— Она была… слепа? — быстро спросила Сэниа.

— Нет, видеть она могла. А вот любить — нет. Это было заложено в нее изначально. Запрет под страхом смерти.

— Не могла — или не смела?

— И могла, и, конечно, полюбила. И умерла.

Она подняла к вискам пальцы, совсем прозрачные в лунном свете.

— Значит, теперь ты отказываешься от меня, чтобы я — жила?

Он не ответил.

Она еще с минуту стояла неподвижно, прислушиваясь уже не к нему, а к себе самой, потом вдруг стремительно бросилась вперед, на только что звучавший голос.

Юрг отшатнулся, и она с размаху ударилась лицом и грудью о резной косяк. Застонав, опустилась на колени. Замерла. Он закрыл глаза и, пошатываясь и ощупью находя себе дорогу, побрел прочь по бесконечной анфиладе комнаток-бомбоньерок, и бесплотные паутинки вьюнка, свисавшего с низеньких арок, оплетали его голову и плечи. Сзади послышался шорох, спереди — тоже.

Он открыл глаза — Сэниа, растрепанная, с черной ссадиной на лбу, загораживала ему дорогу, и лицо ее было мертво и решительно.

— Сэниа, — прошептал он, — я не могу, я — не Мизгирь…

— Зато я могу. Все могу. Я, Сэниа-Юрг.

— Завтра я уйду из твоего дома. Сегодня. Сейчас.

— Попробуй!..

На черном фоне смутно означился белый крест, прозрачная дымка уплотнилась, контуры фигуры очертились резко и приобрели глубину — Сэниа, раскинув руки, вслушивалась в шорох его шагов.

— Сэниа, ты же сама не веришь в то, что я люблю тебя…

— Трус! Бездушный серв! Чего ты испугался — моей смерти, которой я сама не боюсь? А ты подумал, что будет со мной, когда улетит твой корабль? Думаешь, я останусь жить — жена человека с пестрым…

И в этот миг гулкий удар крыльев заглушил ее голос: заслоняя лунный свет, к разной оконной решетке прижалась большая птица.

— Берегитесь!.. — торопливый, как всплеск, предостерегающий крик прозвучал так невнятно, что его можно было скорее угадать, чем разобрать.

В следующий миг крылатое существо исчезло бесшумно, как виденье.

— Кукушонок?.. — запоздало спросил Юрг.

— Нет, — ответила за него Сэниа. — Это судьба.

И только тут он осознал, что обнимает девушку за плечи, закрывая ее всем телом от неведомой опасности.

Судьба…

Юхан и Гаррэль сидели за остывающим кофе, каждый по-своему наблюдая за тем, как с чрезвычайной неторопливостью мона Сэниа со своим супругом спускаются к утреннему столу, накрытому на дерновой террасе.

Гаррэль барабанил костяшками пальцев по колену, Юхан наклонил голову к правому плечу с покорной терпеливостью.

— Доброе утро, черти счастливые, — прогудел он, подымаясь навстречу сияющей чете. — В этой хламиде ты просто прелесть, сестричка! Опять загнала всех свободных киберов в портновскую мастерскую? А мне позарез нужны два десятка рабочих рук на насосную параллель. Завтра переключать…

— Что за вопрос, возьми у меня с блока гидрогенизации, а то просто выпиши со склада. И когда только вы оба привыкнете, что сервы — это как воздух или хлеб: бери сколько хочешь!

— Кстати, хлеб хорошо бы поджаривать, — заметил Юрг.

— Это точно, — подхватил Юхан, — особенно тебе, сестричка, а то разнесет тебя на этом сугубо земном лакомстве, как мою белугу…

Юхан шумно вздохнул, и было от чего: ведь на Земле, затерянной в непредставимой дали, уже два месяца его семья ходила в трауре. Юргу было несколько легче — у него не было семьи, и грустить по нему могли только друзья по детскому дому и марсианскому отряду космонавтов.

— Юхани, милый, — проговорила Сэнни материнским тоном, — может быть, все-таки рискнем и забросим весточку к вам на Чак… на Землю?

