Кларенс считал, что раз она — дочь Иверса, значит, ей суждено оставаться по другую сторону невидимого барьера, но Арни думал иначе. А сегодня все окончательно рухнуло и смешалось.

— Я тоже люблю вас, мисс Надин! Я буду ждать вас, как условлено!

Вбежав в дом, девушка остановилась и прижала руки к пылающим щекам. Надин понимала, что ей необходимо успокоиться, пока никто ничего не заметил.

Итак, она целовалась с мужчиной и призналась ему в любви. А еще Арни дал понять, что женился бы на ней, не будь их союзу столько препятствий.

В тот вечер Надин раз за разом поднимала крышку шкатулки, наслаждаясь волшебной мелодией. Когда-нибудь шкатулка сломается. Но любовь никогда не умрет.

Арни не стал рассказывать приятелю ни о том, что сделал Надин подарок, ни о том, что целовался с ней, ни о том, что они признались друг другу в любви. Ему казалось, что Кларенс посмеется над ним и скажет: «Ты просто не знал ничего другого». И как обычно добавит, что Иверсы — их враги.

Если Арни и вел себя не совсем обычно, то Кларенс этого не заметил: его мысли были полны предстоящими встречами с Эвиан.

Кларенс не внушал ей страха, больше того — с тех пор, как он вошел, вернее, ворвался в ее жизнь, в душе Эвиан нарастала уверенность в пусть не скором, но реальном избавлении.

Они вошли в лес и остановились под пихтами. Хотя был день, здесь, в гуще деревьев, свет казался тусклым и слабым. Порой откуда-то сверху сыпался снег, сухой и мелкий, как просеянная мука. Из таинственной глубины долетали странные звуки — то ли стон, то ли вой, а иногда становилось так тихо, что можно было без труда посчитать удары собственного сердца.

— Мне кажется, можно прожить здесь сто лет, гораздо дольше, чем Зана, но так и не понять этот край.

— Я не желаю ничего знать об этой земле. Мне здесь не нравится, — в голосе Эвиан звучала тоска человека, заключенного в тюрьму.

— Вы хотите уехать отсюда? — Кларенс сделал ударение на втором слове.

— Я желаю вырваться на свободу.

Кларенс затаил дыхание. Это был тот самый судьбоносный миг, который он не мог упустить.

— А если нам уйти вместе?

— Сейчас?

— Старая индианка, — проговорил Кларенс, вдохновленный тем, что Эвиан не сказала «нет», — наверняка знает тропы, по которым можно пробраться даже зимой. Пока что снега немного, и мы могли бы успеть… Я мало что умею и у меня ничего нет, но мне невыносима мысль, что вы находитесь в лапах Иверса!

Взор Кларенса пылал. Его «богатство» заключалось в безрассудной страсти, а бесстрашие — в непоколебимой уверенности в своей правоте.

— Я готова на все, лишь бы очутиться подальше от «Райской страны»! — призналась девушка.

— Так вы согласны?

— А если он догонит и убьет?

— Разве вы боитесь смерти?

Ее глаза были темны, как ночь, а губы крепко сжаты. Кларенс заметил, как Эвиан вонзила ногти в ладони.

— Нет, не боюсь. Меня страшит не смерть, а разочарование. Вас Иверс пристрелит, а меня вернет обратно. Я этого не переживу.

— Я не уверен, что он сможет меня пристрелить. Я буду защищаться. Я не отдам вас ему.

Кларенс напряженно ждал ответа, должного определить его судьбу. Наконец девушка промолвила:

— Почему вы хотите мне помочь?

И тут у него вырвалось:

— Я люблю вас! Но вам не стоит меня опасаться! Клянусь, я ничего от вас не потребую, даже не попрошу!

Неожиданное признание не вызвало у нее ни испуга, ни смущения, ни трепета. Эвиан лишь подумала о том, что Иверс лишил ее того, что свойственно каждой девушке: любовных грез.

— Но я его жена.

— Вы считаете узы этого брака священными?

— Нет. И никогда не считала.

— Тогда что вам мешает?

Казалось, каждая клеточка его тела замерла в ожидании ее ответа, а она вдруг сказала:

— Хорошо, я согласна.

Кларенс облизнул пересохшие губы.

— Тогда я начну готовиться.

— А как же ваш напарник? — вспомнила Эвиан.

