— Нет, — передернула плечами мать, — но пускать незнакомых людей… это слишком ужасно. Я не желаю, чтобы они тут жили, это не те люди, которых я бы желала пригласить в свой дом… Это означает — брать деньги за притворство.

— Но деньги — это то, ради чего все затевается. — Марка охватило чувство безнадежности. Это был не первый разговор на эту тему, и Марк устало молился в душе, чтобы он оказался последним. — За неделю я продал три антикварных вещи на общую сумму менее чем пятьдесят фунтов, а с приходом зимы дела пойдут только хуже. Ты, конечно, можешь и дальше тешиться, воображая себя помещицей, но у нас в банке на счетах нет уже денег для того, чтобы выкупить первый заклад, тем более — второй. Как только наш капитал упадет ниже этого уровня, управляющий банком начнет придерживать мои чеки.

— Марк! — ужас ее был неподделен.

— Я же не сказал, что он станет аннулировать счета, хотя и до этого недалеко. Но чеки будут проходить с трудом. Нянчиться с нами он не станет. Я же всегда мечтал нянчиться с собственными детьми.

— Но ты даже не женат.

— В этом нет моей вины: ты ведь не одобрила ни одной из моих девушек. Ты способна напугать любую…

Его мать моментально вышла из себя:

— Но и ты ведь не привел в дом ни одной приличной девушки, — так что же я могу поделать?! Я не понимаю, зачем я отдавала тебя в такие дорогостоящие школы; в тебе они не воспитали никакого вкуса, не внушили уважения к традиционным ценностям. А мужчина твоего положения…

— У меня нет никакого «положения», мама! Никакого, кроме полурабского, вызванного растущей тяжестью непомерных расходов в этом доме, — с упреком ответил Марк. — Если бы не сумасшедшее завещание отца, написанное в то время, когда я был ребенком…

— Так ты до сих пор ребенок! — набросилась на него мать. — У тебя нездоровая тяга к блестящим игрушкам. Последняя потаскушка кажется тебе принцессой.

— Дженифер Имс вряд ли можно назвать потаскушкой.

Внезапно мать смутилась:

— Так, значит, теперь ты подумываешь о ней? Об этой? Я-то думала…

Он вспылил:

— Так что? Что ты думала?

Мать отвернулась:

— Слухами земля полнится. Нельзя быть совершенно вне контакта с людьми.

— Я ничего не слышал и ничего не знаю, — отрезал он. — Будь добра, выражайся конкретнее.

Она собралась было сказать что-то, но передумала:

— Нет, дорогой, мне не нужно было говорить. У мальчиков свои игрушки. Я просто думала, что у тебя с Дженифер Имс все кончено.

По всей видимости, в последней фразе заложен был вопрос.

Он сжал кулаки.

— Мы с ней оба — занятые люди. И то, что мы не видимся, ничего не значит. Ее профессиональная жизнь…

Мать фыркнула:

— Копаться во внутренностях незнакомых мужчин — вряд ли приличная профессия для леди.

— Бог мой! Ты невозможна, мама! Ты нарочно пребываешь в своих допотопных представлениях, дабы создать себе определенный имидж, — или они плод твоего невежества?

Она предпочла игнорировать выпад.

— Что же касается ее семьи — вряд ли они люди нашего круга. Ее отец, полагаю, бросил службу, чтобы «найти себя», и теперь малюет второсортные картины где-нибудь в рыбацкой деревушке…

— Ее отец — прекрасный живописец, пейзажист; живет в Сен-Айв и является членом Королевской Академии живописи.

Она не слушала:

— …а ее мать — сочинительница или что-то в этом роде. Наверняка вся в сандалиях и бусинках, вроде этих хиппи, что толкутся в торговом центре. — Она внимательно посмотрела на Марка, чтобы удостовериться, что ее колкости достигли своей цели, и была разочарована, когда увидела на его лице выражение терпеливого несогласия. Нужно было менять тактику. — Впрочем, ее тетушка — член церковного комитета, мы работаем вместе. До замужества она была Дебенхэм. Я нахожу ее приличной женщиной, хотя и несколько странной, как все Дебенхэмы. Но ее дядя! — Гнев в ней одержал верх, как часто бывало. — Ужасный человек! Ужасный!

Марк, наконец, разжал рот:

— Ужасный — потому, что поведал тебе некоторые простые истины…

— Не будь глупцом.

