И.В. Сталин не стал возражать. Он приказал дать директиву и ускорить выполнение мероприятий, направленных на охват Будапешта…
В этой директиве Ставка требовала быстрее вывести войска 7-й гвардейской, 53, 27 и 40-й армий на западный берег Тиссы, развернуть наступление на широком фронте и разгромить будапештскую группировку врага, нанеся удар с севера и северо-востока. С войсками правого крыла и центра должны были взаимодействовать войска левого крыла фронта (46-я армия, 2-й и 4-й гвардейские механизированные корпуса), наносившие удар с юга.
И вновь под Будапештом разгорелись бои. В период с 5 по 9 декабря войска 2-го Украинского фронта пытались овладеть городом. На этот раз, отказавшись от фронтального удара, они предприняли обход с севера и запада. Однако и эта попытка не принесла успеха, хотя было достигнуто некоторое улучшение боевых позиций: войска центра, обойдя город, сумели выйти на Дунай, охватив будапештскую группировку с северо-востока.
Об этом успехе известил страну Приказ Верховного Главнокомандующего от 9 декабря. В нем сообщалось: «Войска 2-го Украинского фронта прорвали сильно укрепленную оборону противника северо-восточнее Будапешта, расширили прорыв до 120 километров по фронту и, продвинувшись в глубину до 60 километров, вышли к реке Дунай севернее Будапешта».
Возникла реальная возможность окружения венгерской столицы войсками 2-го и 3-го Украинских фронтов.
В числе захваченных городов были находившиеся у большой излучины Дуная города Вац и Шаги. В числе отличившихся отмечались 7-я гвардейская армия генерал-полковника Шумилова, 6-я гвардейская танковая армия генерал-полковника Кравченко, конно-механизированная группа генерал-лейтенанта Плиева.
К этому времени 46-я армия была передана 3-му Украинскому фронту, и его командующий маршал Толбухин принял решение форсировать Дунай южнее Будапешта. Эта армия уже форсировала реку, но при этом понесла большие потери. На западном берегу, расширяя плацдарм, войска вышли к укреплениям оборонительной линии «Маргарита», опоясывающей Будапешт.
Линия имела три оборонительные полосы. Первая состояла из двух позиций глубиной до 7 километров, вторая находилась в 1,5 километрах от переднего края главной полосы, а третья — в 20–35 километрах. Линию обороняли части двух немецких армий 6-й и 2-й танковой, находившейся в глубине пресловутой линии «Маргарита».
Используя захваченные на западном берегу Дуная плацдармы южнее Будапешта, были переброшены войска 57-й армии генерала Шарохина и 4-й гвардейской армии генерала Галанина. Там была еще и 46-я армия.
3-й Украинский фронт нацелился, таким образом, за Дунай, чтобы совместно с войсками маршала Малиновского замкнуть кольцо окружения будапештской группировки».
А тем временем железнодорожные эшелоны полков и дивизий 9-й гвардейской армии выдвигались по указанным маршрутам в назначенный район. В числе передовых находился эшелон, где были командование и штаб 99-й гвардейской стрелковой дивизии. В первых числах января он оказался в Польше, в небольшом городке Ниска, примерно в 35 километрах юго-восточнее Сандомира.
Было приказано с выгрузкой эшелона спешить не только потому, что ожидался налет вражеских самолетов, но и потому, что поджимали сроки начала Сандомирско-Силезской операции, проводимой войсками 1-го Украинского фронта, которым командовал маршал Конев. Готовность операции была назначена на 12 января.
Вслед за нами на станцию выгрузки должен был с минуты на минуту подойти очередной железнодорожный состав. Назначенный для его встречи штабной офицер попытался поторопить железнодорожников с его приемом, но его просьбы не были приняты. «Мы не железные, — возразили поляки. — Как сможем, так и справимся».
Услышав это, к ним направился генерал Блажевич. Он обратился к ним по-польски. От неожиданности поляки не скрыли удивления. Один из служащих обратился к Павлу Голованову:
— Ваш генерал поляк?
— Нет, он литовец, но жил в Польше.
