И тут чекисты допустили ляп, за который многим из них пришлось нести серьезную ответственность. Во время ареста и обыска на квартире Огородник сказал, что хочет дать письменные показания. Следователь обрадовался, дал ему бумагу, проверил лежавшие на столе авторучки и одну из них вручил Огороднику. Тот попробовал, сказал, что она плохо пишет, и попросил другую. Ему дали другую. Огородник усмехнулся, нажал на колпачок — и оттуда что-то выскочило, причем прямо в рот. Огородник дернулся, захрипел, изо рта пошла кровавая пена, и он рухнул на пол.

Потерявшие дар речи следователи пытались разжать зубы, делали искусственное дыхание — бесполезно. Вызвали «скорую», привезли в Склиф, но и там ничего сделать не смогли. В четыре часа утра Александра Огородника не стало. Произошло все это 22 июня 1977 года. Знаменательное совпадение: именно в этот день и час тридцать шесть лет назад на наши города упали первые фашистские бомбы.

Так закончилась операция «Агроном», но тут же началась другая, под названием «Сетунь». Впрочем, ее детали хорошо известны из довольно популярного фильма «ТАСС уполномочен заявить…». То, что американцы не знали о смерти Огородника и им подставили загримированного под него сотрудника КГБ, — это истинная правда. И то, что таким образом удалось выманить на встречу с Трианоном вице-консула американского посольства, а на самом деле профессиональную разведчицу (в фильме она превратилась в мужчину) Марту Петерсон, тоже правда. Задержали ее на Краснолужском мосту в районе Новодевичьего монастыря, доставили в приемную КГБ, обыскали, нашли послание для Трианона, а также деньги, кольца, кулоны, браслеты и… контейнер с ядом. Так как Марта пользовалась статусом дипломатической неприкосновенности, ее отпустили, объявили персоной нон грата и выслали из страны.

Но на этом история с Огородником не закончилась. Судя по всему, американцам и в голову не могло прийти, что Огородник покончил с собой, и бедная Пилар стала неформальной вдовой. «В худшем случае он арестован, — думали в Вашингтоне. — А раз так, есть возможность его спасти. В конце концов, Трианона можно обменять на какого-нибудь русского, которого ничего не стоит задержать за недозволенную деятельность на территории США».

О том, как высоко ценили Трианона в Вашингтоне, можно судить по такому многозначительному факту. Однажды во время беседы с советским послом государственный секретарь США Генри Киссинджер, несколько понизив голос, спросил, нельзя ли получить какую-либо информацию об Александре Огороднике, само собой разумеется, с целью участия в решении его дальнейшей судьбы. Посол пообещал связаться с Москвой… Ответ не заставил себя ждать: «Об Огороднике речь может идти только в прошедшем времени».

Как ни грустно об этом говорить, пример Огородника не стал другим наукой. Предательства среди дипломатов продолжались…

Что бы там ни говорили диссиденты и всякого рода борцы за свободу совести и права человека, предательство есть предательство. Иуды нигде и никогда не были в чести, ибо даже самые заинтересованные в количестве изменников лица прекрасно понимают, что единожды предавший, как и единожды солгавший, без каких-либо зазрений совести пойдет на предательство во второй, третий или пятый раз. Лишь бы платили, причем неважно чем, деньгами, должностями или паспортом заинтересованной в его услугах страны.

Александр Огородник успел воспользоваться только деньгами, а вот Аркадий Шевченко, занимавший куда более высокий пост, сумел получить и деньги, и паспорт. Правда, хватило ему этого паспорта всего на двадцать лет. Весной 1978-го Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР, заместитель Генерального секретаря ООН Аркадий Шевченко попросил политического убежища в США, а весной 1998-го его труп обнаружили в одном из пригородов Вашингтона, где он жил в полном одиночестве и умер, как уверяла американская печать, «от безнравственного и аморального образа жизни». То, что Шевченко много пил, ни для кого не было секретом еще в годы его работы в МИДе, а вот его амурные похождения стали достоянием уже американской печати. И то и другое можно было простить гражданину Советской России, но никак не гражданину США.

