Ласковое дыхание Авсеня пригладило тонкие пальцы трав, поцеловало холодные лепестки цветов, шепнуло сонным деревьям утреннее приветствие и осторожно постучалось в закрытые ставни. Птицы парили над лесом, в деревнях кричали петухи, массивные ворота Тангута уже успели выпустить всадника, который с первыми лучами, дарованными Хорсом, устремился в свой долгий путь.
Сон выпустил из своего царства витязя, голоса внешнего мира донеслись до его слуха, широкая ладонь скользнула по гладкой простыне — никого, как всегда… Как никого? Воин подскочил, окинул взором тёмную комнату — пусто.
— Умила! — позвал он, открывая окно и ставни.
Свет жаркой волной хлынул в опочивальню, стремительно заполняя её. Из других комнат никто не отзывался, сердце, окутанное тревогой, снова сжалось и бешено заколотилось в груди. Он убрал с лица, настырно лезущие в глаза пряди, и опустился на ложе. Златовласая дивница растаяла, будто белое облачко, и лишь багряные пятна на простыне говорили о том, что она была здесь, что события ночи не были сном. Баровит обхватил голову руками: опять упорхнула от него, словно крошечная пташка — была и нету. Он почувствовал, как что-то качнулось на его шее, в ладонь лёг деревянный круглый медальон, на котором был изображён шлем Перуна* с красовавшейся на нём надписью: «Кто, если не я, защитит твоих живых, а не мёртвых». Что-то заставило воина перевернуть подарок Умилы, от увиденного холодная дрожь пробежала по спине — рунами* было высечено имя «Велимира». Тайное имя Баровита не знали даже его родители, а она вверяла ему ключ от своей души, подтверждая правдивость произнесённых вчера ею слов и совершённых действий.
— Велимира, — прошептал он, закрывая глаза.
— Захочешь видеть меня — позови, — вспыхнул в его сознании любимый голос, — через Навь приду к тебе.*
Затрепетала душа витязя, вновь тревога заставила его сердце бешено гнать кровь по телу. Баровит спешно натянул на себя одежду и вылетел на крыльцо. На лавочке перед широкими палатами владыки города, поблёскивая сединой в лучах Авсеня, сидел Велибор, накручивая длинный ус на палец.
— Упорхнула голуба твоя, — ухмыльнулся мужчина.
— Почему ты дал ей уйти? Почему меня не разбудил? — разразился воин. — Я бы вернул её!
— Угомонись, я в глаза её не видел, — спокойно сказал воевода Тангута. — Она раньше петухов поднялась, конюх сказал, жеребец белый сам к ней вышел… брешет, наверное.
— Правду он тебе сказал, — пробурчал парень, завязывая пояс. — Умила умеет волю зверей себе подчинять… Мать её ведуньей была, отец будущее зрить мог, так что они с Волотом тоже не лыком шиты.
— М-да, — подытожил Велибор. — Угораздило тебя… Зарен её сегодня из города выпустил, она наказала ему передать мне это…
Мужчина протянул воеводе Камула лист, тот развернул его и впился взглядом в знакомый почерк.
«Велибор Касимович, поезжай в Камбалу, Баровит пусть в Тендук поспешит. Волот велел мне Князя Великого найти. Времени мало, коли не успеете, то не встретимся боле».
— Я уже послал гонца к Главешу, — сказал воевода, — пусть Ждан к осаде готовится. А мы с тобой Умилкино поручение выполним.
— Спасибо тебе, Велибор Касимович… за всё спасибо, — сказал витязь и вернулся в горницу за оружием.
Мощные копыта глухо вбивали траву в сырую землю, высвобождая горький сок. Влажный воздух, вобравший в себя аромат цветов, разбивался о мускулистую грудь скакуна, густая белая грива касалась нежной щеки наездницы. Длинные пальцы крепко сжимали поводья, голубые озёра глаз впивались в буйство красок зелёного дворца, который наконец-то распахнул свои двери и явил лик огромного города, укутанного молочной дымкой, вдали. Умила направила коня к столице Тархтарии.
«Найди в Хамбалыке светлоокого витязя со смоляными волосами и отметиной леса на шее», — звучал в голове голос брата, пришедшего к ней минувшей ночью во сне.
— Громадный город, тысячи жителей, как я там этого чернявого найду? — бубнила омуженка. — И что за «отметина леса»? Любишь ты мне, братик, загадки загадывать.
