{* Quod solum formae decus est, cecidere capilli. Петроний, сатира, 109. (Примеч. автора).
** … laevior … rotundo
Horti tubere, quod creavit unda (там же) (мягче гриба, который сырость взращивает на почве сада). “Голова, говоря языком садовника, есть луковичное образование между двумя плечами”. (Д. А. Стивенс {36}. “Лекция о головах”). (Примеч. автора; лат.).}
*** Turpe pecus mutilum; turpe est sine gramine campus;
Et sine fronde frutex; et sine crine caput.
Ovid: Artis Amatoriae, III, 249.
[Стыдно быку без рогов, и стыдно земле без колосьев,
Стыдно кусту без листвы, а голове без волос.
Овидий. Наука любви. III, 249-250.
(Пер. М. Гаспарова)]. (Примеч. автора).
**** At vero, quod nefas dicere, neque sit ullum hujus rei tarn dirum exemplum: si cujuslibet eximie pulcherrimae, que foeminae caput capillo exspoliaveris, et faciem nativa specie nudaveris, licet ilia coelo dejecta, mari edita, fluctibus educate, licet, inquam. Venus ipsa fuerit, licet omni Gratiarurn choro stipata, et toto Cupidinum populo comitata, et balteo suo cincta, cinnama fragrans, et balsama rorans, calva processerit, placere non poterit nee Vulcano suo. Apuleius Metamorph. II, 25.
Но если бы (ужасное предположение, да сохранят нас боги от малейшего намека на его осуществление!) {37}, если бы у самых прекраснейших женщин снять с головы волосы и лицо лишить природной прелести, то пусть будет с неба сошедшая, морем рожденная, волнами воспитанная, пусть, говорю, будет самой Венерой, хором граций сопровождаемой, толпой купидонов сопутствуемой, поясом своим опоясанной, киннамоном благоухающей, бальзам источающей, - если плешива будет, даже Вулкану своему понравиться не сможет. Апулей. Метаморфозы, II, 25. (Примеч. автора).
***** Πεσικειςομένη. (Примеч. автора).
****** Софокл, “Электра”, 449 {39}. (Примеч. автора).
******* Еврипид. “Орест”, 128 {40}. (Примеч. автора).
******** “Но ночью мою душу волнуют подобные думы” {42} (греч.). (Пер. Н. И. Гнедич).
За обедом его преподобие поведал миссис Опимиан об утрешнем происшествии, и, как он и ожидал, семь сестер вызвали суровый ее приговор. Не теряя обычной безмятежности, она, однако, спокойно и решительно объявила, что в добродетель молодых людей не верит.
- Душа моя, - сказал ей пресвитер, - кто-то, не помню кто, сказал, что в жизни каждого есть своя загнутая страница. Возможно, и в жизни нашего юного друга она есть; только том, ее содержащий, лежит не под той крышей, под которой обитают семь сестер.
Его преподобие не мог пойти спать, не выяснив своих сомнений относительно волос весталок; он вошел в кабинет, достал с полки старый фолиант и намеревался заглянуть в Lipsius de Vestalibus {Липсий {44} о весталках (лат.).}, как вдруг в мозгу его мелькнули строки, проливавшие свет на мучивший его вопрос. “Как же я мог это забыть?” - подумал он.
“Ignibus Iliacis aderam: cum lapsa capillis
Decidit ante sacros lanea vitta focos {*}”, -
{* У илионских огней я была, когда вдруг соскользнула / Долу повязка моя перед священным огнем {45}. (Примеч. автора).}
говорит в “Фастах” Сильвия {46}.
Он взял “Фасты”, полистал и напал на другую строчку:
Attonitae flebant demisse crine ministrae {*}.
{* Мчится она без ума, как фракийские, слышно, менады
Носятся, космы волос на голове распустив {48}.
(Примеч. автора).
И заметку старого толкователя: “Это взразумит тех, кто сомневается в том, были ли волосы у весталок”.
“Отсюда я заключаю, - сказал себе отец Опимиан, - что в своих сомнениях я не одинок; ясно, волосы у них отрастали. Но если они окутывали их шерстью, то были они или нет - какая разница? Vitta {Повязка (лат.).} - тут и символ, и надежная защита целомудрия. Не посоветовать ли юному другу, чтоб он тоже окутал так головы своих весталок? И для всех будет безопаснее. Но трудно вообразить совет, который встретит меньшую признательность. Лучше уж принимать их какие они есть и не вмешиваться”.
