Неожиданно со стороны тропы доносятся голоса. Звенит колокольчиком женский, рокочет мужской.

— Кого это принесло! — встрепенулся Митя. Он замер, вслушиваясь. — Никак сержант, санинструктор Людмилка. А с ней-то кто?

— А тебе что за дело?

— Да так… Интересно же знать.

Положив подбородок на руки, он не спускает глаз с кустов.

О чем там говорят — не понять. Видимо, пара, как и мы, заворожена красотой лесного озера.

Людмилка — санинструктор из полковой медсанроты. В роте служат несколько девушек, но ее знают и любят больше других. Говорят, что она спасла до полусотни раненых, в бою бесстрашна и вообще — дивчина что надо. На ее гимнастерке — медаль.

Однажды на привале — я был тому свидетель — Людмилка проходила мимо нашей роты. Завидя ее, солдаты всполошились.

— Товарищ младший сержант, зайдите к нам!

— Товарищ санинструктор, нужна срочная помощь!

— Людмилочка, есть интересная новость!

А она шагала, высокая, стройная, в туго перехваченной ремнем гимнастерке. Небольшая, с мальчишеской стрижкой, головка вскинута; видно, что девушка, сознавая силу своей привлекательности, с трудом сдерживает улыбку. Походка — легкая и грациозная, словно на ногах не солдатские сапоги, а сказочные хрустальные башмачки.

— Гля, ребята, «рама-а»! Воздух! — дурашливо крикнул недавно прибывший в роту с дивизионного склада долговязый солдат с густой россыпью прыщей на лице. — Спасайся!

Не спуская с девушки щелочек-глаз, он захихикал.

— Ну, ты, завхоз, или как тебя там! Ты шути, да прежде думай, — посмотрел сердито рыжеволосый Гаранин. — Тебе еще, может, придется помощь из ее рук принимать…

Разговор в кустах то замирал, то становился громче.

— Пригласи их сюда, — сказал я Широкову.

Митя только этого и ждал. Сверкая голыми пятками, бросился к кустам.

Голоса тем временем перешли в восклицания, потом послышался всплеск, будто в озеро бросили камень. Даже волны накатились на светлую каемку песка.

Первым из кустов показался Митя. Он шел, неся чужие сапоги. За ним выбрался младший лейтенант Чубарь, командир взвода полковой разведки. Я взглянул на него и рассмеялся: шел босой и мокрый по пояс. Фасонистые бриджи прилипли к ногам, с них стекала вода. Даже всегда сияющая на ордене серебряная сердцевинка потускнела.

— Что случилось?

— Поскользнулся и в воду грохнулся, — смущенно ответил Чубарь. — Камни — словно жиром смазанные… — Он потирал ушибленную руку.

Показалась тут и Людмилка. В простеньком ситцевом купальнике она осторожно ступала длинными ногами по траве.

— Ой, какое место чудесное! — зазвенел ее голос. — Ну что, мальчики, поплывем? — Она кокетливо повязала на голове косынку. — Айда к острову!

— Мы уже наплавались, — ответил Митя, отводя взгляд.

— Ну, как хотите. Тогда мы с Лешей поплывем. Пойдем, Леша!

Чубарь все еще продолжал возиться с брюками. Он тщательно разглаживал их на траве, обжимая складку. У лейтенанта брюки и гимнастерка всегда были отутюжены, сапоги начищены.

— Сейчас, — буркнул он. — Дай остыть…

Я понял: чем-то удручен.

— Да чего остывать! Ты с ног до головы мокрый!

Чубарь не ответил. Поднялся и, ни на кого не глядя, направился к озеру. Выбросив руки, оттолкнулся, пролетел по воздуху и ушел под воду. Он долго не показывался на поверхности и вынырнул далеко в стороне. Потом, поднимая брызги, поплыл от берега на глубину.

Девушка поплыла саженками. Гребки ее были неожиданно сильные, и при каждом толчке тело почти по грудь выходило из воды.

— Эх ма-а, — протянул Митя. — Плавает-то как знатно. И не подумал бы…

Вскоре девушка догнала Алексея. Над голубой поверхностью озера виднелись две головы: в белой косыночке и черноволосая. Потом они разделились, косыночка стала удаляться в сторону острова.

— Младший лейтенант не поскользнулся, хитро улыбаясь, объявил Митя. — Это его Людмилка столкнула. Он начал приставать, а та ка-ак швырнет. Она только с виду слабенькая…

Я знал, что у девушки был любимый — летчик. Она с ним познакомилась еще до отъезда на фронт. Людмилка часто получала письма. Когда Алексей приплыл к берегу и улегся рядом, я сказал:

— А ведь у Людмилки жених есть. Так что ты опоздал.