— Ты хотела бы, чтобы я женился на какой-нибудь ужасной дуре из так называемой хорошей семьи, которая будет вечно пищать вокруг меня, указывая, что мне сказать и какой вилкой пользоваться. Так знай: я не желаю. Это было бы моей полной капитуляцией. Да и, честно говоря, одной тебя уже достаточно, черт возьми. Мне же нужна сильная, краснощекая деревенская девица, которая не боится запачкать руки в грязи.

Его мать, маленькая, тщательно и дорого одетая женщина с завитыми седыми волосами и трясущимися руками, поежилась.

Марк готов был ударить ее — и сделал бы это, если бы только это возымело эффект, если бы только он сумел пробиться через стену глупой фантазии, которой она отгородилась от мира. В свои пятьдесят шесть лет Мейбл Пикок Тобмэн держала стоическую оборону против Времени, которое одолевало ее тело, разум и образ жизни.

Поместье семьи Пикок, Пикок Мэнор, представляло собой массивный и красивый дом и несколько акров земли в Котсуолд гардэнз; по восточной границе его тянулись земли недавно восстановленного монастыря. Монастырский центр творчества и ремесел возник только после нелегких препирательств с миссис Тобмэн. Она доказывала, что Центр уничтожит «экологическую среду» Пикок Мэнор, хотя, по правде говоря, одного Центра было бы недостаточно для такого масштабного деяния. Сам особняк являл собою памятник безвестному архитектору, который создал его несколько веков назад. Говорили также, что сам Кэпэбилити Браун приложил руку к созданию парка, но Марку не удалось раздобыть письменных свидетельств тому в Книгах домовладения, которые были сохранены в целости, написаны дотошно — и сами по себе являлись памятниками истории. Будучи архитектором по призванию и по незаконченному образованию, Марк находил дом неиссякаемым источником вдохновения и комфорта. Но в то время как его мать видела в доме лишь показатель социального статуса и место проживания, Марк видел дом в целом, как произведение искусства.

И этот дом грозил им с матерью уничтожением.

Подобно красивому, любимому, но неразумному и бесполезному домашнему питомцу, этот дом разорял их и выживал их. Налоги, закладные, текущий ремонт и ремонт обстановки — все это со страшной скоростью съедало небольшой капитал, который им достался.

Основная проблема состояла в том, что, согласно завещанию отца, все финансовые полномочия оставались у матери до того момента, когда у женившегося Марка появится наследник. Таким образом, мать распоряжалась деньгами и домом и не желала делиться ими с какой-то там Томасиной, или Дайдр, или Хэрриет. Мать была капризна и не спешила с одобрением выбора Марка. И в этой строке завещания также проявилось сполна самодурство матери, поскольку она довлела над отцом Марка так же, как и над сыном.

Когда отец умер, Марку пришлось бросить университет, поскольку Мейбл понятия не имела, как управлять поместьем, и потребовала возвращения сына. Она не желала довериться профессионалу-управляющему, любому, по ее словам, «незнакомцу». И тут она начала опутывать Марка своей паутиной, совершая круг за кругом. Марк был вынужден умолять ее то об одном, то о другом. Мать играла в кокетливую игру под названием «Я ничего не понимаю в финансах» и устраивала кошмарные сцены по поводу любой траты, если эта трата не была нужна ей лично.

И не то чтобы не стоило тратить непомерные деньги на дом. Марк поставил бы на карту свою жизнь, чтобы поддержать его в достойном состоянии, но нынешняя ситуация была безнадежна: так же безнадежна, как и его мать в своем непонимании. Правда состояла в том, что или произойдет нечто ужасное — или дом придется продать.

— Конференц-зал — это совсем не отель, мама, — мрачно продолжал Марк. — В конференц-зале собираются директора компаний, чтобы обсудить проблемы и принять какие-то общие решения…

— Значит, что-то вроде школы? — Это еще хуже.

— Нет, любовь моя. Это вроде… вроде… — он пытался подыскать подходящее сравнение, которое было бы в силах преодолеть ее невежество и одновременно удовлетворить ее тщеславие. — Это вроде того, как если бы мы давали семейные званые вечера, — наконец нашелся он. — Это правда, что мы не знаем этих людей персонально, но они вряд ли могут быть неинтересными или незнатными: ведь именно наше семейство приглашает их, правда? То есть эти люди — нам ровня: они так же, как и ты, хорошо воспитаны… то есть… знают, как себя вести. Эта ведь меняет дело? У тебя будет прислуга, чтобы вести все дела: приготовление пищи, уборка, — и так далее. Ты же будешь вести себя как гостеприимная хозяйка, сидеть во главе обеденного стола, элегантно отвечать на вопросы… ну, что-то вроде этого, — неуклюже завершил он.