Революционная оппозиция феодализму, которая, по словам Ф. Энгельса, проходит через все средневековье, выступает «то в виде мистики, то в виде открытой ереси, то в виде вооруженного восстания» ⁶⁵. Будучи распространена в массах, тенденция к мистическому «соединению души с божеством» давала не только эмоциональную разрядку в тяжелых условиях жизни того времени, но и возможность удовлетворять свои религиозные потребности без посредничества духовенства.

Мистика, таким образом, выходила из церковных рамок и становилась ересью, нетерпимой для католической церкви.

В своем обстоятельном и глубоком анализе еретических движений средневековья Ф. Энгельс делит их по классовому признаку на две группы: бюргерскую и крестьянско-плебейскую. По мере развития городов и классового самосознания их обитателей различие, а потом и противоположность этих двух направлений в еретическом движении делаются все более явственными, так что если в XII в., пишет Ф. Энгельс, существовали лишь «предвестники» такой противоположности, то в определенном виде она «продолжает существовать в течение всего позднего средневековья».

Социальное содержание бюргерской ереси заключалось в борьбе против духовенства как части господствующего класса феодалов. Но чтобы выбить почву из-под ног церкви, надо было скомпрометировать проповедуемое ею учение, противопоставив ему другое религиозное же учение как более истинное или даже единственно истинное.

Удобным способом осуществления этого было обличение церкви в том, что она порвала с принципами первоначального христианства и со строем раннехристианской церкви; сам по себе данный факт был очевиден и констатация его — абсолютно правильной. И хотя требование возврата к порядкам начала нашей эры было утопическим и по форме реакционным, оно содержало в себе взрывчатый революционный заряд. Его антицерковная направленность объединяла в рамках одних и тех же движений не только горожан, но и некоторые слои низшего и среднего дворянства, плебейскую часть духовенства. Что же касается народных масс, то они были наиболее податливы к антицерковной и антифеодальной пропаганде и легко втягивались в любое движение подобного рода. Для бюргерской руководящей верхушки еретических движений всегда существовала опасность того, что крестьянско-плебейская масса перехлестнет достаточные для имущих классов пределы и выйдет из-под контроля, преследуя более далеко идущие революционные цели. Но помимо участия в общих еретических движениях, руководимых политиками и идеологами бюргерства, в XIV и XV вв. крестьянско-плебейское движение, по словам Ф. Энгельса, «выступает, как правило, уже совершенно самостоятельно рядом с бюргерской ересью».

Ф. Энгельс характеризует крестьянско-плебейскую ересь следующим образом: она «являлась прямым выражением потребностей крестьян и плебеев и почти всегда сочеталась с восстанием. Хотя она и разделяла все требования бюргерской ереси относительно попов, папства и восстановления раннехристианского церковного строя, она в то же время шла неизмеримо дальше. Она требовала восстановления раннехристианского равенства в отношениях между членами религиозной общины, а также признания этого равенства в качестве нормы и для гражданских отношений. Из «равенства сынов божиих» она выводила гражданское равенство и уже тогда отчасти даже равенство имуществ» ⁶⁷.

История еретических движений средневековья изобилует названиями ересей и представляет собой в этом смысле большую пестроту. Если не считать таких малоизвестных, как эвхиты, петробрусианцы, генрихиане, оливиты и т. д., то следует во всяком случае перечислить наименования ересей, сыгравших важную роль в средневековой истории: павликиане, богомилы, катары и альбигойцы, вальденсы, фратичелли, апостольские братья, беггарды, иоахимиты и особенно движение, связанное с именем Дольчино, лолларды и виклифиты в Англии второй половины XIV в., гуситы (табориты и калликстинцы) в Чехии в XV в. Остановимся кратко на том общем, что характеризует социальные и вероисповедные позиции этих видов средневековой ереси.

