руки — делают. В иных случаях, приступая к розыску, мы и вовсе ничего не знаем.

—      Стоп, — сказал Чекалин. — Вы еще, друзья, объясните друг дружке, что наказание — неотвратимо, а преступность, как таковая, является наследием проклятого прошлого. Очень плодотворная дискуссия! Приступим к делу... Возможные версии?

—      Я тут набросал, — сказал Исаев и протянул листок с отпечатанным на машинке текстом.

Чекалин прочитал эти несколько строк вслух. Все то самое, что и Чекалину давеча приходило на ум. То, что, вероятно, придумал бы любой здравомыслящий человек. Собственно, так всегда и бывает, когда мало что известно: множество версий, среди которых, может быть, нет ни одной истинной. В качестве мотивов преступления у Исаева фигурировали угон машины, ограбление таксиста, драка. Чекалин добавил:

—      Еще месть.

—      Годится, — согласился Исаев.

Далее следовала разработка возможных субъектов преступления. Тут тоже практически было полное совпадение с тем, что наметил Чекалин: кто-либо из знакомых убитого, хулиганье, психический больной. Метод оперативно-розыскной деятельности, собственно, вытекал из этих наметок: подготовить ориентировку со словесным портретом подозреваемого, изготовить его рисованный композиционный портрет, то и другое широко распространить среди работников милиции и, по мере необходимости, среди населения; установить круг родных и знакомых убитого; проверить лиц, осужденных сего числа на 15 суток за мелкое хулиганство; установить, не было ли случаев побега больных из психиатрической клиники.

Эти и другие такого же рода мероприятия, слов нет, были совершенно необходимы; при всей их элементарности и очевидности именно их неукоснительное выполнение чаще, всего приводит к успеху, но одновременно никак нельзя обойтись и без «конкретики» — всего того, что непосредственно связано с данным делом. Вот почему Чекалин очень порадовался, когда увидел в плане такой пункт: «Выявить таксистов, которые встречали на линии в ночь преступления машину «47-47», составить примерную схему передвижения этой машины по городу». Да, подумал Чекалин, что чрезвычайно важно, ибо, в случае удачи, поможет установить, пусть грубо, район, где совершено убийство. Чекалин предложил еще вписать в план поручение установить, где Блондин сошел с троллейбуса, возможно, он живет где-то поблизости от этого места. Если учесть, что сел он на конечной остановке и в такое время (около 6.30 утра), когда пассажиров немного, не исключено, что кто-нибудь и заметил его — водитель троллейбуса, пассажиры. Допечатав этот пункт на машинке, Исаев сказал, что водителя троллейбуса он поищет сам, а что до пассажиров, то он предлагает ежедневно выделять трехчетырех человек для обследования всех троллейбусов, отходящих от поста ГАИ в промежутке от шести до семи часов утра; наша жизнь посменная — скороее всего, в это время едут одни и те же люди.

—      Начать надо завтра же, — сказал Чекалин.

—      Я распоряжусь, — пообещал Исаев.

—      По домам? — предложил Еланцев.

Чекалин взглянул на часы: было начало второго ночи.

—      Да уж пора!

8

Как ни рано пришел Чекалин в райотдел (еще и восьми утра не было), а Исаев уже сидел в кабинете за своим столом. Сразу радостную весть сообщил:

—      Все-таки нашел я водителя того троллейбуса! Самохин его фамилия. Так вот, засек он нашего Блондина...

—      Наш ли?

—      Наш, наш! Очень похожее описание дает: рост, куртка, непокрытая голова. Пассажиров было мало, человек пять, говорит. Отправление от поста ГАИ, кстати, было в 6.35 утра... Человек пять. А этот, говорит, очень уж выделялся. Дрожал как цуцик. Руками плечи даже обхватил. По его, водителя Самохина, понятиям, так можно промерзнуть, только если очень долго быть на холоде. Самохин еще подумал: не из дому ведь парень, где его, дьявола, носило?

—      Да, — сказал Чекалин. — Это уже похоже на дело.

—      А вот главного — где сошел Блондин, — этого он не заметил.

—      Даже приблизительно?

—      Нет, тут глухо. Через пару остановок, объясняет, полным-нолна коробочка стала. Не до того, мол, чтобы следить, кто заходит да выходит.

