— Кто же мог придумать такую ложь?

Даже ее мачехе не удалось бы лучше разыграть эту сцену. А может быть, и удалось бы…

— Осмелюсь надеяться, мэм…

Хриплый голос Тиммса слегка дрогнул. «Хорошо, у меня получилось растрогать его…»

— …что вы позволите нам обыскать комнаты.

Лидия прекрасно знала, что Джейми записывал только замечания по поводу тональностей и глагольных форм, поэтому она уронила голову в ладони, кивнула и издала единственный приглушенный всхлип. Обладай Карлебах хоть какими-нибудь актерскими наклонностями, он бы тут же воспользовался поводом броситься к ней и заклеймить Тиммса жестоким чудовищем (что только усилило бы желание Тиммса поскорее покончить с обыском и притупило бы его внимательность), но профессор сумел лишь выдавить:

— Ну же, сударыня…

Вместо него к ней на помощь пришла Элен, которая, должно быть, подслушивала, стоя у дверей детской:

— Ноги вашей здесь не будет! — горничная помахала мокрой губкой перед носом полицейского. — Пока не покажете ордер, как положено, выписанный судьей, а его-то у вас и нет…

— Все в порядке, — прошептала Лидия. Лучше было вести себя так, словно им нечего скрывать, чем требовать ордер. — Элен, пожалуйста, покажите джентльмену комнаты. И… и принесите мне воды…

С удовлетворением она отметила, что Миранда, которая обычно вела себя на удивление спокойно, разразилась криком, едва Тиммс шагнул в детскую.

Стоило только Тиммсу скрыться за дверью, Лидия встала, собрала полицейские отчеты и вручила их Карлебаху.

— Не беспокойтесь за меня, — прошептала она, выпроваживая старого ученого в коридор.

Не хотелось бы, чтобы отчеты конфисковали… В растерянности и недоумении она подошла к окну и стала там, прислушиваясь к негодующему голосу Элен, истерическим рыданиям миссис Пиллей и воплям Миранды и вглядываясь в темноту чужеземной ночи. Она не знала, что ей теперь делать, кроме как ждать весточки.

В Шелковом переулке Эшер собирался нанять другого рикшу, но доехать туда не успел.

На Синьчжуши — одной из главных улиц, пересекавших Внешний город, — кто-то окликнул его возчика. Сам Эшер не понял ни слова: говорили то ли на языке хакка, то ли на кантонском, то ли еще на каком-то из дюжины китайских «диалектов», которые на самом деле были не диалектами, а отдельными языками. Поэтому он не слишком удивился, когда рикша свернул с широкого проспекта в улочку хутуна, стиснутую серыми стенами с утопающими в них воротами, а оттуда — в тупик шириной не более пяти футов, провонявший рыбьими головами и человеческими испражнениями. Он крикнул «Тин!» — стой! — но рикша и не подумал остановиться, и тогда Эшер вытащил из ботинка нож, достал из кармана пиджака револьвер, выпрыгнул из возка и прижался спиной к стене, готовясь к драке.

Те, кто поджидал его, стояли по обе стороны тупика, в самом его начале. Поначалу он не мог понять, сколько их, потому что из ближайшего хутуна просачивались лишь слабые отблески света. Стоило только Эшеру спрыгнуть на землю, как его рикша тут же скрылся за углом дальше по проулку, прихватив с собой возок и фонарь. Эшер послал ему вслед проклятие, хотя едва ли мог винить его: окажись он сам втянут в стычку, где его могли случайно убить, он бы тоже постарался убежать. Он скорее угадал, чем увидел тени двух человек, которые перекрыли проход в хутун, и выстрелил, больше чтобы показать, что у него есть огнестрельное оружие, чем в надежде ранить хотя бы одного из них. Затем он со всех ног бросился к выходу из тупика, рассчитывая, что страх перед вторым выстрелом удержит их.

Расчет оказался неверным. В темноте Эшер наткнулся на что-то, и пока он размахивал руками в попытке восстановить равновесие, в воздухе раздался свист, издаваемый, скорее всего, азиатским подобием кистеня. Пришедшийся в плечо удар сбил его с ног («Цеп», — подумал он, пытаясь встать), и тут же на него навалились со всех сторон. Он пнул кого-то ногой, ушел от захвата, почти вслепую полоснул ножом, снова увернулся, а затем ему на спину обрушился цеп — два коротких дубовых бруска, соединенных цепью. Его схватили за руку, пытаясь отнять пистолет…

И внезапно отпустили.

