В Кишиневе размещался фронтовой отдел Румчерода, то есть Совета рабочих и солдатских депутатов румынского фронта, Черноморского флота и Одесской области. В Румчероде работали А. Каменский - позже начальник штаба 134-й бригады 45-й дивизии, а затем и комбриг-134, П. Княгницкий - впоследствии командующий 9-й армией.

Фактически вся власть в Кишиневе принадлежала Совету, во главе которого после Октябрьской революции встали большевики и сочувствующие им беспартийные солдаты и рабочие. В состав исполкома Совета входили: И. Гарькавый, Ф. Левензон, В. Гарский, А. Гринштейн, Зельвянский, а также солдаты Милешин, Кокарев, Гуровой, Рожков, Степанов, Годунов и председатель губернского Совета профсоюзов Рубинштейн. Позже к ним присоединился прибывший из 6-й армии румынского фронта Григорий Иванович Котовский.

Совет работал в очень трудных условиях. В Кишиневе и ближайших городах и местечках на складах хранились большие запасы виноградного вина, рядом возвышались здания спиртоводочных и коньячных заводов. Агентура боярской Румынии не без участия французской военной миссии, остававшейся еще в Кишиневе, провоцировала пьяные погромы и дебоши. Борьба с этими погромами отвлекала у Кишиневского Совета и преданных ему воинских частей много сил.

Беспорядки прежде всего вспыхнули в Кишиневе. Их ликвидацией занялись Якир, Котовский и Левензон. Они долго уговаривали пьяных громил не позорить революционную честь солдат, но страсти не утихали. Тогда Котовский с помощью солдат 16-й автороты и Заамурского полка начал вылавливать зачинщиков, связывать их и на автомашинах отправлять в милицию. Все удалось проделать без выстрелов и кровопролития. Утром комиссия по охране города - Гарькавый, Левензон и Котовский - вместе с начальником милиции А. И. Строевым судила погромщиков. Правда, это был своеобразный суд. Виновных увещевали, агитировали и, отобрав оружие, отпускали под честное слово.

Такие же погромы произошли в Ганчештах и Дубоссарах.

Помню, в Дубоссарах, посреди большой пьяной толпы солдат 3-го конногорного дивизиона, на каком-то возвышении стоял Иона Якир и призывал не слушаться подстрекателей и провокаторов, которые толкают солдат на то, чтобы в бочках с вином и спиртом утопить завоевания революции. Но шум, гул и выкрики заглушали его слова. Небольшая группа конногорцев пыталась успокоить толпу, и она стала затихать. Однако заводилы и горлопаны не смирились, начали пробиваться к месту, где стоял Якир, и толпа опять разбушевалась. Озверевших в пьяном угаре людей утихомирить не удалось. Однако Якир выиграл время. Пока он митинговал, Котовский организовал местную молодежь и вооружил ее, а старики похватали железные засовы, ломы, лопаты...

Почти всю ночь самооборона боролась с бродячими группами громил. Разгоряченный, потный, Якир старался поспеть всюду. Его слову повиновались, его распоряжения выполнялись, и уже тогда мне подумалось, что из этого высокого парня, не то студента, не то учителя, выйдет толк.

В те дни так называемый «Сфатул цэрий» - краевой национальный совет, ставший прибежищем буржуазно-помещичьей интеллигенции и кулачества, и его директорат вели тайные переговоры о вводе в Бессарабию румынских воинских частей. Одна рота румынских солдат даже двинулась из Киева в Кишинев под видом «выздоравливающих», возвращающихся на родину, но на подходе к городу, на железнодорожных путях, была своевременно разоружена и отправлена дальше, в Румынию.

Большую тревогу вызывали подозрительные действия чванливых румынских генералов. Стало ясно, что в той сложной и противоречивой обстановке большевикам в Бессарабии не удержаться. Части старой царской армии были деморализованы и не могли служить опорой в борьбе с румынами. Еще меньше мы надеялись на молдавские и украинские национальные формирования. Поэтому военная секция Совета начала организованную демобилизацию. Вместе с тем во всех частях велась энергичная агитация за добровольное вступление в революционный отряд, создававшийся под командованием товарища Венедиктова. Вскоре в этот отряд вошли 5-й и 6-й Заамурские полки, одна батарея 14-й артбригады, мортирная батарея, 16-я авторота и автоброневой отряд. Но не было, к сожалению, пехоты.

