Сколько раз Василий помогал им, когда строили новый дом! И частенько Тамара поминала: Не зря говорится: хороший сосед лучше далекого брата. . И вот теперь. . О Аллах, что же делать. . Видно, придется уступить. Авось не поступит. . Эта мысль несколько утешила ее.

      Наутро Мадина проснулась с неясным чувством ожидания чего- то важного. Это смутное ощущение тревожило, лишало привычного желания понежиться в постели. Она быстро встала, заправила кровать и вышла на кухню. Мать замешивала тесто. - Удивительно, что сама встала, не дожидаясь, пока подниму, - мельком взглянула она на дочь.

      - Приготовь творог для начинки. Мадина молча выполнила поручение, испытующе поглядывая на мать в надежде, что она заговорит о вчерашнем. - Что, пошла нажаловалась Любе? Против своей же матери ее в союзницы призвала? - бросила она на дочь осуждающий взгляд. - Твое счастье, что не хочу с Любой ссориться. Ничего не поделаешь. . А ты думаешь очень тебя там ждут? Как же. Им и своих хватает. Чем будут говорить, что дочь Тамары пыталась поступить и не смогла - лучше совсем не пытайся. Мадина тем временем поставила на огонь сковороду, налила масла. По словам матери, по тону она с радостью поняла, что лед тронулся.

      - Я подготовлюсь как следует, нани. Если и не удастся в этом году, в следующем поступлю.

      - Да поступишь, поступишь. . До следующего года обязательно поступишь, куда следует. . - кивая головой, многозначительно усмехнулась Тамара. Мадина взяла с перевернутого сита готовый чапильг, опустила в сердито зашипевшее масло.

      - Люди вон по нескольку лет подряд пытаются поступить.

      - Думаешь, мы бесконечно будем отправлять сватов ни с чем? Что про нас люди скажут? Мадина сзади обняла мать за плечи:

      - Нани, почему ты так спешишь от меня избавиться? Что ты делать- то будешь, когда без меня останешься? Как жить будешь? О- ох, мне заранее тебя жаль. . бедняжка. . - нарочито страдальчески вздохнула она.

      - Не дурачься, - не сдержала улыбку Тамара. - За сковородой вон смотри. А без тебя я стану делать то, что делают вовсе тебя не имеющие. . .

      После завтрака Мадина побежала к Наташе. Войдя во двор, на ходу достала из свертка дольку чапильга, бросила как всегда радостно встречавшему Дружку и заспешила в дом.

      - Кого вижу! - протянула Наташа, удивленная необычно ранним визитом подруги. - Что- то ты подозрительно сияешь! Выкладывай, что у тебя?

      - Вот! - Мадина с шутливой торжественностью преподнесла ей сверток в промасленной бумаге. - Ешь, пока совсем не остыли. Наташа положила сверток на стол, развернула.

      - У- у, опять Дружок в долю вошел! - притворно возмутилась она, но не принялась сразу за гостинец, как делала обычно.

      - А где ваши?

      - Мама в огороде возится, Сережка спит еще, а папа на работе - отчиталась Наташа, увлекая подругу в свою комнату. - Ну рассказывай, что тетя Тамара? . .

      - Представляешь, уступила все- таки.

      - Ур- ра- а! Наташа схватила подругу в объятия, закружила по комнате. Обе девушки с размаху плюхнулись на диван. - Я же говорила: мама все устроит. Сама знаешь - она тебя больше родной дочери любит, мне всегда в пример ставит, - с наигранной ревностью в голосе проговорила Наташа. - Все хорошо, что хорошо кончается. Пошли, теперь и перекусить не грех.

      Поравнявшись с окном, Наташа остановилась:

      - Смотри, смотри, - поманила Мадину. - Примирение состоялось!

      У невысокого забора, каждая со своей стороны, стояли Люба и Тамара, и улыбки на их лицах красноречиво говорили о том, что разговор они ведут самый дружеский.

      С этого дня подруги вплотную занялись подготовкой к экзаменам, попеременно друг у друга допоздна засиживаясь над учебниками. Мадина готовилась особенно тщательно, ибо прекрасно понимала: если не поступит в этом году - ее дальнейшая учеба вообще под угрозой. Решимость во что бы то ни стало поступить, переспорить свою судьбу прибавляла сил.

