Они встретились на Марсовом Поле тогда, когда Анджолина уже рассердилась, не обнаружив там Эмилио, и собиралась уйти. Это был первый раз, когда он заставил её ждать, но виной тому были его наручные часы, обманувшие его. Когда же гнев Анджолины уменьшился, она призналась, что в этот вечер у неё был особый повод встретиться с ним и поговорить о странных событиях, случившихся в её жизни. Она взяла его нежно за руку:

— Я так много плакала вчера, — Анджолина вытерла слёзы, которые в темноте Эмилио не мог увидеть.

Но она не захотела ничего рассказывать, пока они не придут к уступу, и, шагая под руку, они поднимались по длинному тёмному переулку. Он совсем не спешил идти туда. Новость, про которую говорила Анджолина, не могла быть плохой, судя по тому, какой любящей была Анджолина в этот вечер. И он останавливался всё чаще, чтобы поцеловать её под вуалью.

Когда они пришли, Эмилио посадил Анджолину на низкую каменную стену, а сам прислонился слегка к её коленям и для защиты её от дождя, который не переставал идти уже несколько часов подряд, накрыл Анджолину собственным зонтом.

— Я помолвлена, — сказала она голосом, в котором чувствовалась сентиментальная нотка, сменившаяся сразу очевидным желанием рассмеяться.

— Помолвлена, — пробормотал Эмилио, который сначала не поверил её словам и даже захотел выяснить, зачем она соврала ему.

Он посмотрел ей в лицо, но в темноте смог разглядеть лишь её позу, наполненную сентиментальностью, которая уже исчезла из её голоса. Должно быть, она говорила правду. Зачем ей врать ему? Таким образом, они нашли того третьего, которого искали.

— Ты доволен? — спросила она ласково.

Анджолина была очень далека от понимания того, что творилось в этот момент в душе Эмилио, а он, к своему стыду, не произнёс тех слов, что жгли ему губы. Но как он мог симулировать радость, которую она ожидала! Его боль была столь неистова, что он понял лишь, что она напоминает ему о том, что раньше он любил её рассуждения о замужестве. Но тогда слова об этих планах из уст Анджолины ласкали ему слух, он развлекался этими разговорами, представляя себе их осуществление и последующее счастье. Но сколько планов прошло через его мозг, не оставив в нем и следа? В своей жизни Эмилио думал даже о краже, убийстве и изнасиловании. В этих мыслях он черпал смелость и силу, представляя себе результаты этих преступлений и безнаказанность прежде всего. Но потом, удовлетворённый этими мыслями, он опять успокаивался, приходя к пониманию того, что всё остаётся, как есть, и его совесть чиста.

Таким образом, Брентани совершал преступление, но никакого вреда от этого не было. А теперь, напротив, его фантазия насчёт Анджолины и её замужества превратилась в реальность, однако эта реальность имела совсем иной вид, нежели в его мечтах.

— И ты не спрашиваешь, кто будет моим мужем?

С неожиданной решительностью он поднялся:

— Ты его любишь?

— Как ты можешь задавать мне такой вопрос! — воскликнула Анджолина, действительно поражённая его словами.

И её единственным ответом стал поцелуй его руки, в которой он держал зонт.

— Тогда не выходи за него!

Он попытался объяснить свои слова самому себе. Она уже была у него, и он не желал от неё ничего более. Почему, чтобы продолжать быть с ней, он должен отдать её другому? Видя, что Анджолина удивляется всё больше, Эмилио попытался убедить её:

— С тем, кого не любишь, ты не будешь счастлива.

Но она не сомневалась. В первый раз Анджолина пожаловалась на свою семью. Братья не работали, отец болен — как всё это могло продолжаться? Дом её был совсем безрадостным. И не стоило ссориться. Конечно, сорокалетний портной Вольпини не являлся для неё желанным мужем, но он совсем не был плох, подходил Анджолине, и со временем она могла бы даже полюбить его. Лучшего варианта найти, по-видимому, нельзя:

— Ты же любишь меня, не так ли? И все же не допускаешь и мысли взять меня в жены.