1. ГЛАВА V
СЕМЬ СЕСТЕР
Εὔφραινε σαυτόν˙ πνῖε τὸν καθ᾽ ἡμέραν
Βίον λογίζου σόν, τὰ δ᾽ἄλλα τῆς Τύχης
Euripides. Alcestis
…За кубком
Хоть день, да твой,
А завтра чье-то завтра {48}.
Прошло немного времени, и его преподобие вспомнил, что обещался еще наведаться к новому знакомцу, и, намереваясь у него переночевать, попозже отправился из дому. Погода стояла жаркая, он брел медленно и чаще обычного останавливался отдохнуть в тени деревьев. Его провели в гостиную, куда вскоре вышел мистер Принс и сердечно его приветствовал.
Они вместе отобедали в нижнем этаже башни. Обед и вино пришлись весьма по вкусу отцу Опимиану. Потом они отправились в гостиную, и те две девушки, что прислуживали за обедом, принесли им кофе и чай.
Его преподобие сказал:
- У вас тут много музыкальных инструментов. Вы играете? Мистер Принс:
- Нет. Я руководствовался суждением Джонсона {49}: “Сэр, однажды я решил было играть на скрипке; но понял, что, чтобы играть хорошо, надобно играть всю жизнь, а мне хотелось делать кое-что и получше”.
Преподобный отец Опимиан:
- Стало быть, вы держите их лишь для мебели и к услугам гостей?
Мистер Принс:
- Не вполне. Служанки мои на них играют и поют под их аккомпанемент.
Преподобный отец Опимиан:
- Служанки?
Мистер Принс:
- Ну да. Они получили превосходное воспитание и обучены игре на разных инструментах.
Преподобный отец Опимиан:
- И когда же они играют?
Мистер Принс:
- Каждый вечер в эту пору, если я дома один.
Преподобный отец Опимиан:
- Отчего же не при гостях?
Мистер Принс:
- La Morgue Aristocratique {Аристократическая надменность (спесь, чванство) (фр.).}, охватившая все наше общество, не потерпит таких занятий со стороны женщин, из которых одни готовили бы обед, а другие присматривали за его приготовленьем. Во времена Гомера это не сочли бы недопустимым.
Преподобный отец Опимиан:
- Но тогда, я надеюсь, вы не сочтете это недопустимым и нынче вечером, ибо Гомер - связующее нас звено.
Мистер Принс:
- Вам хотелось бы их послушать?
Преподобный отец Опимиан:
- Очень бы хотелось.
Две младшие сестры явились на зов, им сообщено было о желании его преподобия, и вот все семь пришли вместе в белых платьях, отделанных пурпуром.
“Семь плеяд, - подумал отец Опимиан. - Какое созвездие красавиц!” Он встал, поклонился, и они все очень мило кивнули ему в ответ.
Потом они пели и играли на фортепианах и на арфе. Отец Опимиан был в восхищении.
Потом перешли они к органу и исполнили кое-что из духовной музыки Моцарта и Бетховена. А потом стали молча, словно ожидая приказаний.
- Обычно напоследок, - сказал мистер Принс, - мы поем гимн святой Катарине, но, быть может, это не в вашем вкусе; хотя святая Катарина и значится в англиканском церковном календаре.
- Я люблю духовную музыку, - сказал его преподобие, - и не стану возражать против святой англиканского церковного календаря.
- Вдобавок, - сказал мистер Принс, - она - символ безупречной чистоты и как нельзя более подходящий пример для юных девушек.
- Совершенно справедливо, - заметил отец Опимиан. (“И совершенно непонятно вместе с тем”, - подумал он про себя.)
Сестры спели свой гимн, раскланялись и удалились.
Преподобный отец Опимиан:
- Руки у них, кажется, не огрубели от домашней работы.
Мистер Принс:
- Они лишь ведут хозяйство. Для грубой работы у них свой штат прислуги.
Преподобный отец Опимиан:
- В таком случае, их обязанности схожи с теми, какие исполняли девушки у Гомера в домах своих отцов с помощью рабынь.