— Это всего лишь я, — крикнул Рид, закрывая входную дверь на следующий день после того, как я вернулся с работы.
Я поставил на плиту сковороду с говяжьим фаршем поджариваться до коричневого цвета, а затем, деревянной ложкой начал разбивать его на мелкие кусочки.
— Привет, я на кухне.
Рид завернул за угол, это никогда не менялось, что, как только он входил в любую комнату, в которой был я, его лицо начинало светиться, и широкая улыбка пересекала его губы. И это не было дружеским приветствием, улыбкой: «Привет, как поживаешь?», это было намного больше. Это было выражение, сохраненное исключительно для меня, от которого в моем животе начинали порхать бабочки, и, каждый раз, когда я его видел, я знал, что это чувство не исчезнет в ближайшее время.
«Мой, — подумал я, когда Рид подошел и поцеловал меня в губы. — Весь мой».
— Ты отлично выглядишь в фартуке, — сказал он, теребя завязки на моей шее. Я никогда не надевал его, но, когда я собирал продукты для ужина, увидел фартук с поцелуями от шеф-повара и не смог устоять. Любой намек, чтобы Рид прикоснулся ко мне своими губами.
Рид сзади обнял меня за талию и наклонился ближе к моему уху.
— Готов поспорить, ты отлично выглядишь именно в этом фартуке.
«Чеерт». Если он пытался заставить меня возбудиться, у него это получилось. Мой член дернулся под молнией, и я застонал.
— Если ты здесь, чтобы поиздеваться надо мной, у тебя получилось.
— Просто даю тебе то, чего ты ждешь, — сказал он, и предвкушение того, что произойдет позже, чуть не заставило меня сказать: «К черту ужин». Я всегда предпочитал сначала десерт.
— Нехорошо дразнить, — сказал я, прижимаясь к нему задницей. Его руки скользнули вниз по моим штанам, погладили мою растущую эрекцию, и я выпустил проклятие.
— Рид, — предупреждающее сказал я. Если он не остановится, вместо ужина я приглашу его в другое место. Но потом он усмехнулся, и его руки исчезли с того места, где они сводили меня с ума.
— Я буду хорошо себя вести. Пока.
— Вряд ли ты знаешь, что это. Но я не жалуюсь.
— Надеюсь, что нет, — он положил голову мне на плечо и смотрел, как я режу чили, чеснок и смешиваю их с луковым порошком. — Вкусно пахнет. Что готовишь?
— Как ты относишься к тако во вторник?
— Мммм… Я бы сказал, что чертовски хорошо отношусь. И ты сам делаешь приправу для тако? Черт. Я достал.
Я засмеялся и поцеловал его в нос, все еще поражаясь тому, что так спокойно могу сделать такую простую вещь, как эта.
— Чем я могу помочь? — спросил он, подойдя к раковине, чтобы вымыть руки.
— Ты можешь предложить мне развлечение.
Рид закрыл кран и прищурил глаза.
— Это твой способ держать меня подальше от кухни и от твоих штанов?
— Я бы никогда не хотел держать тебя подальше от моих штанов, — я изобразил на лице шок.
— Конечно, — ответил он со смехом, садясь за пианино. Наступила пауза, а затем он начал в быстром темпе песню, которая идеально соответствовала настроению.
— Мне это нравится. Что это?
— «Суперкалифраджилистик» [8] .
— Оу. Вспомнил.
— Мне нравится, что тебя так легко впечатлить, — рассмеялся Рид.
— Трудно таким не быть, когда речь идет о тебе.
— А что насчет этого? — он начал играть веселую песенку, которую я сразу узнал.
— «У старины Макдональда была ферма»? Теперь ты смеешься надо мной.
Он снова начал играть, а я снял сковороду с плиты и выложил фарш в дуршлаг, чтобы стек жир. Затем вымыв сковороду, положил фарш обратно и посыпал домашними приправами. Все казалось таким нормальным, разговор и приготовление ужина, пока Рид играет на заднем плане. Просто. По-семейному. Так, как и должно быть.
Музыка внезапно остановилась, и я оглянулся через плечо и увидел, как Рид качает головой, поворачивая шею из стороны в сторону.
— Ты в порядке?
— Да, у меня все хорошо. Просто немного потянулся.
— Это намек на то, что позже я должен тебя раздеть и сделать массаж?
Рид облизнул губы и кивнул.
— Да, черт возьми.
Я подмигнул, возвращаясь к приготовлению ужина, но через несколько минут музыка снова остановилась, и на этот раз Рид склонился над клавишами, схватившись за голову.
