Фабрикант чуть оборачивается, разыгрывая свое обычное удивление перед случайностями жизни, и быстро взглядывает на меня, но тут же начинает с легкой насмешкой сверлить взглядом смущенное лицо Уэйда.

— Ну что, Джордж?

— Артур готов ехать, мистер Уивер, — говорит Уэйд и, помолчав, добавляет: — Когда вам будет удобно.

— Ах, вот что? Я сейчас освобожусь, Джордж. Ну, как вы, Арт, мальчик?

Он возвращается к своему разговору как раз вовремя, чтобы не расслышать моего ответа.

— Деловая беседа! — шепчет Уэйд, выворачивая большой палец в сторону тех, кто стоит перед Уивером, и, правильно сообразив, что он здесь лишний, добавляет: — Если что-нибудь понадобится, я буду в баре. А вертеться возле него мне незачем.

И он уходит с собакой туда, где сидят члены комитета.

Джонсон соображает, что сейчас, пожалуй, можно снова со мной заговорить, но пока он до этого додумался, Уивер успел повернуть ко мне свое херувимское личико и теперь говорит с раздражением:

— Вы готовы, Артур?

Я отвечаю утвердительно, конечно шепелявя, и он смягчается.

— Дайте-ка взглянуть, — говорит он, тоже бессознательно начиная пришепетывать, и я показываю ему всю картину.

Тут он немножко оттаивает. И будто нечаянно отступает в сторону, так, чтобы и его приятели заодно посмотрели.

— Здорово заехали, сынок. Не знаю, сумеет ли он привести в порядок этакую кашу.

Есть у Уивера это манерничанье, — и не только в речи, — которое, по его мнению, сразу показывает, что он промышленник и демократ. Некоторые никак не могут с этим свыкнуться. Уэйд, например, никогда не называет его Чарльзом, а только мистером Уивером. Я замечаю, как краснеют припухлости вокруг глаз Уивера, и понимаю, что он говорил сейчас обо мне.

— Ничего, если мы немного подождем? — спрашивает он. — Мориса еще нет, а я хотел бы поговорить с ним, прежде чем мы поедем… Как он, был почти готов, когда вы уходили?

— И долго мы будем ждать?

— Ну, пока он не придет, — отвечает Уивер. — Хотите выпить? — Но тут он взглядывает на свои ногти, словно что-то вспомнив. — А впрочем, не стоит — вдруг вам дадут наркоз. Я пошлю кого-нибудь поторопить Морри — он показал сегодня класс. Как по-вашему?

— Просто мяч отлетел в его сторону.

— Как всегда, сынок. — Уивер весь загорается, а потом настолько успокаивается, что говорит: — Вы и сами хорошо играли, Артур, — до этого случая. А для чего, герой, вы вернулись на поле?

— Подумал, что так будет лучше. Я совсем расклеился.

— Вы с ним поквитались?

— С кем?

— С бревном, которое вас стукнуло.

— Меллор затянул пасовку.

— Да… может быть. Ну, ничего. С кем не бывает! Правда, не слишком приятный рождественский подарок. — Один бок его вздымается: Уивер машет Морису, который влетает в дверь. — Мы здесь, Морри!

— Ну, как ты, Арт? — говорит Морис. Он вертится внутри своего вместительного пальто. Плечи обвисли, потому что Мориса под ними просто нет. — Меллор! — говорит он. — Ну и поганый же игрок. — Он смотрит на Уивера. — Не понимаю, почему вы держите в команде таких, как он?

— Так, по-вашему, виноват Меллор? — говорит Уивер без всякого интереса, но смотрит на Мориса очень внимательно.

— А! — Морис морщится и меняет тему. — Не думай об этом, Арт, и не порти себе вечер, — говорит он. — Ах, черт, да ведь ты же собирался к дантисту! Дей сказал, что ты уже ушел.

— Мы как раз едем, — сообщает ему Уивер. — Хотите с нами в машине? Не знаю, долго ли мы задержимся, но как только Артур покончит со своими зубами, так сразу и отправимся.

— Я — за. Хотя бы ради того, чтобы полюбоваться, как Артур сидит в кресле. Жаль, нет фотоаппарата.

— Раз уж мы об этом заговорили, то надо бы захватить и Джорджа Уэйда, — решает Уивер. — Он, конечно, не обрадуется, но все равно, пусть поедет и убедится, сколько это потребует хлопот.

Через окно в задней стене трибуны я вижу внизу, в проулке, «бентли» Уивера. Рядом с машиной вдруг появляется из служебного входа Фрэнк; он идет, наклонив голову, а концы белого шарфа, которым замотана его шея, заправлены за воротник старой, перекрашенной шинели. Свет уличного фонаря ложится на его плешь.

— Возможно, я оставлю вас у дантиста, если это будет слишком долго, — говорит Уивер, возвращаясь с Уэйдом на буксире. — Вы ведь не обидитесь, Артур? Я сегодня жду Слоумера и еще кое-кого, так что мне нужно вернуться домой пораньше. Ну, мы все готовы?

Мы все выходим на улицу.

— Может быть, вы посадите собаку в багажник, Джордж? Так, пожалуй, будет удобнее, — говорит Уивер, высовываясь из «бентли».

— Хорошо, — неуверенно отвечает Уэйд.

— Багажник отперт. Можете сами ее посадить. — Затем он медленно добавляет: — А как насчет вашей собаки, Артур?

— Какой еще собаки?