Безвозмездные кредиты, поставка современных вооружений, командирование военных советников — это давным-давно стало нормой. И вот когда англичане, а также шах и его окружение посчитали, что время «Ч» настало, перед исполнителями провокационной акции зажгли зеленый свет. Повод подвернулся как нельзя кстати: из гарема Аллаяр-хана, который был зятем шаха, сбежали две женщины и укрылись в русском посольстве. Вскоре к ним присоединился и любимый евнух самого шаха. Мирза Якуб, которого юношей увезли из Еревана, а потом оскопили и посвятили в ислам, стал одним из самых доверенных лиц шаха: кроме чисто гаремных дел, он ведал всеми финансами. И женщины, и Мирза Якуб хотели вернуться в родной Ереван, который теперь принадлежал России, и просили у Грибоедова помощи и содействия.

В принципе, защита пленных и оказание им помощи в возвращении на родину входили в круг полномочий Грибоедова, поэтому, уведомив персидскую сторону, он разрешил беглецам до отъезда находиться в здании посольства. Это взбесило фанатично настроенных мусульман! Мирза Якуб был провозглашен отступником от веры, а русский посол — его покровителем и защитником. Шах и его зять умело подогревали эти настроения: вскоре на базарах и в мечетях стали раздаваться призывы к разгрому русского посольства. 30 января 1829 года фанатически настроенная толпа ворвалась на территорию посольства и не только перебила всех, кто там находился, но и, надругавшись над трупами, буквально их растерзала. Грибоедова опознали лишь по скрюченному пальцу, следствию полученного на дуэли ранения. В живых остался только секретарь миссии Иван Мальцов.

Вот что он написал несколько позже в своем отчете: «С час казаки наши отстреливались, тут повсеместно началось кровопролитие. Посланник, полагая сперва, что народ желает только отобрать пленных, велел трем казакам, стоявшим на часах, выстрелить холостыми зарядами, и тогда только приказал заряжать пистолеты пулями, когда увидел, что на дворе начали резать наших людей.

Около 15 человек из чиновников и прислуги собрались в комнате посланника и мужественно защищались у дверей. Пытавшиеся вторгнуться силою были изрублены шашками, но в это время запылал потолок комнаты, служившей последним убежищем русским: все находившиеся там были убиты низверженными сверху каменьями, ружейными выстрелами и кинжальными ударами ворвавшейся в комнату черни».

Как и было задумано в том самом, чисто восточном сценарии, шах тут же объявил о полной непричастности к этим трагическим событиям и даже попытался обвинить самого Грибоедова, спровоцировавшего праведный гнев истово верующих мусульман. Заодно он попытал счастья в реализации своей главной задумки — не платить оговоренную Туркманчайским договором контрибуцию. Но… не вышло. На турецком фронте русские войска перешли в решительное наступление. Шах, изрядно струсив и опасаясь, как бы они не двинулись на Тегеран, принес Николаю I официальные извинения. Больше того, он отправил в Петербург целую делегацию, которая привезла самую дорогую и почитаемую ценность Персии — легендарный алмаз «Шах». С подачи главного казначея в Тегеране его называли «Ценой крови».

Примечательно, что возглавлять эту делегацию шах поручил своему сыну. Этим персидский властелин хотел сказать, что, мол, доверяюсь вам, Ваше Величество, полностью. Делайте что хотите и с алмазом, и с моим наследником.

Русский император извинения принял, с наследником персидского престола обошелся милостиво, а алмаз велел хранить в подвальном сейфе Зимнего дворца. Несколько позже его перевезли в Оружейную палату Московского Кремля, где он пребывает и поныне.

Надо сказать, что волшебная сила «Шаха» возымела свое действие. Обласкав наследника персидского престола, Николай I сказал: «Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие». После этого инцидент посчитали исчерпанным, и дипломатические отношения между Россией и Персией были сохранены.