— С тобой все в порядке? Рид? — бросив салат, который резал, я бросился к нему и присел.
— Я в порядке, — сказал он, держась за голову.
— Что происходит? Что случилось?
— Ничего. Все пройдет, — по его закрытым глазам и искаженному от боли лицу были видно, что боль не прекращалась.
— Что пройдет? Сильная боль?
— Это просто головная боль, — выдавил он.
— Где болит?
— С этой стороны. Прямо здесь, — сказал он, прикрывая шрам на левой стороне.
— Просто головная боль, когда твой череп ударился об окно и разбил его? Где-нибудь еще болит?
— Нет. Ничего страшного.
Я вспомнил прошлую ночь, когда он сидел на этом самом месте, остановил игру и покачал головой, как будто что-то отгонял от себя. Может быть, что-то вроде гребаной головной боли?
— Как давно у тебя такая боль?
— Олли…
— Сколько времени, Рид?
— Пару дней… — он резко вдохнул и согнулся пополам, держа голову в руках. Вот и все. У меня произошел выброс адреналина.
Чертыхаясь, я сжал его колено и побежал, чтобы выключить плиту. Потом я схватил со стойки ключи.
— Куда это ты... ах... собрался?
— Поправочка: куда мы собрались, — я развернулся к нему лицом. — И ты знаешь ответ на этот вопрос, — я потянулся, чтобы найти бумажник в карманах, но, когда его там не оказалось, я помчался по дому, чтобы поискать его в спальне. Найдя на комоде то, что искал, я сунул бумажник в карман штанов и пошел за Ридом.
— Олли, это сумасшествие. Мне становится лучше.
— Сумасшествие? — я покачал головой. Возможно, он не понимает последствий того, что может произойти, но будь я проклят, если позволю чему-то случиться в мою смену. Я не хотел рисковать, особенно с Ридом. — Нет, сумасшествие в том, что ты никому не говоришь, что тебе больно. Сумасшествие — ничего не делать, — я протянул ему руку, и, когда он встал, продолжил, — нам нужно, чтобы тебя посмотрели, и я буду чувствовать себя лучше, если мы сделаем это сейчас. Хорошо?
Что-то в моем лице, должно быть, сказал ему, не спорить со мной, потому что он кивнул.
— Окей.
Когда мы шли к моей машине, мое сердце билось, как тысяча скачущих лошадей, топающих по моей груди.
«Это просто предосторожность, — твердил я себе, когда помогал ему сесть в машину и закрыл дверь. — С ним все в порядке. Нет необходимости волноваться. У него могут быть головные боли».
Когда я пристегнулся и завел машину, тихий голос Рида заполнил пространство между нами.
— Ты на меня сердишься?
— Нет, я не полоумный. Я просто… — потерев глаза указательным и большим пальцами, продолжил, — очень беспокоюсь. Прости, я не хотел, чтобы это именно так выглядело. Но если что-то не так…
Рид убрал мою руку от лица и положил себе на колени.
— Не о чем беспокоиться. Я в порядке. Но если тебе от этого станет легче, я пойду проверюсь, а потом у тебя будет возможность ночью загладить свою вину за то, что ты ошибся.
Господи, как я надеялся, что он прав. Но у меня было какое-то предчувствие. Назовем это интуицией, но что-то подсказывало мне, что его срочно надо проверить и это должно произойти сейчас. Я знал признаки, знал симптомы, но я ни в чем не был уверен наверняка, пока мы не отвезем его в больницу на осмотр.
— Договорились? — спросил он.
Я поколебался, потом кивнул.
— Договорились.
— Отлично, — сказал он, отпуская мою руку, чтобы пристегнуть ремень безопасности. Когда он пристегивался, я увидел, как его лицо вздрогнуло — я бы поставил всю свою зарплату, что это еще одна вспышка боли. Но когда он поднял на меня глаза и увидел мое беспокойство, он слегка улыбнулся.
Он не мог меня обмануть, но я ничего не сказал, завел машину и вылетел на дорогу. Слава богу, больница была всего в нескольких минутах езды от моего дома. Я отчаянно хотел скорее попасть туда, по крайней мере, для того, чтобы вернуть нам душевное спокойствие.
Рид положил мне на плечо голову, и тот факт, что он был спокоен во время поездки в больницу, заставил мой желудок чувствовать себя неуютно. Я хотел позвонить его родителям, но, если ничего страшного не обнаружится, не стоит их беспокоить.