Сотни дворов раскинулись по долине, повозки сновали повсюду, купцы зазывали на ярмарку. Ребятня носилась по улочкам и указывала пальчиками на грациозного белоснежного жеребца, несущего на своей спине златовласого воина, окутанного стальным кружевом кольчуги и увенчанного блестящим шлемом. Наездник рванул к столичным воротам, вновь слыша шёпот осеннего ветра и чувствуя его прохладные прикосновения на своих щеках. Крепостные стражи, скрестив копья, окинули путницу пристальным взором.
— Стой, витязь! — крикнул один из них, косясь на блестящие рукояти сабель в ножнах. — Откуда будешь?
— Из Камула я, — отвечал гость, — дружинник Баровита Азаровича.
— Красная Зорька который? — улыбнулся стражник.
— Он самый, — кивнул витязь.
Баровит очень любил нападать на вражеский стан с первыми лучами солнца, заставая его врасплох. Умила в шутку прозвала его «Красной Зорькой», сначала это прозвище подхватил Волот, а затем и вся дружина, так и закрепилось за ним.
— Ищешь кого? — спросил второй, отстраняя копьё от крепостных врат.
— Мне нужен ясноокий витязь со смоляными волосами и отметиной леса на шее, — сказала всадник.
Переглянулись воины, почесали затылки, а потом один из них радостно воскликнул:
— Так это же наш князь, воеводой был раньше — Истислав Родимович! Его терем вон там, у крепостной стены стоит.
— Благодарствую вам, други, — ухмыльнулась Умила и направила коня по указанному пути.
Прохладный ветер влетел в раскрытые створки и принялся играть с листами бумаги, разнося их по пёстрому полу. Жаркие блики скользили по чёрным волосам повернувшегося спиной к окну витязя. Перед ним стоял уставший худощавый парень в тёмном, перепачканном грязью плаще.
— Войско из орд Московитой, Независимой и Малой Тархтарии приближается к нам, — говорил разведчик, — возглавляет его Заремир Святозарович. Они встали у берега Анадыря, ждут…
Дверь распахнулась, глухо ударившись об стену и оборвав доклад дружинника. Воины обратили свои взоры на растерянного ратника, что влетел в палату, явно сам того не желая.
— Истислав Родимович, — заметно нервничая, пролепетал он, — к вам дружинник Камулский, говорит, срочно.
— Вели ждать, — осёк князь.
Вдруг тонкая, но при этом очень крепкая рука припечатала ратника к двери, в палату ворвался воин, лицо которого скрывал шлем.
— Не могу я ждать, князь, перемолвиться нужно срочно, — выдал гость.
— Ты хоть шлем сними, — сказал Истислав, — чтобы я лицо твоё видел.
Путник снял шлем, и золотые пряди рассыпались по девичьему личику.
— Баба, — удивлённо выдал ратник, — омуженка али поляница*?
Парень ухмыльнулся и протянул руку к длинной косе. Блестящее лезвие бебута мигом покинуло ножны и лизнуло пальцы невежи.
— Разница есть, что ли? — прошипела Умила.
Ратник, ойкнув, схватился за руку, рассматривая порез. Ярость охватила молодого воина.
— Да я сейчас изрублю тебя! — крикнул он, выхватывая меч.
Резкий удар выбил оружие из рук, блестящее лезвие певуче разрезало воздух и замерло в опасной близости у шейной артерии.
— Уверен, что сможешь? — ухмыльнулась девушка, окидывая воина холодом своих озёр.
— Оставь нас, Гатень, — строго сказал князь.
Парень спешно поднял меч и вышел, закрыв за собой дверь.
— Кто будешь такая? — спросил Истислав.
— Умила Камулская — дочь Демира Вещего, сестра Могучего Бера, дружинник Ясной Зорьки, — представилась гостья.
— Наслышан я о тебе, — кивнул владыка. — Батюшку и брата твоего лично знал - великие воины. Как здравствуют они?
— Макошь обрезала судьбы их, — грустно вздохнула Умила. — Отдали они жизни свои, защищая Камул от орд ногайцев.
— Столько битв прошли, — задумчиво сказал князь, — Аримию оттеснили от земель наших, осман да персов били. А полегли от руки братьев своих. Да упокоят Боги души их в мире Слави… Так что привело тебя ко мне, Умила Демировна?
— Скажу, — ухмыльнулась девушка, — только проверю кое-что.
Омуженка приблизилась к князю и провела по его вороту рукой. Родимое пятно в виде дерева красовалось на его шее. Улыбнулась златовласая и посмотрела в его голубые глаза.
— Скоро Заремир нападёт на Древнюю Тархтарию, скорее всего, с нескольких фронтов разом, — начала Умила. — Ты должен созвать вече всенародное, всех князей, что не успели к Заремиру примкнуть. На нём тебя изберут Великим Князем Тархтарии, бери лучших воевод и веди их в бой.