Общение с Костровым и его уроки, продолжавшиеся около трех лет, принесли несомненную пользу маленькому Добролюбову. Именно в эти годы начали складываться многие черты его натуры — трудолюбие, чувство, долга, любовь к науке, необычайная настойчивость в стремлении к знаниям. И если Костров не мог и даже не пытался поколебать патриархально-религиозные основы домашнего воспитания, полученного Добролюбовым, то, во всяком случае, он содействовал пробуждению его способностей, приучал его свободно и самостоятельно мыслить. По мнению Чернышевского, из всех учителей Добролюбова «ни один не приобрел таких прав на нашу признательность за содействие развитию гениальных способностей его», как Михаил Алексеевич Костров.
Хорошо подготовленный, развитой не по летам, Добролюбов в сентябре 1847 года поступил в уездное духовное училище, сразу в четвертый и последний класс.
Когда ректор училища привел скромного и застенчивого 11-летнего мальчика в класс, новые товарищи, в большинстве своем дети мелкого сельского духовенства, удивились и встретили его не слишком дружелюбно. Самые юные из них были старше его на два года, а многим уже стукнуло пятнадцать. Все они, уже четыре года просидевшие в стенах училища, с досадой и завистью смотрели на новичка, поступившего прямо в четвертый классу
— Да что ему! — говорили некоторые из них. — У него отец-то Никольский священник, богатый. Дом какой! Каменный! А наш-то ректор поросенка примет и сделает что угодно…
Прошло немного времени, и эти разговоры сменились совсем другими. Первые ученики класса явно встревожились:
— Говорят, братцы, он подготовлен хорошо. А латинский как знает! Книг много у отца… Он уж Карамзина прочитал…
И первые ученики начали присматриваться к опасному конкуренту. Мальчик показался им на редкость тихим, благовоспитанным, нежной наружности; у него были мягкие руки, он был застенчив, как девочка, и дичился товарищей. Перед приходом учителя и на переменах он обычно не принимал участия в общих играх и возне, а сидел на своем месте и читал книжку.
Можно подумать, что будущие семинаристы должны были невзлюбить тихоню и избрать его предметом постоянных насмешек, как это чаще всего бывает. Но получилось иначе. Николай Добролюбов, несмотря на свою юность, сумел быстро завоевать уважение товарищей своей серьезностью, знаниями, начитанностью. Его присутствие в классе повлияло даже на характер и ход занятий; многие ученики стали лучше учиться. Одноклассник Добролюбова Митрофан Лебедев рассказывает, например, что учитель латинского языка обычно задавал трудные переводы с русского на латинский, заставляя учеников самостоятельно выполнять эту работу. Добролюбов всех поразил тем, что представил не только полный перевод текста, но и дополнил его новыми материалами. После первого же опыта он получил высокую отметку.
Наиболее удачные из его упражнений учитель, отличавшийся суровостью и даже жестокостью, сам с удовольствием читал и разбирал в классе. Многие ученики стали тянуться за Добролюбовым, изучение трудного латинского языка сделалось гораздо интереснее, как вспоминает тот же Лебедев. Очевидные успехи показывал Добролюбов и в священной истории, которая считалась одним из главных предметов, а также в географии и арифметике.
Так прошел год. Летом Добролюбов окончил училище и перешел в семинарию, на второе отделение словесности. С сентября 1848 года начались занятия в семинарии, где Добролюбову пришлось провести пять лет.
Улицы и площади старинного русского города были живописно разбросаны на гористом берегу Волги при слиянии ее с Окой. В центре, на вершине холма, возвышались стены древнего Кремля, украшенные многочисленными башнями, окаймленные бульваром.
В годы детства Добролюбова Нижний Новгород был купеческо-мещанским городом; он играл заметную роль в экономике тогдашней России, вступавшей на путь буржуазного развития. Самое (расположение Нижнего, стоявшего на берегу большой судоходной реки в знаменитого своей ежегодной ярмаркой, определяло многие особенности этого быстро растущего торгового города. Впрочем, к середине прошлого века в нем насчитывалось всего 30 тысяч жителей; среди них подавляющее большинство составляли мещане и ремесленники, затем — купечество, духовенство, чиновники. Сравнительно небольшой прослойкой являлось дворянство, жившее в своих особняках на центральных улицах. Владельцы окрестных поместий и обедневшие дворяне, перебравшиеся на жительство в город, держались обособленной кастой, тщательно оберегая сословные традиции и предрассудки.
