Брежнев громко постучал чайной ложечкой по чашке. Поднял над головой Тульский пряник. Когда убедился, что все готовы слушать, хитро улыбнулся:

-Не думайте, товарищи, что только с кнутом пришел к вам сегодня, как ревизор. Есть для вас и пряник. Подал знак Суслову. Тот встал, не торопясь надел очки, достал из кармана какую-то записку. Держал бумажку самыми кончиками пальцев, брезгливо. Кашлянул, посморел неприятно-колким взглядом на присутствующих. Почти неслышно, невыразительно зачитал:

- Рассмотрев предложение Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева “О необходимости привлечения к работе в ЦК наиболее подготовленных и ответственных товарищей из Комитета Государственной безопасности”, политбюро ЦК КПСС приняло решение одобрить и принять данное предложение. Политбюро ЦК КПСС решило принять в члены ЦК товарищей Чебрикова и Крючкова. Кроме того, признано целесообразным принять кандидатами в члены ЦК КПСС всех начальников управлений КГБ. - Суслов потряс запиской, выражение лица было такое, как будо бы съел лимон - Список прилагается. Леонид Ильич, я всех читать не буду. Это долго, а вы устали. Надо думать о вашем здоровье. Вы незаменимы для партии. Юрий Владимирович, проверьте, нет ли ошибки где. Список составляли поздно ночью, в спешке. Хотели выполнить вашу просьбу, Леонид Ильич, как вы и просили - сегодня…. Поздравляю вас товарищи… чекисты.

К Брежневу обратился чрезвычайно довольный, сияющий Андропов:

- Леонид Ильич, спасибо Вам от лица всех сотрудников госбезопасности. Постараемся оправдать оказанное нам высокое доверие.

- Да, Юра, должны оправдать доверие. Много надежд возлагается на вас, много и спросим.

- Постараемся, Леонид Ильич.

С саблей в руке, довольный, поглядывая на подарок, пошел из кабинета Брежнев. И поэтому не заметил каким взглядом провожал его Суслов.

Правительственный ЗИЛ увозил уставшего, но довольного Брежнева в Завидово. Генсек, привалившись к подголовнику сиденья, уснул. Он считал, что хорошо поработал сегодня. Теперь у Юры и его “орлов” появилось больше возможностей и власти влиять на парт. аппарат.

Брежнев спал. Не спал Викторин, что-то не давало ему покоя.

” Уж больно безропотно согласился “человек в футляре” на повышения власти КГБ. Слишком легко. А это на властного и жесткого Михаила Андреевича не похоже. Ну да ладно, поживем - увидим. Примусь опять за свою Сизифову конюшню”. И Тимофеев занялся привычным делом - ремонтом подшефного организма. Глава 12. Ода советскому чиновнику.

Северный холодный, колючий, ветер дул сильно. И нёс с собой запах чего-то непередаваемого. Для одних людей это был запах зимы, с которым были связаны радостные ожидания катания на коньках, дальних лыжных походов. Кто-то готовил снасть для зимней рыбалки, заботливо собирая красненького мотыля или чего погорячее, в смысле заветную фляжечку с горячительным напитком. Другие любители более активных видов отдыха точили коньки, обновляли обмотку клюшек. Клич “Шайбу-Шайбу” уже звучал в их сердце и волновал кровь. Хоккей - как прекрасна и всепоглощающа эта игра. Достаточно буквально небольшого пятачка залитого льдом и вот уже слышны веселые крики детворы, стуки клюшек хоккеистов. По всей советской России и Союзу есть мало мест, где не знали и не играли в хоккей. Поистине это великая игра. Даже в жарких республиках Средней Азии играли в хоккей, но на траве. Да, прекрасен запах холодного зимнего ветра для простого советского труженика. И не беда, если где-то еще не было электричества или не показывал телевизор. Советский человек любил зиму, как неотъемлемую часть своего бытия. Но существовала в советском обществе одна группа или, лучше сказать, порода, подвид людей, существование которых, как ни прискорбно говорить, отравляло все страны, народы и континенты. Увы, советское общество не миновала сия чаша, хотя и могла бы миновать. В смысле, значит, заслужили его на своей земле. Это многочисленное племя чиновников. Для советских чиновников зимний ветер ноября тысяча девятьсот восьмидесятого года навевал тревожные ожидания. Сердце учащенно билось, и где-то екало в правом боку. К тому же пропал аппетит и желание посещать столь желанные сердцу рестораны, и устраивать шумные и веселые посиделки в санаториях закрытого типа. За прошедший месяц многие решения родного и, в общем своего, советского правительства оказались до безобразия жестокими и непонятными.