— Не поверят, слишком невероятно, — помотал головой Юрг. — Только зря людям нервы истреплем. Пойдут опять байки да сказки, тарелочники наши просто зайдутся…

— Да, — подтвердил Юхан, — моя белуга снова реветь будет…

Жена Юхана однажды приезжала на космодром, когда Юхан был еще дублером, — потрясенные мужчины, презрев явно недостаточное прозвище, данное ей собственным мужем, тут же окрестили ее «Моби Диком». Представить ее плачущей было страшно…

— Хорошо, — сказала Сэниа, — тогда я попытаюсь сама туда слетать. Для этого нужно одно — очень точно нарисовать какое-нибудь место на вашей планете: площадь, сад, поле — все равно, лишь бы я смогла себе это представить…

— Это смертельно опасно! — вмешался молчавший до сих пор Гаррэль. — Мудрый эрл, я прошу тебя…

— Гэль, заточу в башню своей властью бывшей принцессы!

Все дружно расхохотались. Джаспериан чрезвычайно развлекала сама идея темницы — заключить существо, способное в один миг перенестись в любую точку Вселенной, в коробочку из четырех стен! Это ж можно умереть со смеху…

К тому же главная замковая башня не имела даже четырех стен: ажурное сооружение, никоим образом не сочетающееся с массивным крепостным ансамблем, было возведено гораздо позже, и главное — непонятно зачем. Плетеная конструкция уходила ввысь метров на шестьсот; две трети подъема можно было преодолеть на лифте, чья шахта заканчивалась крошечной круглой комнаткой, в которой Юрг не раз предлагал устроить столовую; дальше шла уже только лесенка, вьющаяся вокруг острого шпиля.

Снизу доверху эта лесенка была ограждена искуснейшей деревянной решеткой — Джаспер вообще тяготел к деревянной резьбе, благо сервов для этого было в избытке.

Башня, которую земляне сразу же окрестили «суперэйфелевой», естественно, на территории замка не умещалась — ее возвели на восточной оконечности зубчатых стен, там, где начинались меловые скалы, белоснежным полукружьем огибавшие замок Муров. С замком она соединялась подземным ходом и при всей своей красоте поражала воображение явной никчемностью.

Вот и сейчас, глядя на нее, все невольно восхищались этим чудом джасперианской архитектуры, уходившим верхушкой своей в облака, и беззаботно хохотали при одной мысли о том, чтобы на Джаспере, этой сказочной земле крылатых коней, родовых замков, мудрых принцев и прекрасных принцесс — на зеленом просторном Джаспере — кому-то заблагорассудилось устроить тюрьму!

И никому из них в голову не приходило, что и здесь, в сущности, это не сложно — было бы желание…

— М-да, — сказал Юрг, забирая у серва блюдо с дымящимся паштетом. — Предложение снимаю как несостоятельное: для этих целей гораздо лучше подошло бы подземелье.

Несмотря на абсолютную безобидность этой реплики лица у джаспериан вытянулись, смех затих.

— Что ты знаешь о подземелье? — быстро спросила мона Сэниа.

— Я?..

И тут прямо над столом что-то возникло.

Оно не имело ни цвета, ни контура, но было объемно, невидимо и даже как будто дышало.

— Что еще за чудеса? — пробасил Юхан.

— Это голос, — ответил Гаррэль.

— Что-то не слышу…

— Ты, пришедший без зова, говори! — повелела мона Сэниа.

— Я, Иссабаст из рода Бастов, главный смотритель королевских садов и друг последнего эрла из рода Муров, владетеля этого замка, прошу разрешения предстать перед высокородной принцессой.

Голос был глубок, словно доносился из колодца, и беспокоен.

— Войди, Иссабаст из рода Бастов, я жду тебя на дерновой террасе у восточного склона, если ты хорошо знаком с замком Муров.

Вместо ответа в трех шагах от стола засветилось нечто огненно-рыжее, словно два языка пламени, висящие над землей на уровне человеческого роста; через секунду под этим рыжим означалась кряжистая могучая фигура в сине-зеленом нелепом одеянии, как-то досадно контрастирующем и с взъерошенным, клочковатым крэгом, больше похожим на рыжего лешего, чем на птицу, и с широкоскулым смуглым лицом, в котором было нечто от Сократа и от медведя.

— Благородная принцесса, — пророкотал пришелец, — кто из них — твой нынешний супруг?

— Не называй меня принцессой, тан Иссабаст, я всего лишь ленная владетельница земель и замка, доставшихся мне по завещанию эрла Асмура, и жена эрла Юрга с Чакры Кентавра.