- Надеюсь я не полная бездарь?

Ответ Мастера его обескуражил.

- Нет, ты не бездарь, но ты очень рано женился.

Ильин хотел было спросить: "А при чем тут женитьба?" - но спохватился, боясь показаться дремучим провинциалом.

Через несколько лет он понял, что означала эта фраза. А означала она простую вещь: чтобы чего-нибудь добиться, надо быть фанатиком в своей профессии, и пахать, пахать! И делать в год не двадцать, а двести, триста хороших снимков.

Так уж устроено в этом подлунно - яростном мире, что элементарные истины доходят до разных людей в разное время: до одних в двадцать, до других в сорок лет, а до некоторых и вовсе не доходят.

19

С детства Антон был выдумщиком, фантазером и мечтателем и, по сути дела, таким же остался до зрелого возраста. Так что Катя была недалека от истины, обозвав в сердцах своего мужа романтиком.

Будучи ребенком, Антон щедро делился с окружающими своими фантастическими мечтами, бредовыми идеями и верил в них истово, как всякий ребенок, но, повзрослев, свои фантазии стал держать в себе, уже зная, что если с кем-то поделится, поднимут на смех. Он хорошо помнил, что "Двенадцать стульев" прочитал еще в четвертом классе и чуть не плакал от досады, что книжка кончилась, а Остап Бендер так и не попал в Рио-де-Жанейро. "А я, когда вырасту - поеду!" - заявил однажды Антошка, вызвав снисходительные усмешки родных. Потом не раз над ним подсмеивались: "Антошке здесь делать нечего, пора отправлять его в Рио-де-Жанейро".

Дожив до солидного возраста, он продолжал в глубине души верить в чудеса. Иногда ему казалось, что он выиграет в лотерею, или объявится какой-нибудь родственник за границей, и он сможет, наконец, вырваться из цепких лап российской нищеты. Еще он мечтал напечатать сборник своих рассказов, чтобы его заметили, похвалили, а потом написать какую-нибудь пронзительную книгу и получить за нее крупную литературную премию.

С каждым годом Ильин все яснее чувствовал, что не может бесконечно продолжаться эта полоса хронического безденежья, постоянного обмана и депрессии. Встречаясь со своим приятелем-художником, живущим впроголодь, который никак не мог уехать за границу, где его работы уже выставлялись и получили высокую оценку специалистов, разговор неизменно шел об одном и том же - об "Урюпинском менталитете", о невозможности честным трудом заработать себе на достойную жизнь. Как могли друзья подбадривали друг друга:

- Как хочешь, а я настроен на успех, - запальчиво говорил Ильин. - Вот увидишь, я как минимум Букера возьму!

- Я всегда верил в тебя, - вторил ему художник. - Скоро мы с тобой на берегу теплого моря будем пить "Чинзано", и закусывать фруктами.

Часто после ужина Ильин закрывался в своей каморке, ложился с книгой на диван, удовлетворенно поглядывая на гитару, призывно поблескивающую дорогим, вишневым лаком. Это была классическая гитара известного российского мастера. Антон успел приобрести ее до обвала рубля. Он продал немецкую "Музиму", львовскую двенадцатиструнку, занял еще денег, и купил "мастеровую".

Ее звук был настоящим: ярким, сочным, чистым и ровным по всему грифу; меднистым в верхах и в среднем диапазоне, и глубоким, бархатным в басах. Антон удовлетворенно отмечал про себя, что его гитара значительно лучше испанских "фабричек", наводнивших в последнее время московские магазины, наштампованных, вероятно, для непритязательного российского рынка.

Гитара всегда была для Антона отдушиной, успокоением, доброй подругой, и если на душе было муторно, он снимал ее со стены и, тихонько взяв несколько нон, - септаккордов, играл наивные и чистые мелодии пятидесятых- шестидесятых, неаполитанские песни, русские романсы - то, что сейчас называют "ретро". За стеной убавляли звук телевизора, и на какое-то время в доме воцарялась та особая, чудесная атмосфера, которую не создашь по заказу.

Как-то раз сырым, осенним днем Ильин встретил на автобусной остановке бомжа с опухшим, очень знакомым лицом. Антон узнал в нем альтиста симфонического оркестра. И тот узнал Ильина.

