23.
День перед приездом Андрея Колошенко тянется мучительно долго. Навещает Гаврюша, он притаскивает свежий гидропоник. Забиваем и выкуриваем совместный джойнт. Гаврюша из вежливости расспрашивает о самочувствии. Правду о диагнозе болезни Гаврюше замалчиваю.
-- Гросс говорит отравление тяжелое?—наведывается о здоровье он.
--Да. Но толком не понятно,--равнодушно отвечаю я.
--Кучу анализов придется повторно сдать, чтобы понять--вяло вещаю, демонстрируя свою без интересность к теме собственного самочувствия.
--Понятно,--инертно изрекает Гавр.
Гаврюша не охотник до непонятного трепа, переливания словесной воды из пустого в порожнее. Друг неподдельно рад выздоравливающему товарищу.
--Почему ты не отвез товар в Москву?--перехожу непроизвольно к делам. Мелкооптовые клиенты проплатили деньги вперед дабы обрести «экстази» своей мечты.
--Я не хотел кидать тебя одного,--удивленный моей приедъявой парирует Гавр.
--Подумайте, пожалуйста. Какое благородство,--понапрасну обижаю товарища. Настроение у меня шибко дерьмовое. Поэтому и напираю из-за всякой незначительной ерунды на друга. Хотя как сказать ерунда!
--А, обязательства перед партнерами в Москве к твоему сведению. Или ты забыл?—достаю Гаврюшу своей противной назойливостью.
Он невозмутимо, точно бы предчуствствуя безосновательные психические, пароноидальные загоны товарища тщательно приготовился к беседе на повышенных тонах.
--Шмель разрулит с клиентосами. Я отзвонил. Предупредил, в каком ты тяжелом физическом состоянии. Именно он приказал не покидать Вильнюс. Быть около тебя пока не поправишься.
--Не похоже на Шмелева. Ради человека, он бросает денежный куш?--подковыриваю я.
--Зря, Антон гонишь,--встает на защиту Шмелева, Гаврюша.-- Шмель отморозок конченный это безсомнения. Но своих ребят бережет.
--Да, да защитничек,--жеманю я.
Ни кому не доверяю опосля посягательства на жизнь. Трепаться о Шмелеве с Гавром затея не из лучших.
--Ладно,--соскальзываю с нежелательной темы общения,-- созвонюсь с партнером, чуть позже. Как ты?
--В поряди,-- без энтузиазма мямлит, невыспавшийся Гавр.
Мы калякаем часа полтора о всякой повседневной ерунде. О долгих новогодних праздниках, было бы здорово махнуть в теплые края на заморские острова. О бесконечном ремонте в Гаврюшиной квартире. О недавно вышедшем в прокат фильме «Мама, не горюй». Мы намеренно абстрагируемся от неприятного инцидента с моим «отравлением». Выбрасываем из головы скопившейся помоями негатив. Мы дикарями громогласно гогочем над сценами фильма. На непривычный гомон в больнице прибегает медицинская сестра. Она вмиг вычисляет невыветревшейся запашок марихуаны. Девушка не грозит нам жалобами доктору или наказанием, вежливо просит не курить. Мы не протестуя, повинуемся.
Неназойливая болтология Гаврюши вперемежку с отличным джоинтом обалденно отвлекает от мучительных мыслей. Умотавший меня в ноль нервный стресс теряет силу. Ухандохоное настроение малую толику восстает из горящего пепла прокипевших и сгоревших страстей за последние дни.
Гаврюша удовлетворенный выправившимся расположением духа друга покидает меня. Немного помешкав, точнее поколебавшись в верности такого решения, все же звоню Шмелеву. Шмель, как ни в чем не бывало. Своей обычной манерой злорадных шуток, несмешных прибауток пробует острить в мой адрес. Затем сыпет пылкими поздравлениями с любезностями о чудесном спасении и моей гениальности в профессиональной сфере продаж «экстази». Без удержу гоняет громкими фразами о незаменимости для бизнеса и для друзей. Просканировать помыслы, настрой партнера, чтобы увязать отношение Шмеля к покушению по интонации голоса не реально. Не выполнимая миссия, раскусить закрытого, волевого Шмелева. Искусный боец не выдаст себя.
--Миш,--наконец то, получается, втиснуть слово.--Пару дней отлежусь, вернусь в строй. Доставим продукт,-- геройствую по мальчишески.
