Надо, однако, остерегаться односторонних суждений. Такова не только американская "мораль", к такому идеалу стремятся на всех парусах и в Германии. И ныне более, чем когда-либо. Красноречивым доказательством могут служить народные песни, изданные в последние годы почтенными педагогами для немецкого юношества. В прелестной песне "Там внизу на мельнице" место исчезнувшей возлюбленной занял в школьном издании – дядюшка. В песне о диком охотнике из-за кустов выходит уже не смуглая девушка, а резвый молодой олень. В очаровательной песне "Когда ветерок целует твои щеки и руки, верь, что это вздохи, которые я посылаю тебе" – последние слова переиначены так: "Верь, что это письма, которые я посылаю тебе". Слова: "Что значит мой сон, будто умерла моя милая?" – исправлены так: "Что значит, что падают с деревьев увядшие листья?"

Нет ни одной пропасти между идеей и действительностью, как бы она ни была глубока и широка, которую буржуазное общество не старалось бы и все снова старается тщательно затушевать. И притом весьма успешно. Вводящая в обман кулиса и ныне еще принимается миллионами за подлинную действительность, сделанная из папье-маше мораль – за каменный утес истинной и неизменной нравственности.

Необходимо сказать в заключение еще несколько слов о рамках и границах этого третьего, и последнего тома нашей истории нравов. Так как капиталистическое товарное производство – базис буржуазного государства, то главной рамкой служит, естественно, XIX столетие. XIX век стал для всех стран кульминационной точкой капитализма, подобно тому как кульминационным пунктом абсолютизма для всех стран – кроме Англии – был XVIII век. Однако начало XIX столетия определить довольно трудно, во всяком случае относительно Англии и Франции, где, как мы знаем, буржуазное общество сложилось значительно раньше. А что касается современности, то мы нарочно не ставим здесь никаких границ, так как всегда стремимся показать историческое развитие в его поперечном, а не продольном разрезе.

Идеал физической красоты в век господства буржуазии

Буржуазный идеал красоты

Буржуазная действительность

Последствия машинного производства

Каждая новая историческая эпоха создает всегда и свой идеал физической красоты современного человека. Хотя это положение было уже развито и подтверждено доказательствами в двух первых томах, здесь необходимо прибавить еще некоторые дополнения к этому общему тезису.

Было бы, безусловно, неправильным предполагать, что этот идеал существует только в головах людей как идея. Во многих отношениях он осязаем телесно и существование его доказуемо, именно потому, что люди стараются как можно больше приспособиться к этому идеалу красоты, порожденному, правда, идеей, но обусловленному всем комплексом жизненных потребностей, постоянно, как мы знаем, меняющихся. Это приспособление совершается при помощи жестов, движений, поведения, костюма – словом, всего жизненного обихода. Так как не подлежит сомнению, что люди отличаются такими особенностями гораздо отчетливее, чем ростом или телосложением, то отсюда следует, что люди разных эпох должны резко отличаться друг от друга и в этом особом физическом отношении. Так оно и есть на самом деле. Человек эпохи Ренессанса имеет свою особую, только ему свойственную линию, как и человек галантного века и человек современного капиталистического периода. Каждый представляет совершенно непохожий на других тип.

Превращение одного типа в другой никогда не происходит, естественно, очень быстро. Идеал физической красоты, создаваемый людьми, постоянно видоизменяется. На примере пластических искусств человек, умеющий видеть, может очень хорошо уяснить себе эту постоянную смену, так как пластические искусства увековечили, так сказать, тоску и мечту каждой эпохи о красоте, сегодняшней, вчерашней и позавчерашней. Происходит вечная смена, ибо ни один день истории не похож на предыдущий. Сумма условий жизни становится с каждым днем другой, хотя, правда, различие сводится к незначительным оттенкам.