После недолгого тактичного разговора польские служащие заверили генерала, что пусть он не беспокоится, железнодорожники вовремя сделают все, что нужно. И они не подвели.
Кроме нашей дивизии, на ближайших к городу станциях выгружались войска еще двух соединений 37-го гвардейского корпуса. Они должны были сосредоточиться в не далеком от города лесу.
До дня наступления оставалось немного времени, а гвардейские полки находились еще в пути. Всю тяжесть подготовки к предстоящему наступлению приняли офицеры штаба дивизии, возглавляемые опытным полковником Аркадием Климентьевичем Логвинчуком. Работая круглые сутки, офицеры штаба дивизии и служб сумели подготовить необходимые документы. Ускорилось прибытие и железнодорожных эшелонов.
Внезапно поступил новый приказ: дивизии продолжить выдвижение к фронту по новому маршруту. Железнодорожные эшелоны повернули на Черновицы, Кишинев, Яссы и через Румынию прибыли в Венгрию. Станция выгрузки назначалась в городке Монор, находящемся в тридцати километрах западнее Будапешта. На этот раз вся 9-я гвардейская армия генерала Глаголева поступала в состав 2-го Украинского фронта.
Монор — небольшой городок. На карте он обозначен едва заметной точкой, затерявшейся восточнее Будапешта среди множества таких же точек городков и селений господских дворов.
Венгрия встретила нас весной. Таял снег, на немощеных улицах пролегли темные тропки. На высоких тополях хлопотали грачи.
Однажды утром Николай Белоусов разбудил меня. Он всегда просыпался рано.
— Выйди-ка во двор. Да побыстрей!
— Тревога?
Натянув сапоги, я выскочил на крыльцо.
Николай стоял на влажной от росы кирпичной дорожке и вглядывался в небо. Был он без гимнастерки, пузырилась на спине майка, лицо расплылось в улыбке. И куда только делись серьезность и рассудительность.
— Послушай-ка. — Он поднял руку с зажатым меж пальцами мундштучком. — Слышишь?
Я запрокинул голову. Прислушался. В небе клубился белесый туман. В его разрывах бездонными колодцами проглядывала далекая синева. И вдруг с высоты долетело до боли знакомое журавлиное «курлы- курлы». Крики птиц то отчетливо доносились, то, уносимые ветром, совсем замирали.
— Что там? — выглянула из двери испуганная хозяйка дома. — Немецки самолеты? Да?
— Журавли летят! Весна, — отвечал, широко улыбаясь, Николай.
— О-о! Да-да! Весна, конец войны надо, — развела руками женщина.
— Скоро конец. Осталось недолго. Берлин возьмем, и Гитлеру крышка. Вот так-то… — И, сощурив глаза, Николай уставился в небо.
Птицы летели на север, в родные края, возвещая весну. И ничто — ни огненная линия фронта, ни заградительные зоны зенитного огня, ни ревущие эскадрильи самолетов — не могло помешать их полету, сбить с курса. Песня журавлей звучала все тише и тише. В последний раз погасающей искоркой долетела она до слуха и замерла совсем…
Улица, по которой мы идем в штаб батальона, застроена одноэтажными домишками с островерхими крышами из красной черепицы. Домишки глядят на улицу небольшими окнами, уставленными цветами.
С наступлением сумерек окна наглухо закрываются дощатыми ребристыми ставнями. Длинный стальной прогон пропускают сквозь наличник и изнутри закладывают железной заложкой.
В первые дни пребывания в городке мы замечали в окнах лица. Люди настороженно следили за нами, за каждым нашим шагом. Сейчас в окнах лиц почти не видно: привыкли.
Каждый участок дома отгорожен с улицы высоким дощатым забором. А вдоль домов аккуратно выложена кирпичом узкая дорожка.
— Ходь вадь! — Старик в потертом короткополом пальто приподнимает старомодную шляпу.
Он уступает нам дорогу. В глазах нескрываемое любопытство.
— Доброе утро, — отвечает Белоусов и тут же добавляет по-венгерски: — Ходь вадь.
Он каждое утро учит венгерские слова. Уроки дает наша хозяйка. Николай уже знает десятка полтора ходких словечек.