      Готовясь теперь по программе, с огорчением обнаруживала все новые и новые пробелы в знаниях, являвшиеся результатом нередких пропусков: мать оставляла ее дома каждый раз, когда считала нужным. Поздно ночью, лежа в постели, она мысленно перебирала пройденное за день, и если что- либо выпадало из памяти - тут же поднималась, хваталась за учебник и вновь ложилась, только повторив забытое.

      Перед входом толпилась молодежь. По лицам многих можно было безошибочно угадать счастливчиков, и Мадина смотрела на них с нескрываемой завистью. Она с тревожно замирающим сердцем пробралась к спискам, лихорадочно забегала по ним взглядом, от волнения не сразу сообразив, что фамилии расположены в алфавитном порядке и где следует искать свою. А спустя несколько минут неторопливо шла по залитому солнцем летнему городу, и бушевавшее в ее груди ликование выдавали большие темно- карие глаза, излучавшие откровенное счастье.

      Невольно поймала себя на том, что смотрит на окружающих с чувством собственного превосходства. 'Какое счастье, что никто не может подслушать мои мысли! Наверно, жалкой и смешной я показалась бы этим людям, многие из которых давным- давно достигли гораздо большего. . .

      Это только она знала, сколь большой победы добилась и чего она ей стоила. Но теперь все волнения позади. Мечта осуществилась.

      Родители были во дворе. Отец, увидев сияющее лицо дочери, улыбнулся:

      - Что у тебя там получилось?

      - Прошла я, воти! И Наташа прошла. - Мадина едва сдерживала рвущееся наружу ликование, стеснялась при отце бурно выражать свою радость.

      - Большое дело ты сделала - пренебрежительно усмехнулась Тамара. Она все это время втайне надеялась, что из затеи дочери ничего не выйдет, но сейчас поймала себя на том, что не только не расстроилась, но даже испытывает некоторую гордость. - Что ж, раз так получилось - пусть учится. Если бы это было плохо, люди бы не старались выучить своих дочерей. . - подумала она, а вслух деловито сказала:

      - Выходи помогать.

      Отец и младший брат Мадины – Мустафа вернулись вчера поздно вечером. Привезенное ими сено было как попало свалено на краю огорода, теперь предстояло сложить его в стог.

      Мадине как никогда работа доставляла удовольствие. Она чувствовала во всем теле упругую силу, старалась подцепить вилами как можно больше сена - ей все казалось под силу. Мустафа с высоты своего мужского превосходства весело подтрунивал над ее стараниями, посмеивался. Поводов для этого у него было предостаточно. Конечно же, у Мадины все получалось не так ловко, как у брата, хотя она и была старше на 3года. Мустафа, с детства приученный к физическому труду, работал по хозяйству почти наравне с отцом и очень гордился этим. Стог довольно быстро поднимался вверх, и подавать сено становилось все труднее. Улыбаясь неумелому усердию дочери, отец велел:

      - Мадина, ты только подноси, а подавать Мустафа будет.

      Но Мадине совсем не хотелось отступать. Когда очередной раз неудачно поданное ею сено почти целиком свалилось вниз, Мустафа, смеясь, бесцеремонно оттолкнул ее:

      - Иди, иди отсюда, муха! Делай лучше, что тебе говорят! . . Думаешь, если поступила в институт, то старших уже не надо слушаться? - важно прибавил он, несомненно причисляя к старшим и себя.

      - А ты думаешь, раз почернел как негр, так и командовать можешь?

      - Это ничего, что почернел, твоей пудрой отбелюсь.

      Мадина погрозила брату кулаком, опасливо взглянула на отца: не услышал ли? Но отец не обращал на них внимания.

      Когда работа была завершена и родители ушли в дом, Мадина и Мустафа еще долго сидели под стогом, привалившись к нему спиной. За время отсутствия брата Мадина успела соскучиться и теперь с удовольствием слушала его красочный рассказ о проведенных в горах днях. Косили они в труднодоступных местах, и он рассказывал о ночевках в шалаше, о том, как подчас приходилось работать над самой кручей.