Самое же удивительное — оказалось, что предателя Шевченко взрастил и вскормил не кто иной, как многолетний и бессменный министр иностранных дел Советского Союза Андрей Громыко. Сам он, правда, это отрицал, заявив с экранов тогда еще Центрального телевидения, что дипломата в ранге Чрезвычайного и Полномочного Посла по фамилии Шевченко он не знает. А что касается того, что тот якобы довольно долго был его помощником и даже личным представителем, то такого рода помощников у него много и упомнить их всех он просто не может. Вот так-то! Никогда нельзя забывать, что дружба с властями предержащими никогда не бывает искренней: как только вы становитесь «бревном в глазу», вас тут же забывают и от дружбы отрекаются.

Дело прошлое, но Андрея Андреевича Громыко подвела не столько память, сколько привычка к безнаказанности. Всплыла кинохроника, где он рядом с Шевченко, замелькали фотографии, на которых хорошо видно, как в домашней обстановке общаются не только министр со своим помощником, но и их жены — Лидия Дмитриевна Громыко и Ленгина Шевченко. А несколько позже выяснилась еще одна пикантная деталь: оказывается, этих дам связывали не только узы дружбы, но и весьма тесные деловые отношения. Живя вместе с мужем в Нью-Йорке, Ленгина скупала по дешевке шубы, дубленки и всевозможный антиквариат, переправляла все это в Москву, а Лидия Дмитриевна перепродавала знакомым дамам или попросту сдавала в комиссионку.

Но как простой парнишка из Евпатории, с трудом поступивший в МГИМО и едва сводивший концы с концами на студенческую стипендию, смог, не боюсь этого слова, втереться в семью всемогущего министра и члена Политбюро ЦК КПСС? Для начала Аркадий решил квартирно-материальные проблемы. Как? Как все честолюбивые провинциалы: женился на москвичке, да еще на такой, родители которой работали за границей. Энергичная теща тут же наладила канал, по которому непрерывным потоком шли посылки с заграничным тряпьем, а молодые реализовывали его среди знакомых. Деньги у Аркадия появились. Но что деньги? Надо делать карьеру! И Аркадий засел за книги… По окончании института его сокурсники из семей руководящих работников разъехались по посольствам, а дальновидный Шевченко, смекнув, что диплом кандидата наук может стать хорошим подспорьем в будущей карьере, поступил в аспирантуру.

Тему он выбрал по тем временам совершенно новую, но чрезвычайно актуальную: «Разоружение после холодной войны». На дворе начало 60-х, за окном буйствует хрущевская оттепель, все больше трещин в железном занавесе, все больше контактов руководителей Советского Союза с президентами и премьер-министрами самых разных стран, все чаще заходит речь о запрещении атомного оружия, а иногда о его полном уничтожении. Так что с темой диссертации Шевченко попал в «десятку».

Но тогда же этой темой заинтересовался еще один человек, сын Андрея Громыко Анатолий. На каком-то этапе их интересы не только пересеклись, но и совпали. Они написали совместную статью для журнала «Международная жизнь», как тогда было принято, подписали ее псевдонимами, и, чтобы статья не пропала втуне, Анатолий решил получить благословение отца. Далее события развивались феерически! В последний момент Анатолий решил захватить с собой и соавтора. Статья всемогущему министру понравилась. Понравился ему и скромный, непритязательный соавтор. Больше того, Громыко по-отечески порекомендовал ему сочетать научную деятельность с практической работой в области дипломатии.

Шевченко не преминул последовать этому совету. Уже через год он работал в МИДе, стал третьим секретарем, готовил документы для дипломатов и политиков, участвовавших в международных конференциях по разоружению и запрещению ядерных испытаний. А вскоре последовали и зарубежные командировки — сначала кратковременные, а потом и на два-три месяца. Его даже взяли в качестве эксперта советской делегации на скандально известную сессию Генеральной Ассамблеи ООН, ту самую, на которой Хрущев стучал ботинком по трибуне и грозился показать американцам, где живет кузькина мать.