В нос ударил сильный запах крови, а еще — испражнений, покидающих тело умирающего человека.

Кто-то из нападавших завопил, и Эшер кое-как отполз с места схватки.

Послышался быстрый топот. Глаза почти привыкли к отсутствию света, и он сумел различить две фигуры, убегающие прочь. Узкий тупик по-прежнему тонул во тьме, из которой проступило бледное, лишенное всех красок лицо в окружении бесцветных волос — словно призрак соткался из дымки на том месте, где разгорелось побоище.

Из темноты донесся тихий голос:

— Не знал, что у вас есть знакомые среди китайцев, Джеймс.

Эшер, дрожа, привалился к стене. Плечо болело так, как бывает при переломах. Ему доводилось видеть людей, забитых цепами для риса, поэтому он понимал, насколько близок был от смерти.

— Эти господа имеют какое-то отношение к попытке вашего ареста? — вампир вдруг оказался совсем рядом с ним, с той стремительностью, которая бывает только во сне. Эшер чувствовал запах крови, исходивший от его одежды. — Или же у вас несколько врагов?

Исидро взял его за руку и вложил в ладонь цеп, который Эшер спрятал в карман пальто.

— Вашему рикше можно доверять? — он вручил Эшеру выроненный во время драки нож, затем вывел его в хутун, откуда лишь несколько футов оставалось до фонарей и шума Синьчжуши. — Он затаился в конце тупика. Или вы предпочтете нанять другого?

— Найму другого, — Эшер сам поразился тому, как спокойно прозвучал его голос. — Вряд ли я сумею добраться до переулка Чжулун самостоятельно, а наш приятель, — он кивнул в сторону тупика, — может навести на меня банду, на которую он работает.

— Вот, возьмите, — Исидро остановился в нескольких ярдах от проспекта, там, где тени хутуна по-прежнему скрывали его, и протянул Эшеру поношенное и довольно грязное синее хлопковое ципао, снятое (в чем Эшер не сомневался) с одного из убитых. Эшер молча переложил содержимое карманов пальто и пиджака в карманы брюк, затем снял верхнюю одежду и натянул длинное подбитое ватой платье. В одном из карманов обнаружилась черная тканевая шапка, которую он тоже надел.

— Зачем вам в переулок Чжулун? — Исидро перебросил снятые вещи через согнутую в локте руку. — И позволено ли мне будет спросить, что такое этот «чжулун»?

— Существо, якобы обитающее под некоторыми из пекинских мостов, — судя по тому, как на нем сидело ципао, расставшийся со стеганой одеждой покойник был ростом почти с Эшера, к тому же довольно плотным для китайца. — В том переулке я рассчитываю найти человека, который предоставит мне безопасное убежище и скажет, какая из банд и почему открыла на меня охоту. Наверное, следили за мной весь вечер, от самого дома Мицуками.

Он снова проверил карманы и убрал нож в ботинок.

— Возможно, их привлекли мои расспросы о местах, куда может направиться любитель необычных удовольствий, или же…

Исидро резко повернул голову — движение настолько для него нехарактерное, что Эшер невольно подумал: «Не только за мною следят…».

— Что такое?

— Ничего, — но желтые глаза вампира смотрели куда-то в сторону, выдавая обман, и Эшеру пришло в голову, что его спутник не стал пить кровь убитого им человека.

Не осмелился.

Он положил ладонь на пиджак и пальто, ощущая под слоями ткани костлявую руку.

— Могу ли я попросить вас испачкать эту одежду в крови, а затем избавиться от нее таким образом, чтобы все, кто захочет меня найти — Хобарт, Мицуками, немцы, австрийцы, словом, кто угодно, — решили, что я расстался с этим миром? Ничто так не обескураживает преследователей, как доказательство гибели их жертвы.

В глазах вампира промелькнула усмешка:

— Две души связаны общей мыслью.

— И не могли бы вы сообщить Лидии, что со мной все в порядке? Скажите ей, чтобы она никому — ни Элен, ни профессору Карлебаху, никому — не говорила об этом. Глядя на нее, все — в том числе и те, кто поджидает меня, — должны поверить, что я мертв.