И Эмилио тронули слова Анджолины, говорившей безо всякого упрёка о его эгоизме.

Действительно. Наверное, она делала всё правильно. С привычной слабостью, будучи не в силах убедить её и чтобы смириться, Эмилио старался убедить самого себя.

Анджолина начала рассказывать. Она познакомилась с Вольпини у синьоры Делуиджи.

— Он пришёл ко мне туда. Как оказалось, синьор Вольпини человек очень весёлый. Говорил, что он человечек небольшой, но полон большой любви.

Может, подозревая, что поступает несправедливо по отношению к Эмилио, которого после этих слов обжигало ревностью, Анджолина поспешила добавить:

— Но он некрасив. У Вольпини на голове копна волос цвета высохшей соломы. Борода у него доходит до глаз, даже до очков.

Его ателье находится во Фьюме, но он говорил, что после свадьбы разрешит ей приезжать каждую неделю на один день в Триест, и в это время они смогут продолжать спокойно встречаться.

— Нам надо будет быть очень осторожными, — сказал Эмилио и повторил, — очень и очень осторожными.

Если это удача для Анджолины, не было бы лучше сразу отказаться от встреч, чтобы не компрометировать её? Чтобы успокоить свою совесть, он был способен на такую жертву. Эмилио взял руку Анджолины, прислонил её ко лбу и в этой позе обожателя сказал ей то, что думал:

— Чтобы не навредить тебе, я смогу отречься от тебя.

Наверное, она его поняла: больше не оставалось никаких иллюзий — они предали друг друга, и по причине только этого факта они почувствовали ещё большую любовь. На один миг, лишь однажды она поняла всю глубину чувств Эмилио. Воцарилась гармония, и ей даже не пришлось говорить, что она его любит. Он стал свыкаться со своим горем. Женщина, которую он любил, не была просто желанной и беззащитной, она была потеряна. Продавалась одному, а принадлежала другому. О, он не мог забыть желания Анджолины смеяться в начале их разговора. Если она делала так важнейший шаг своей жизни, как она сможет терпеть рядом мужчину, которого не любит?

Она была потеряна! Он обнял её крепко-крепко левой рукой, опустил голову на её лоно, и переполняемый больше сочувствием, чем любовью, пробормотал:

— Бедняжка.

Они долго оставались в таком положении, а потом она склонилась над ним и с надеждой на то, что он об этом никогда не узнает, поцеловала его волосы.

Это был самый нежный поступок, который она себе позволила за всё время их встреч.

Потом погода испортилась совсем. Дождь лил монотонно и грустно, сопровождая этим боль Эмилио. Казалось, что это знак сочувствия и уже безразличия. Затем всё вокруг загремело и забурлило неистово. Подул холодный ветер с моря, и всё затряслось, прерывая счастливый момент для Эмилио и Анджолины, который был им дарован. Её вдруг охватил страх за то, что она промочит платье, и Анджолина бросилась бежать, освободившись от руки Эмилио. Ей потребовалось держать зонт обеими руками, чтобы его не вырвало ветром. В борьбе с дождём и ветром Анджолина была рассержена и не захотела даже договориться о следующей встрече. Сказала лишь:

— Теперь надо добраться домой.

Он видел, как Анджолина поднялась в трамвайный вагон и, появившись из темноты, где она находилась, в жёлтом свете промелькнуло её сердитое лицо и красивые глаза, полные намеренья определить урон, нанесённый платью водой.

Раскаты грома, прервавшие очарование Эмилио, которому он так предавался тогда с наслаждением, стали частыми в его отношениях с Анджолиной.

На следующий день очень рано утром он отправился к ней. Эмилио даже сам не знал, идёт ли он отомстить за себя несколькими колкими фразами в том же духе, в котором она его оставила накануне вечером, или же просто хочет снова испытать при виде цвета её лица то же чувство, что взорвалось в нём от болезненных размышлений и которое, как он понял уже по ходу пути, переходя на бег, теперь ему было уже необходимо.

Дверь Эмилио открыла мать Анджолины, которая приняла его с привычной вежливостью, её морщинистое лицо ничего не выражало, голос звучал грубо.