--Антон поправляйся, не суетись,-- настаивает он.-- Я поручил Гаврюше присмотреть за тобой. Мало ли чего понадобится. Покупателей оповестил о задержки поставки. Клиенты не бузят. Нашел полное понимание. Не дергайся. Поправляйся. Будь здоров!
--Спасибо,-- сквозь зубы процеживаю я.
Злоба во мне рвет и мечет. Шмелев артист наторелый, так филигранно сыграть перед жертвой, которую собирался завалить непричастность к покушению, профессионал актер не словчится.
Шмель кладет телефонную трубку. Сигнал из аппарата пи пикает ответом на мое изреченное спасибо за заботу. Телефонное общение с партнером не распахнуло занавес тайны, не подтвердило хоть как то косвенно заинтересованность Шмелева в организации моего убийства. Еще более засасывает меня болото раздумий из десятка вопросов, к сожалению, без ответов. Каким макаром выстроить и без того натянутые отношения со Шмелевым?
Колошенко знамо дело продемонстрирует доказательства вины Шмеля. Что дальше делать с доказательственной базой? Пусть факты соучастия партнера явные! Предъявить Шмелеву. Глупость несусветная. Он убыстрит мою кончину. Продать бизнес Шмелеву с условием неприкосновенности моей персоны? Фигня! Шмелев купит долю, а потом грохнет. Он не любитель половинчатых действий, нажив себе грозного врага, выпустить последнего живым! Ха-Ха. Не примет за чистую монету Шмелев сердечные, искренние увещевания о тотальном отказе от кровавой мести. Не по понятиям так поступать, коллеги бандюги не поймут такого человеческого акта, на смех поднимут. Без остатка авторитет растеряет Шмелев. У бандитов свои принятые законы миропорядка и разруливания деловых проблем. Прикинуться теплым «чайником», якобы не в курсах о Шмелевском рвении убрать меня, по скорому продать компаньону бизнес, мотнуть на все четыре стороны. Маловероятно, что прокатит комбинация, никаких гарантий безопасности. Шмелев далеко не любитель либеральных компромиссов в работе и отношениях. Кстати, если Шмелев заказчик убийства! Кто исполнитель сего замыла? Возможно, безжалостный палач бродит совсем близко, не смирившись с постигшей неудачей, не утратив надежду, попытается еще раз воплотить задуманное? Выход, безусловно, есть. Пускай будет безбашенный вариант разрешения конфликта, но замес нестандартный, чтобы идти проторенной дорожкой. Инсценирую собственную смерть. Сгорю дотла в машине, дерзко перевернувшись на бешеной скорости в канаву. Исчезну для честной разношерстной компании из гвардии бандитов, ментов, компаньонов. Поменяю внешность, фамилию, паспорт. Деньги сотворят другого человека из Антона Кнутикова.
Я не учел самого главного, дорогого для меня! Мама. Трагичное известие о гибели единственного сына убьет ее. Ради спасения гадкой личной шкуры, тупо обязан сдать родную мать. Мое положение безнадежно! Как вылезти из этой ямы с дерьмом? Остервенелая рефлексия о скорейшем урегулировании конфликта со Шмелем обессиливает меня напрочь. Я приподнимаюсь на кровати. Пробую встать на пол и пройтись, ноги не слушают. Слабые конечности не выдерживают тяжести тела, я подкошенный сваливаюсь обратно на постель. Словно почуяв неладное, творящееся с пациентом приходит медсестра Одри Хепберн. Лицезря потуги больного встать с места, она вежливо просит занять горизонтальное положение. Вынимает телефонную трубку из моей потной ладони, живо интересуется о самочувствии хворого клиента. Нужно принять лекарства, повинуюсь не прекословя, заглатываю жутко противное снадобье. Прошу девушку снотворного. Она приносит две розовые таблетки, запивая водой, проглатываю, потихоньку искусственно опускаюсь в забытье чувств под чудным действом пилюль.
Разлепив глаза, различаю две знакомые фигуры. Прищурившись, сразу узнаю Гросса и Колошенко. Доктор сильно встревожен. Заметив, что я проснулся, док бегло тараторит без остановок, тыча пальцем в Колошенко. Гросс разозлен наглостью Андрея, нарушившего режим больницы, приехавшего навестить меня в неприемное время, при этом ворвавшегося в палату применив силу. Он неумолимо настаивает, чтобы Андрей спешно удалился из клиники, подошел в установленный час для посещения больных. Колошенко стоит окаменелой статуей, не обращая внимания на дрыгающегося, визжащего Гросса, что выводит доктора еще более из равновесия.