В тонких оттенках и выражается поэтому обыкновенно в эстетической области эта постоянная смена исторического положения вещей. Как бы, однако, ни были незначительными эти оттенки, одно остается бесспорным. Если бы вы захотели в один прекрасный день устранить промежуточные звенья и сравнить современный момент эволюции с ее исходной точкой, то вам пришлось бы констатировать, что из первоначального образа вырос совсем другой идеал. Оглядываясь назад на более или менее продолжительную эпоху, вы далее увидите, что – а это очень важно – начиная с известного момента эти оттенки всегда лежат в одном направлении. Так постепенно складывается совершенно новый идеал, причем тот идеал, которому ныне поклоняются, на который ныне молятся, представляет собой нечто совершенно противоположное, даже враждебное первоначальному образу, перед которым люди когда-то склоняли колени. Но именно эти противоположные линия считаются теперь единственно красивыми, провозглашаются сущностью новой красоты, выставляются как канон будущего.

Поэтому мечта новой эпохи об идеальной красоте принципиально иная, чем та, которая господствовала в более или менее далеком прошлом, так как потребности стали совершенно иными: люди стремятся теперь к иным целям. Факт этот долго остается неосознанным, но в один прекрасный день он все-таки входит в сознание. Как мы уже выяснили в первом томе, это имеет обыкновенно место в революционные эпохи. В этом смысле революционными эпохами считаются такие, когда изменившаяся, неизбежно сложившаяся историческая ситуация входит во всеобщее сознание.

Если же переработка старых идеалов совершается уже не бессознательно, не как результат инстинктивного следования известному закону, а преднамеренно, то она отличается тем большей радикальностью и последовательностью. Люди стремятся к поставленной цели уже напрямик. Вот почему, с другой стороны, эти эпохи вызывают ложное впечатление, будто ими создана новая форма, тогда как на самом деле новая революционная эпоха подводит лишь итог работе давно действовавших сил и в лучшем случае доводит процесс развития к его цели кратчайшим путем.

А цель всегда одна и та же – снова привести в гармонию форму и содержание.

Вот почему и буржуазный идеал физической красоты был создан не французской революцией и не художником-истолкователем Ж. Давидом, а сложился гораздо раньше в Англии, да и был уже подготовлен в своих существенных чертах во Франции. Правда, некоторые наиболее характерные черты и линии он получил лишь в эпоху Великой французской революции потому именно, что последняя очень скоро вступила в сознательную оппозицию завершенному ею прошлому, эпохе абсолютизма.

В своем окончательном виде буржуазный идеал красоты диаметрально противоположен идеалу абсолютизма. Он должен был находиться в таком же резком противоречии к последнему, в каком некогда идеал красоты Ренессанса находился к средневековому идеалу красоты. Ибо снова стояли перед человеком, этим живым орудием истории, иные цели, и снова он должен был сыграть в жизни иную роль, чем прежде.

Так как идеал красоты каждой новой эпохи всегда диктуется интересами политически господствующих или по крайней мере задающих тон классов, то в эпоху абсолютизма красивым считался человек, предназначенный к бездействию и безделию. Все, что во внешнем облике человека напоминало о систематической работе, все, что с виду благоприятствовало ей, считалось некрасивым. Этот паразитический идеал, идеал бездельника, возведенный в идеале человеческой красоты, получил свое наиболее точное и наиболее рафинированное выражение в царствовании Людовика XV. В эпоху Рококо он праздновал свой высший и всеми признанный триумф.

В эту же эпоху наметился, однако, и перелом, ибо тогда уже назревала новая эпоха. По мере того как под влиянием ускоренного фабричной индустрией процесса капитализации менялся весь общественный организм, по мере того как распространялись вместе с тем буржуазные идеи, менялся и идеал красоты Рококо, превращаясь уже до начала революции в свою прямую противоположность. Эта диаметральная противоположность соответствовала, естественно, совершенно изменившимся потребностям общества. История поставила перед рвавшейся к господству буржуазией самые сложные и трудные проблемы в самых разнообразных областях.