Иона Якир сменил студенческую тужурку и фуражку на военное обмундирование и ничем не отличался от бывалых фронтовиков. Все свое время он проводил в воинских частях, выступал на митингах, горячо убеждал несознательных и колеблющихся... В общем, превратился в заправского большевистского агитатора. Кроме того, Якир на ходу тщательно изучал военное дело. Он часто бывал у пулеметчиков, и те наблюдали, как молодой большевик разбирал и собирал пулемет, стрелял по мишеням, упражнялся с винтовкой.

- Ты, кажись, студент, на кой ляд тебе вся эта музыка?- бросал кто-нибудь шутливую реплику, и Иона Эммануилович вполне серьезно отвечал:

- Был студент - и нет его. Революция!.. Теперь нужно самому знать военное дело и других учить. Иначе контрреволюция раздавит нас.

И он действительно не только учился, но и обучал рабочую роту во дворе бывшего дома губернатора, называвшегося теперь Дворцом Свободы.

В ноябре 1917 года началось наступление румынских интервентов на Бессарабию. Много недель на подступах к Кишиневу шли бои, и Якир не раз поднимал в атаки рабочую роту. В жарких схватках, под пулеметным и артиллерийским огнем начал свой славный путь красноармеец, командир рабочей роты, будущий начдив-45 и командарм 1 ранга Иона Эммануилович Якир.

В перерывах между боями почти непрерывно заседал Кишиневский Совет. Важно было до конца разоблачить предательскую роль буржуазных националистов Молдавии, гнавших народ под ярмо румынских бояр. Мне запомнились пламенные речи Якира, Котовского, Гарькавого, Левензона. Все друзья Якира говорили по-русски, и только Котовский выступал на молдавском языке.

Когда стало известно, что румыны подтягивают к Кишиневу усиленную дивизию и предстоит неравная борьба с большими жертвами и без всяких шансов на успех, Кишиневский Совет совместно с Румчеродом решили оставить город, переправиться на левый берег Днестра, в Тирасполь, и там, накопив силы, продолжать борьбу против оккупантов.

В Тирасполе началось формирование трех пехотных приднестровских полков. В них стекались добровольцы из местных жителей. Позже матрос Околотин привел бронепоезд, подошел пехотный батальон. Кроме того, Якир сформировал из китайцев, работавших у румын и перебежавших на нашу сторону, китайский батальон и стал его командиром. Со своими бойцами он объяснялся с помощью одного из китайцев. Тот ходил в синей кофте, поверх которой крест-накрест натянул пулеметные ленты, и никогда не выпускал из рук винтовки. Имени или фамилии этого китайца никто не знал, а сам он называл себя исковерканным русским словом «Васика». Конечно, переводчик из него был никудышный, однако все приказания Якира понимал и быстро переводил своим товарищам.

Китайские бойцы очень быстро привязались к Ионе Эммануиловичу и старались заслужить его одобрение или похвалу. Караульную службу несли исправно, в бою проявляли стойкость, дрались храбро и на удивление спокойно. Своего командира они называли «Я-ки-ла» или «капитана».

Тираспольский отряд громко именовался Особой армией, хотя до армии - по количеству бойцов и вооружения - ему было очень далеко. Командовал отрядом Венедиктов, а при нем состоял Военный совет из выборных командиров частей. Штаб возглавляли Гарькавый и Левензон. Секретарями Военного совета назначили И. Рожкова и И. Якира. Кроме того, Якир работал в редакции отрядной газеты, писал заметки, статьи, зарисовки и подписывал их псевдонимом «Ионыч».

Военный совет отряда ставил перед собой задачу - освободить Бессарабию от румынских оккупантов. Поэтому к официальному наименованию Особой армии обычно добавлялись слова: по борьбе с румынской олигархией. Смысл последнего мудреного слова бойцы не понимали, зато непримиримости и ненависти к боярской Румынии у всех хватало с избытком.

Однако освобождение Бессарабии было нелегким делом. Румыны накопили большие силы, имели мощную артиллерию, непрерывно обстреливали нас и наносили большие потери. Мы тоже не хотели оставаться в долгу. Темными ночами, когда все замирало и затихало и только кое-где вдалеке вспыхивали и гасли костры дозорных, группы храбрецов бесшумно переправлялись через Днестр, подползали к румынским заставам и внезапно и быстро уничтожали их. Такие вылазки заставляли румын нервничать и опасаться любого шороха и всплеска. А когда мы произвели два налета на город Бендеры, оккупанты поспешно отошли на 30-40 верст. Закрепиться на новых рубежах у нас не хватало сил, но румыны заметались в панике.