— Он или уйдет с нами, или останется здесь. Я не знаю, что он решит, но в любом случае Арни — очень хороший друг. Он всегда меня понимал, поймет и на этот раз.

Кларенс взял руки Эвиан в свои. Она слегка напряглась, но не стала противиться. Его ладони были мозолистыми и теплыми. От него пахло сеном, дымом и еще чем-то, неуловимым, но волнующим. И Эвиан вновь с горечью подумала, что своими грязными прикосновениями Иверс лишил ее способности чувствовать привлекательность мужской силы, а, возможно, — даже способности любить.

За ужином Эвиан размышляла о предстоящем побеге и потому была рассеянна. Надин, казалось, тоже витала где-то в облаках. И только Джозеф Иверс был внимателен и трезв.

— Мне кажется, Энни разучилась готовить, — сказал он, кладя кусок мясного пирога обратно на блюдо. — Может, нам стоит поменять кухарку?

— Пирог пекла я, — сказала Надин, и Эвиан уловила в ее тоне испуг.

Джозеф криво усмехнулся.

— Думаешь о свадьбе? Да, после тебе не придется готовить, но до весны еще далеко.

На самом деле девушка не досмотрела пирог, потому что думала не о стряпне, а об Арни.

— Я могу идти? — осторожно спросила Надин.

— А кто уберет со стола?

«Пусть твоя жена убирает!» — хотелось выкрикнуть ей, но, разумеется, она этого не сделала.

— Я уберу. Позднее, когда вы закончите ужинать.

— Сиди! — приказал Иверс. И, налив себе виски, промолвил: — Я сказал, что до весны далеко, но я знаю, что бальные платья шьются долго. Советую уже сейчас подумать о фасоне. Хватит сидеть в горах; весной я намерен появиться и обосноваться в обществе. Куплю дом в городе. Мы сможем там жить несколько месяцев в году. А на ранчо, если понадобится, найму управляющего.

Поскольку ни одна из девушек никак не среагировала на его слова, Джозеф взорвался:

— Я имею дело с двумя куклами, которым ничего не надо! Даже шлюхи из дешевого борделя живее и сообразительнее вас!

— Я могу идти? — повторила Надин, и на сей раз в ее тихом голосе звучала настойчивость.

Иверс махнул рукой в ее сторону.

— Убирайся! А ты иди в спальню, — приказал он Эвиан.

Встав из-за стола, она с тоской посмотрела вслед уходящей Надин. У той было хотя бы временное убежище — своя комната, где никто не побеспокоит ее до утра.

Эвиан обреченно проследовала в спальню, которую была вынуждена делить с ненавистным мужем. В последнее время ей все чаще начинало казаться, что он тоже ее ненавидит, ибо она не принесла ему ничего, кроме разочарования.

Иногда Иверс изображал видимость нежности и тогда обычно велел Эвиан снять с себя всю одежду. Но если бывал зол, то просто задирал подол ее ночной сорочки. Тогда все происходило грубее, но и быстрее.

Вынув шпильки из волос, она посмотрела на стоявшую на комоде кружку. В отваре, приготовленном из данных индианкой трав, таилось ее спасение. Эвиан была готова выпить любую отраву, лишь бы не рожать наследников для «Райской страны», лишь бы ее дети не унаследовали кровь этого жестокого человека.

Но сегодня ей не повезло. Заметив направление ее взгляда, Джозеф схватил кружку и швырнул ее об пол. Темная, остро пахнувшая жидкость растеклась под ногами, но это было еще не все. Взяв мешочек с травами, Иверс сунул его в печь.

— Хватит пить эту дрянь! Индианка выжила из ума. Больше ты к ней не пойдешь.

Эвиан похолодела. В первые месяцы замужества Божья воля уберегла ее от беременности, но сейчас это вполне могло случиться.

После того, как резко навалившись на ее, муж получил свое, молодая женщина долго лежала, не шевелясь, и думала. Она поняла, что убежит с Кларенсом. Убежит, даже если это будет стоить ей жизни.

— Ты не можешь так поступить со мной! — воскликнул Арни после того, как Кларенс рассказал ему о своих намерениях.

— Я предлагаю тебе отправиться с нами.

— И стать третьим лишним? А кто останется здесь? Мы нанялись к Уиллису до весны, мы потратили оставленные им деньги на еду и одежду, а теперь исчезнем? Это нечестно. Что тебе стоит подождать до конца зимы?