Культурная жизнь города была по тем временам довольно оживленной. Среди местной интеллигенции наиболее заметным лицом был Александр Дмитриевич Улыбышев, музыкант и историк музыки, из библиотеки которого мальчик Добролюбов постоянно брал книги. Своей биографией Моцарта (1843) Улыбышев приобрел всемирную известность. В молодые годы он жил в Петербурге и, между прочим, играл видную роль в знаменитом литературном кружке «Зеленая лампа»; на собраниях кружка он встречал юного Пушкина.
Известное сочинение Улыбышева «Сон» (1817), содержавшее утопическую картину будущего общества, явилось одним из основных литературно-политических документов движения декабристов. Вряд ли можно сомневаться в том, что Добролюбову была известна эта сторона деятельности Улыбышева, человека, в свое время близко стоявшего к дворянским революционерам.
В доме Улыбышева, жившего на Малой Покровке, неподалеку от Добролюбовых, часто собирались музыканты (среди них бывал молодой композитор М. А. Балакирев, приезжал начинающий А. Н. Серов); здесь исполнялись произведения классической музыки. В местном театре Улыбышев пользовался непререкаемым авторитетом, как критик и знаток искусства.
В 1848–1852 годах в Нижнем жил Михаил Ларионович Михайлов, будущий известный поэт и публицист, соратник Чернышевского и Добролюбова. Он занимал скромную должность в Соляном управлении, писал театральные рецензии и заметки в нижегородской газете. В 1850 году Михайлова разыскал и навестил Чернышевский, остановившийся в Нижнем на обратном пути из Саратова в Петербург; они познакомились еще в университете, где Михайлов посещал лекции в качестве вольнослушателя.
Глубокие социальные сдвиги, назревавшие изнутри, еще не были видны на поверхности. Казалось, ничто не нарушало веками установившегося порядка вещей. Как всегда, по утрам сонные улицы Нижнего оглашались колокольным перезвоном множества церквей — их было в городе не менее четырех десятков. Как всегда, неторопливо, крестясь на колокольни, шли по улицам обыватели, направлялись к своим лабазам и лавкам купцы. Возле трактиров несколько извозчиков торчали около своих кляч в ожидании седоков. Мостовых в ту пору в Нижнем почти не было. Историк города замечает, что купцы и чиновники сопротивлялись постройке мостовых из опасения, что грохот колес по камням будет тревожить их сонное спокойствие. Поэтому какой-нибудь лихач, промчавшийся по тихой улице, обычно окутывал редких прохожих облаками густой пыли. По вечерам главные улицы скудно освещались фонарями с конопляным маслом. На самых людных перекрестках стояли полосатые будки — символ порядка, а возле них дремали стражники, вооруженные длинными и бесполезными секирами.
Летом город оживал на два месяца, когда открывалась нижегородская ярмарка. В это время сюда съезжалось Множество купцов и промышленников, товары привозили из самых дальних мест. Сюда являлись купцы из Индии, Персии, Китая; из Европы приезжали дельцы и авантюристы, жаждущие наживы. Громадная ярмарка с бесконечными рядами лавок и магазинов, с балаганами, бродячими фокусниками, разношерстным людом представляла собой шумное и пестрое зрелище.
Изредка в Нижний наезжали «высочайшие» гости — члены царской фамилии, и им устраивалась пышная встреча. Однажды, в 1834 году, местное дворянство было взбудоражено приездом самого Николая I. Царь вместе с Бенкендорфом совершал путешествие по стране и решил «осчастливить» Нижний. Город огласился барабанным боем, начались парады и смотры. Уезжая, самодержец распорядился построить новые казармы на берегу Волги. Николай приезжал сюда и, позже, посещал ярмарку.