—      А что пассажиры? Их удалось выявить?

—      Нет. И что странно — ни один из сегодняшних пассажиров вчера не уезжал на троллейбусе в промежутке от шести до семи часов утра.

—      Действительно, непонятно. Послушай, Исаев, а как же быть с посменной нашей жизнью? Отменяется?

—      Нимало. Я и на завтра выделю людей для проверки троллейбуса. И на послезавтра. До тех пор, пока...

В дверь постучали.

—      Можно! — крикнул Исаев.

В кабинет вошел рыхлый пожилой человек, стеснительно сказал:

—      Я, собственно, по объявлению... В таксопарке висело... Насчет убийства Щербанева... Мне дежурный сказал — сюда надо...

—      Присаживайтесь, — сказал Исаев. — Мы вас слушаем. Только сперва, пожалуйста, назовитесь.

—      Да, конечно, — еще более смущаясь, сказал пожилой человек. — Простите... Пономарев Василий Васильевич, водитель такси.

Чекалин с немалым удивлением смотрел на посетителя. Своим поведением, равно как и всем видом, тот словно опровергал укоренившееся в народе мнение, что таксистов, всех до единого, отличает особая пробой- ность натуры. Все, да не все, выходит...

—      Вам что-нибудь известно об этом убийстве? — сразу к главному приступил Исаев.

—      Я точно не знаю. — Пономарев совсем полинял голосом. — Но со мною вчера странная история была. Я подумал — возможно, она имеет отношение к этому страшному делу...

История была такая. Вчера днем попался Пономареву один пассажир — молодой мужчина лет двадцати пяти. Остановил машину на центральной площади, велел везти его на далекую окраину города. Рейс, что говорить, не из самых желанных — назад порожняком

будешь ехать, но Пономарев беспрекословно повез его. Пассажир был крепко пьян и всю дорогу нес всякую чушь. Среди прочего было и вот что: «Счастлив твой бог, шеф! Я тут ночью одного таксера уже пришил — тебе б тоже не жить, если бы кочевряжиться стал, не повез...»

—      Знаете, — сказал Пономарев, — всякого за день наслушаешься. Я такие вещи обычно мимо ушей. А тут как узнал, что Щербанева убили, — сам не свой. Чем черт не шутит, может, мой пассажир не просто болтал спьяну...

—      В котором часу это было? — спросил Исаев.

—      Днем. От двенадцати до часу.

—      Не позже?

—      Нет. В час с минутами я уже обедал в кафе «Огонек».

Исаев обменялся с Чекалиным вопросительным взглядом. Они явно об одном думали: пьяный пассажир говорил об убийстве раньше, чем об этом стало известно в милиции. Что за этим — просто кабацкий кураж пьяного дурака, пустая выдумка, так затейливо совпавшая с правдой, или же точное знание им того, о чем говорил?

Чекалин спросил:

—      Каков он из себя, этот «пришивальщик»?

—      Плотный. Физиономия — наглая, бандитская.

—      Какое-нибудь оружие видели у него — холодное, огнестрельное?

—      Нет.

—      Высокий?

—      Среднего роста.

—      Брюнет, блондин, шатен?

—      Темной масти. Пожалуй, это «шатен» называется.

—      Простите, Василий Васильевич, — сказал Исаев, — мне все-таки непонятно, с чего это он вдруг стращать вас стал? Может, вы отказывались его везти?

—      Нет, ни слова ему поперек не сказал. Да и не стращал он — скорее хвастал.

—      Вы помните место, куда его отвезли?

—      Да. Липовая аллея, около магазина двухэтажный серый дом. Мне показалось, что он там живет. Шел, как к себе домой.

—      Скажите, а как он расплатился с вами? Я имею в виду — не хотел ли улизнуть, не рассчитавшись?

—      Нет. Как сказал: «Стоп, шеф!», так сразу и отдал мне трояк.

Столько накрутило?

—      Чуть меньше. Копеек на тридцать.

—      Что-нибудь сказал напоследок?

—      Нет, — покачал головой таксист. — Захлопнул дверцу и пошагал к дому. — Затем сказал, словно бы извинялся: — Наверно, зря я вас побеспокоил...