- Как дела? - зачем-то, скорее автоматически, спросил Антон Сергеевич.

- Плохо. Украли инструмент.

- И что теперь?

- Я уже созвонился с москвичами. Ищут.

Ильин понял, что это обычный алкогольный треп и что никакие москвичи уже не помогут. Музыкант сказал: "Если найдут инструмент - я поднимусь". Антон Сергеевич понимающе кивнул и подумал: "Хоть Гварнери вручи в эти пьяные, безвольные руки - ему уже ничего не поможет. Да, здесь есть над чем задуматься".

20

- Тебе только что звонил какой-то мужик со странной фамилией Вирт. Еврей, наверное, - обратился к Ильину ответственный секретарь. – Просил тебя срочно позвонить вот по этому номеру.

- Это немецкая фамилия, - снимая трубку, сказал Антон. - В переводе на русский означает "хозяин".

- Здравствуйте. Господин Вирт? Моя фамилия Ильин.

- Здравствуйте, Антон... Как вас по батюшке?

- У нас в редакции до пенсии всех по именам зовут, как на Западе. А как вас величать?

- Карл Францевич. Я заместитель председателя общества предпринимателей нашей области.

"Папа Карло", - ухмыльнулся про себя Ильин.

- Вы какой язык учили? - спросил Вирт.

- Немецкий. А в чем дело?

- Мы набираем группу для стажировки в Германии. Необходимо хорошее знание языка.

- У меня нет таких знаний, да и языковой практики давно не было.

- Ну, это не беда. У нас отличные преподаватели. Через три месяца вы у нас заговорите.

- Простите, а в каком качестве я поеду в Германию?

- Вы не могли бы зайти ко мне к восемнадцати часам?

- Хорошо. Давайте адрес.

Карл Францевич оказался лысоватым сорокалетним мужчиной, поволжским немцем, говорящим на чистом русском языке. Выяснилось, что он хорошо был знаком с творчеством Ильина. Видел его работы на фотовыставках, читал рассказы и миниатюры в местных газетах.

Предложение было очень заманчивым. Немецкая сторона оплачивала дорогу от Москвы и обратно, медицинскую страховку, выплачивала стипендию, которой должно было хватить на проживание в чужой стране. Помимо этого, немецкие фирмы помогали российским предпринимателям в совершенствовании своего мастерства, и даже разрешали подрабатывать в своей же фирме. Перечень профессий был велик. От садоводства и строительных специальностей до книгоиздательского дела. Ильин сразу же выбрал рекламную фотографию.

Антон Сергеевич внес необходимую сумму и осенью вместе с другими тридцатью соискателями приступил к занятиям немецким языком. Это был первый этап подготовки к поездке. Весной планировалось еще три месяца изучать язык, потом сдать экзамен, а после этого участвовать в семинаре, под руководством специалиста из ФРГ. Затем предстояло тестирование, по результатам которого, несколько человек могли выехать на полгода на стажировку.

Ильин успешно прошел все эти этапы подготовки, а по тестированию показал лучший результат, и в числе девяти человек был включен в список.

Антон ликовал! Неужели пробил мой час? - думалось ему. Он уже представлял немецкие улицы с аккуратными домиками под красными черепичными крышами, запах кофе, цветущих лип, вкус сочных сосисок "Вурст" с тушеной капустой.

В один из июльских дней он встретил приятеля, который на телевидении вел свою программу о культуре.

- Слышал, ты в Германию собрался? - здороваясь, спросил Анатолий, - когда уезжаешь?

- Говорят в сентябре.

- Давай передачу сделаем, - предложил телевизионщик. - Бери гитару, фотографии, вырезки с рассказами и ... (он посмотрел в календарь), в пятницу к десяти утра приходи на запись в летнее кафе на улице Пушкина.

После выхода передачи с Ильиным стали здороваться на улицах города незнакомые люди. Это было непривычно и приятно, но главным было то, что после этой передачи Антон подружился с Анатолием Андреевым, закончившим с красным дипломом Литературный институт имени Горького. Они сошлись в нелюбви к провинции со знаком "минус", хотя и не отрицали, что в провинции есть свои плюсы. Но, все же, как ни крути, минусов оказывалось больше.