“Наш дорогой Леонид Ильич”, словно одержимый злыми джинами, с упорством осла, (ну по другому не скажешь, и где спрашивается его совесть, так доставать “бедных”?) стал сокращать численность чиновников. Утешало чиновничье племя то, что их, как и самых древних насекомых - тараканов истребить было невозможно. И чиновники, как и эти вездесущие насекомые, выживали во все времена. И при царях-батюшках, то бишь Рюриках, а потом и Романовых. И при отце народов жили всегда не плохо. Правда, не надо лукавить, при Иосифе “Грозном” полегло тараканьего племени не мало. Только вроде прижился, нашел кормушку, вдруг приходят ночью с малиновыми петлицами в шинелях, сажают в черный “воронок” и поминай, как звали. Где нибудь на Колыме лес валит былой ловкий чиновник. Перешел, видать, кому-то дорожку, вот и “стукнули”, куда надо. Но ничего, минуло и это. Пригрело солнышко и тараканчик, глядь, опять лапками, да длинными усищами шевелит - вот он, какой я - бойся меня. Можно вспомнить и неугомонного Никитку - кукурузника. Тоже не приведи Господи был правитель. Не было при нем покоя “древнему” племени, все обидеть норовил. То сокращает, то укрупняет, то разукрупняет. Ну не давал, паразит, возможности напитать ненасытное тараканье брюшко. Тут уж не до “крошек с барского” стола компартии. Но и здесь не оставил подземный хозяин своё племя - убрал Никитку. Пусть теперь сам на котлетках посидит за семь копеек штука. Все перетерпели, настали наконец добрые, сытные времена. Пришел вроде бы свой (бывший партийный функционер как-никак) плоть от плоти чиновничьей, генсекушка - наш Леонид Ильич. И, если бы можно было, то есть не так жалко золотишко, отлили бы Лене памятник, все честь по чести. Но вот теперь племя вездесущее одолевало сожаление, может стоило отлить? И пронесло бы, в смысле так и сидел бы Генеральный секретарь у себя в Кремле, вешал бы на грудь, хоть ежегодно, очередной орден или медаль. Носи, дорогой ты наш Верховный главнокомандующий, не жалко. Только нас не трогай и не беспокой. Так нет - опять грозовые тучи сгущаются над головой. Нет, не радовал зимний ветер - воздух больно холодный, вреден для тараканов такой воздух. А и действительно, после коллегии у чекистов, в Викторина словно бес вселился - буквально запилил генсека. Все вспоминал саблю золотую с каменьями. Ильич терпел долго, но, в конце концов, и у него терпение лопнуло, таким дерганным Брежнева не видели давно. Но видимо всякому овощу свое время, как и всякой вещи под небом. Что-то сломалось в Ильиче, как змея каждый год сбрасывает кожу, так и Брежнев. На следующее утро приказал все свои подарки свезти в музей Революции или в музей Вооруженных сил, включая особенно любимый и лелеемый военный мундир, со всеми килограммами орденов и медалей. Оставил у себя лишь те награды, что получил в войну.

- Знаешь Витя, а ты прав. Ну глупо, по детски получилось. Всё, как дитя малое, медали и ордена на грудь вешал - тешил свое самолюбие. Как будто свои военные ордена не заслужил и кровь не проливал. Ну а самую главную награду я уже получил, вот жив. А сколько не вернулось с войны домой?

С утра следующего дня, после часовой разминки в бассейне и легкого завтрака, Ильич, к ужасу начальника охраны, приказал ехать в Москву. Цель поездки - завод “Красный пролетарий”.

- Ильич, пора уж тебе быть попроще, - зудел Викторин, - ну пообщайся с народом. Хватит по Кремлевским кабинетам таскаться. Дело это хоть и хорошее, но толку от этого много не будет, если “снизу”, от простого труженика поддержки нет. Рабочий человек сразу видит и на своем хребте чувствует, для кого и ради чего власть реформы затевает. Давай, Лень, хватит спать, пора дело исполнять.