Но личный представитель Николая I генерал-майор Долгоруков, прибывший в Тегеран для улаживания последствий инцидента с разгромом посольства и зверским убийством Грибоедова, возвращаясь в Петербург, написал в качестве наказа остававшимся в Персии дипломатам: «В Азии не так, как в Европе. Здесь каждый день является перемена в мыслях и весьма часто в действиях. Чтобы не дать дурного хода делам и чтобы иногда успеть предупредить какие-либо действия, нужно быть скоро и верно извещену. Успех в деле от сего происходит. Чтобы дойти ж до намечаемой цели, надобно иметь людей, а людей без денег и подарков невозможно приобрести. Я совершенно того мнения, что не должно дозволять больших экстраординарных расходов, но необходимо также назначить сумму, чтобы отыскать одного или двух чиновников персидских, которые бы доставляли верные известия. По приезде же моем я не нашел ни одного человека, который бы хоть немного придерживался к нашей миссии, тогда когда всё валит к англичанам».

Понятно, почему Долгоруков не нашел ни одного человека, «который бы хоть немного придерживался к нашей миссии», — они были вырезаны в дни кровавого антирусского шабаша. Но преемники Грибоедова не сидели без дела и не предавались восточной неге: они действовали в соответствии с инструкций, полученной Александром Сергеевичем, и довольно быстро обросли нужными связями. Недаром на Руси говорят, что после Бога деньги первые. Судя по всему, они первые и после Аллаха. Во всяком случае, больших проблем во взаимоотношениях между Россией и Персией больше не было.

Но трагический инцидент, произошедший 30 января 1829 года, вошел в историю и навсегда остался в памяти россиян. К сожалению, такого рода события в истории российской дипломатии были отнюдь не последними. XIX век — это непрерывная череда восстаний, переворотов, революций, и всюду — то в Греции, то во Франции, то в Испании — дипломаты оказывались на переднем крае этих кровавых событий.

Чтобы шифры и архивы не достались охочим до них бунтовщикам, приходилось их укрывать, перепрятывать, а то и сжигать. Бывало и так, что в смертельной опасности оказывались и сами дипломаты, бывало и так, что они гибли, становясь легкой мишенью для всякого рода «борцов с ненавистным строем».

Но вернемся к истокам, вернемся к тому времени, когда Петр I, прорубив окно в Европу и заложив Санкт-Петербург, обратился к своей давней мечте — пробиться к теплому Черному морю. Азов, который половцы, а потом и турки называли Азак, он уже взял и к Азовскому морю прорвался. Но узкий Керченский пролив контролировали турки, а это значит, что выхода к Черному морю у России не было. Честолюбивые планы Петра Алексеевича еще долго оставались лишь планами: боеспособного флота у России в тех краях еще не было, а без этого соваться в Черное море означало тут же пойти на дно от пушечного огня многочисленных турецких фрегатов.

Поэтому пока что главной задачей было не спровоцировать турок на войну против России. Все силы Петра I отнимала Северная война. А тут еще досаднейшее поражение под Нарвой.

Это случилось в ноябре 1700-го. Петр I рвался к Балтике, но на пути были Нарва и Ивангород. Осадить-то их Петр I осадил, но взять не смог. А когда на выручку осажденным подошел Карл XII и атаковал позиции русских войск, многие офицеры-наемники бежали к шведам. Армия тут же превратилась в толпу, которая повалила через мост у острова Кампергольм. Мост, конечно же, рухнул, и сотни солдат пошли на дно. Всего в том сражении русская армия потеряла около 8 тысяч человек и полторы сотни орудий. Но самым большим позором было то, что шведам пришлось отдать и знамена.

Турки тут же оживились и решили вернуть отвоеванный Петром I Азов. Армии у российского самодержца не было, флота — тоже, поэтому он решил использовать доселе неведомое секретное оружие: он направил послом в Турцию графа Толстого. Вообще-то с Петром Андреевичем у царя были давние счеты: во время Стрелецкого бунта сановник выступил на стороне Милославских и призывал к расправе над Нарышкиными, родственниками матери юного Петра. Придя к власти, Петр I припомнил эту обиду и сослал Толстого в Великий Устюг. Двенадцать лет служил там воеводой граф Толстой. Там бы, наверное, и скончался, если бы не случай…