Большое место в идеологии почти всех ересей занимает обличение зла, царящего в мире. Прежде всего их мишенью выступало духовенство — его алчность, награбленные им огромные богатства, не-прекращавшаяся практика дальнейшего безжалостного грабежа народа, роскошная жизнь, которую вели прелаты разных чинов и категорий, разврат, царивший среди духовенства, высокомерие и надменность служителей божиих. Все это противопоставлялось евангельским образам Христа и апостолов, не имевших имущества, проповедовавших скромность и презрение к жизненным благам, милосердие и всепрощение и конечно же всеобщую любовь. Еретики отрицали право духовенства на монополию в делах веры. Вальденсы, например, утверждали, что проповедовать слово божие имеют право все, в том числе и миряне, что месса, которую служат священники, не имеет никакого значения, а молитва, произнесенная в любом месте, не хуже той, которая прочитана в церкви ⁶⁸.

Разделение людей на богатых и бедных еретики считали не единственным злом, царящим в мире. В более широком плане они рассматривали весь земной мир как воплощение зла и нечистоты. Здесь коренился дуализм доброго и злого начала в мире, заимствованный ранними ересями из манихейства и пронизывавший в дальнейшем вероучения многих средневековых сект. Богомилы считали творцом Вселенной не бога, а Сатану, который, по их представлениям, был сыном бога, притом старшим, в то время как Христос признавался его младшим сыном; на долю бога с этой точки зрения выпало сотворение только невидимого мира — духовного и вечного. Таких же взглядов придерживались и павликиане, а в дальнейшем — катары.

Культовая сторона религии во всех ересях была значительно упрощена по сравнению с католицизмом. Отвергая священство и духовенство в том смысле, в каком они составляли католическую церковь, некоторые ереси все же имели свою духовную иерархию. Катары делились на верующих и совершенных, последние по существу составляли духовенство. Фактически была основана новая церковь. Она созывала свои соборы, характер которых постепенно все больше приближался к тем, которые проводились восточной и западной церквами. Наибольшую известность получил проведенный в 1167 г. Собор в Сан-Феликс де Караман на юге Франции ⁶⁹.

XII век был периодом разгара движения катаров. Оно охватило Северную и Южную Италию, а затем и всю Францию, Фландрию, проникло в Швейцарию, Германию и Англию. К концу XII в. папство усмотрело настолько серьезную опасность для себя в существовании катарской и примыкавших к ней ересей, что приняло решительные меры для ее искоренения, не остановившись перед истреблением десятков тысяч как несомненных катаров, так и всех подозревавшихся в принадлежности к этой ереси.

После того как Латеранский собор 1179 г. не только подтвердил все прежние анафемы против еретиков, но и объявил крестовый поход против них ⁷⁰, начались войны против одной из основных цитаделей катаризма — области Альбижуа на юге Франции с центром в городе Альби. Хотя участникам крестового похода против еретиков были предложены все привилегии крестоносцев с отпущением грехов и с отсрочкой платежа долгов и податей, дело шло туго, пока в начале XIII в. за него не взялся со всей присущей ему энергией папа Иннокентий III. С 1209 по 1229 г. длились кровавые войны, в которых крестоносное ополчение действовало в соответствии с воззванием папы: «Истребляйте нечестие всеми средствами, которые откроет вам Бог!.. Бейтесь бодро с распространителями ереси; поступайте с ними хуже, чем с сарацинами…» ⁷¹

Борьба церкви с ересью сводилась к одному — полному истреблению всех причастных к ней, а для наведения страха — вообще возможно большего количества людей, пусть даже и непричастных. Общеизвестна реплика папского легата Арнольда Амальрика в ответ на вопрос одного из крестоносцев при взятии города Безье в 1209 г.: как отличать еретиков от католиков? Служитель милосердного Христа, ссылаясь на новозаветный текст (II Тим., II, 19), ответил: «Убивайте всех, господь отличит потом своих от чужих» ⁷². Неудивительно, что после такого инструктажа были истреблены все жители Безье, вероятно около 20 тыс. человек. Альбигойские войны привели к тому, что ранее цветущий край был превращен в безлюдную пустыню. Дальнейшее искоренение катаризма, как и других ересей, было уже делом инквизиции, которую папство не замедлило учредить после того, как ему удалось нанести решающий удар по альбигойцам.