— Да ведь это палатки! Наш лагерь горит! — кричит Капустянский.

По косогору ползет сизый дым. Голованов замечает, что уже наступил рассвет и видны рассыпавшиеся по берегу курсанты, даже можно различить их лица, видна свеженасыпанная земля брустверов.

— Товарищ лейтенант! Вот они, вот! На мосту! — снова кричит Капустянский. Павел всматривается в затянутую дымкой речную даль и видит у моста людей. Их больше десятка.

— К бою! — летит по цепи команда. — К бою!

Издали стремительно нарастает свист.

— Ложись!

Грохочет разрыв. Впереди позиции взлетает земля. Второй взрыв совсем рядом. Воздух секут осколки.

Павел с усилием поднимается над окопом и кричит:

— По врагам Родины, — огонь!

Тихий стон звучит за спиной. Капустянский привалился к стене окопа. Лицо мертвенно-бледное. Рукав гимнастерки оторван, и видна белая, как сахар, кость с острыми краями.

В небе косяк самолетов. Он летит к Рени. Гул самолетов тонет в грохоте боя.

— Воздух! Воздух!

Но самолеты минуют позицию курсантов: они летят к городу. Там тяжелые «юнкерсы» срываются в пике и стремительно несутся к земле. От них отрываются капли. Глухой взрыв. Еще один. И еще.

— Всем в городок! — распоряжается капитан Уралов.

Позади курсантской позиции разворачиваются орудия. В окопах появляются красноармейцы батальона.

Под огнем артиллерии, перебежками, растянувшись, курсанты выбегают из опасной зоны. Бегут знакомыми, но неузнаваемыми теперь улочками городка. Мечутся испуганные люди, слышны крики, где-то поблизости полыхает пламя и слышен треск.

На одной из улиц лежит дерево с искромсанным стволом, висит телеграфный столб и рядом на земле вьются черные смолистые провода.

«Да ведь это же улица, где живет Женя! — догадывается Павел. — А где же ее дом?»

Кто-то незримый словно бьет его в грудь. На месте дома — груда дымящихся развалин. Торчит пальцем иссеченная осколками печная труба. Зеленеет чудом сохранившийся большой цветок — фикус с крупными, в ладонь, листьями…

Тут Павел замечает рядом с собой Ивана, напарника по палатке.

— Что случилось?

— Не видишь, что ли? Это дом Евгении!

— Ах, паразиты! — восклицает тот в сердцах. — Ах, паразиты! Ну, будет и на нашей улице праздник!

И, подхватив за локоть, увлекает товарища с собой.

— Война! Война! — доносится чей-то голос…

Так встретил первую ночь войны Павел Голованов.

Ненастье наступившей осени и зимние заморозки никак не сказались на нашей учебе. В начале октября в Могилеве, где находился штаб корпуса, с офицерами были проведены сборы, где генерал-десантник ознакомил собравшихся с общим планом проведения воздушно-десантной операции. Почти два часа он излагал, как будет проводиться посадка личного состава в самолеты, как воздушные корабли будут прикрываться нашими истребителями и штурмовиками в полете и при десантировании, как должны действовать десантники после приземления.

А вскоре после сборов с батальонами было проведено десантирование с реальной выброской личного состава из транспортных самолетов на парашютах.

Много внимания уделялось ночным занятиям, хождению по азимуту на незнакомой местности.

На ноябрьские праздники в отстроенной клубной землянке мы слушали Приказ Верховного Главнокомандующего, записывая самое важное в тетради.