Чубарь неподвижно смотрел на озеро, мне показалось, будто в черных с поволокой глазах его проскользнула грусть.

— Доплыла-таки! — воскликнул Митя, наблюдавший за девушкой. — На берег выбирается!

Вдали, среди камней острова, забелела косынка.

— На Волге научилась плавать. Она в Сталинграде выросла, — проронил Чубарь, не спуская глаз с далекого островка, где скрылась девушка…

Спустя два дня у другого озера, широкого, окаймленного глухой стеной леса, вспыхнул бой. Часа полтора мы пытались сбросить заслон противника с дороги в межозерье, но ничего не выходило.

Потом из тыла подошли автомобили-амфибии. Эти машины с солдатами из штурмовой бригады мы часто встречали на дорогах, когда совершали марш. То, клубя пылью, они нас обгоняли, то мы уходили вперед, когда те стояли в лесу. «Пехота, не пыли!» — кричали нам солдаты из бригады.

Съехав с дороги, машины, похожие на жуков, расползлись по берегу.

— Стой! Сто-ой!

Наперерез из кювета бросились четыре человека в маскхалатах. На ходу они вцепились в борта и вскарабкались в амфибии. В одном я узнал разведчика Чубаря. Он был без пилотки, ветер трепал смоляной чуб, на груди болтался бинокль.

Машины взяли курс на середину озера. За кормой бурлила вода, длинный след тянулся на водной глади. Из-за бортов виднелись головы солдат. Вдруг с противоположного берега ухнула пушка. Взметнулся столб воды. Второй разрыв угодил прямо в амфибию, в которой находился Чубарь. Она вздыбилась, на миг показались колеса и днище, сверкнул серебряный диск работающего винта. С амфибии посыпались солдаты. Машина, зачерпнув воду, стала медленно погружаться.

И снова на поверхности озера вырос столб воды. Вражеский наводчик, видимо, был опытным артиллеристом: разрывы ложились часто и вблизи машин. Вода закипела. Неслись крики людей, надрывно стучали моторы, ухали разрывы, и после каждого с громким плеском обрушивалась в озеро вода.

Подхватив тяжелое противотанковое ружье, Гущин поспешно установил его и громыхнул по невидимой пушке. Дробью рассыпалась пулеметная очередь.

— Артиллеристы! Минометчики! — неслось отовсюду.

Мы видели, как на воде барахтались люди, увешанные снаряжением и оружием, кричали, прося помощи. И в этот миг я увидел Людмилку. Босая, она бежала к озеру, на ходу стаскивая гимнастерку. У самой кромки воды швырнула ее и, подняв юбку, бросилась в воду.

Ее примеру последовало несколько солдат. Но все следили за девушкой, плывшей впереди. Мы видели, как она подплыла к первому тонущему, нырнула вслед за ним, уже скрывшимся под водой. Несколько секунд ее не было видно. Эти секунды казались необыкновенно длинными. Потом на поверхности показались две головы.

Назад девушка плыла медленно вместе со спасенным. Тяжелыми были взмахи ее руки. Шатаясь и поддерживая человека, она вышла на берег. Мокрая юбка облегала бедра, ручьями стекала вода. Спасенный, одетый в маскхалат, едва ступив на землю, тут же рухнул. Я узнал Лешку Чубаря.

Девушка склонилась над раненым, смахнула мокрой ладошкой кровь с его лица и оглянулась. Неподалеку из ямы выглядывал прыщеватый солдат, тот, что прибыл к нам в роту из склада.

— Ну, что смотришь! Помоги ему дойти! — крикнула девушка.

Солдат приподнялся, тут свистнула пуля, и он трусовато нырнул обратно в ямку.

— Да иди же!

— Я сейчас… сейчас… Куда его?

— Отведи в укрытие! — и девушка снова бросилась в озеро…

Да что там Людмилка! Единственный в полку воспитанник — мальчишка Васек и тот заслужил в боях отличия. Сам командир дивизии вручил ему медаль. Тому я был свидетель.

— Товарищ лейтенант! Да проснитесь же! — слышу знакомый голос Мити Широкова. Ординарец будто бы рядом, а голос доносится издалека. Открываю отяжелевшие веки. Ломит тело, горят натруженные ступни. — В штаб полка срочно вызывают. Адъютант товарища полковника приказал, чтоб немедленно прибыли.