«…В текущем году советские войска непрерывно обрушивали на врага удары, один сильней другого. Зимой Красная Армия одержала выдающиеся победы на Правобережной Украине и разгромила немцев под Ленинградом… Весной очистила от немцев Крым… Летом наши войска сломили мощную оборону врага на Карельском перешейке, а также между Ладожским и Онежским озерами и выбили Финляндию из разбойничьего гитлеровского блока…»

Нам, настороженно слушающим текст приказа, представлялось, как Сталин неторопливо, с присущим ему акцентом, часто отпивая из стакана воду, объясняет всему народу трудную обстановку и ставит каждому из нас задачи по окончательному разгрому врага…

«Красная Армия разгромила немцев в Румынии, вышвырнула их из Болгарии, бьет немцев на территории Венгрии…

Истекший год явился годом полного освобождения советской земли от немецко-фашистских захватчиков…

Под ударами Красной Армии окончательно развалился фашистский блок, гитлеровская Германия лишилась большинства своих союзников. Мастерски проведенные армиями наших союзников крупные операции в Западной Европе привели к разгрому немецких войск во Франции и Бельгии и освобождению этих стран от фашистской оккупации. Союзные войска перешли западную границу Германии. Совместные удары Красной Армии и англо-американских войск по гитлеровской Германии приблизили час победоносного окончания войны…»

— Не иначе как нам придется десантироваться в Германии, — высказывали догадку наиболее дальновидные «политики», расходясь после заслушивания сталинского приказа.

И вдруг перед декабрем нам объявили:

— Корпус выходит из системы воздушно-десантных войск, становится стрелковым. Погоны сменить на общевойсковые, перейти на обучение по программе стрелковых подразделений.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!..

Вскоре убыл в Москву родоначальник советского парашютизма, опытный и бесстрашный Наби Аминтаев.

Распрощался с полком его начальник штаба Иван Иванович Лисов.

Покинули подразделения двенадцать Героев Советского Союза, отличившиеся при форсировании Свири.

Пришел прощаться и Павел Голованов.

— А ты-то куда? — спросил я его не без сожаления.

— Командир дивизии генерал Блажевич предложил быть у него адъютантом.

Опустел и наш недалекий аэродром. Самолеты, с которых мы совершали тренировочные прыжки, улетели в неведомые места.

Нам вскоре объявили, чтобы готовились к погрузке в железнодорожные эшелоны.

— Куда курс будем держать? — с хитрой улыбкой спросил командира полка комбат Белоусов.

— О том знает Ставка и Бог, — ответил Данилов.

— Полагаю, что Венгрию минуем.

Накануне по радио диктор Левитан сообщил, что войска 2-го и 3-го Украинских фронтов после полуторамесячной осады и упорных боев завершили разгром окруженной группировки противника в Будапеште и полностью овладели столицей Венгрии — стратегически важным узлом обороны немцев на путях к Вене.

— А может, возьмем курс на Вену? — продолжил Белоусов.

— Неймется побывать в Австрии? — усмехнулся Батя.

— Неймется, товарищ полковник, — признался Белоусов. — Как посмотрел фильм с актрисой Карлой Доннер, так тянет взглянуть на этот Венский лес.

Капитан Белоусов недавно вступил в должность комбата. Я знал его с начала формирования полка, когда мы еще стояли в Подмосковье. Потом вместе воевали в Карелии.

С виду он угрюм, взгляд его серых глаз тяжел, низко нависают густые светлые брови. Нос слегка вздернутый, глубокие складки на лице. От этого кажется неулыбчивым, суровым, но это только кажется. На самом же деле Николай — добрейшей души человек. Он даже отчитать провинившегося не может, хотя перед тем, как вызвать, грозится: «Уж я его сейчас отдраю до блеска, с песочком». Но стоит тому только появиться, как Николай, забыв о недавней угрозе, начинает неизменно:

— Ну что же ты, братец, подводишь батальон? Нехорошо ведь получается. А? Молчишь? Рассказывай, как все произошло…

Его уважали за открытый характер, за смелость, за доброту. Многие считали закоренелым холостяком, не зная, что в начале войны у него погибли жена и ребенок. Об этом он никогда не говорил. Мало кто знал, что в прошлом Николай спускался на парашюте в немецкий тыл, дважды был ранен…

В тот день, когда наш эшелон готовился к отправке с железнодорожной станции Орша, полковник Данилов предупредил, чтобы в штабном вагоне подготовили два места для начальства: поедет генерал Курышев и майор из политотдела корпуса.

— А кто такой генерал Курышев? — спросил Белоусов.