— Молодой человек, вы, наверное, прошли сегодня немалый путь. Прошу вас, пройдите.

Она приветливо улыбнулась, но глаза ее придирчиво оглядели незнакомца. Она заметила дыры на его куртке и штопку, сделанную кое-как, толстыми нитками, должно быть совсем недавно; и вообще весь облик молодого человека убедил фру Йегер, что перед ней весьма сомнительная личность, тем более что, подходя к двери, он весело сказал:

— Я, сударыня, как бродяга спустился с гор, поэтому я прежде всего должен извиниться за свой вид.

А тем временем испытующий глаз матери уже успел получше разглядеть пришельца. Белая, незагорелая полоска на лбу под козырьком да и само поведение молодого человека убедили ее, что она имеет дело не с бродягой и что следует осторожно выведать, кто же он такой.

— Прошу вас, садитесь. Капитан сейчас придет… — Словно случайно, госпожа Йегер подошла к столику с рукоделием и задвинула крышку. — А пока разрешите мне предложить вам чашку молока.

Вошла служанка, поставила на стол большую глиняную крынку и тут же исчезла.

Молодой человек поднес крынку к губам, жадно отпил несколько глотков, затем, проверив, сколько осталось, снова отпил и снова поглядел внутрь крынки.

«Какое великолепное молоко! Совершенно не похоже на хозяйку дома: у нее весьма кислый вид, — подумал он и тяжело вздохнул. — И уж слишком достойный».

Молодой человек снова принялся за молоко.

«Пожалуй, приличие требует, чтобы я хоть немного оставил… Но… принимая во внимание и учитывая…» И, допив до конца, юноша поставил пустую крынку на тарелку.

«Наверное, правильнее всего будет захватить его врасплох… Издержался в пути… Всё истратил, до последнего эре… Не дадите ли вы мне, поверив моему честному лицу, четыре… Нет, не звучит… Лучше просто — не одолжите ли вы мне пять далеров, чтобы добраться до Кристиании?»

В его маленьких глазах вспыхнули веселые искорки. Вот пришел бы сейчас капитан… И в самом деле, раздались шаги.

Юноша сидел с отсутствующим видом. Он все повторял про себя свою маленькую речь, всякий раз что-то в ней меняя. Он погрузился в размышления над самым щекотливым вопросом — суммой. Сколько же попросить? Может, только четыре далера, а может быть, даже три?

В прихожей раздалось ворчание, и, залаяв, выбежала собака.

Должно быть, идет капитан.

Молодой человек поспешно вскочил, но тут же сел, готовый, словно пружина, снова стремительно вскочить; в первый раз он слишком поторопился.

— Ты говоришь, там, в комнате… сидит какой-то юноша, который хочет меня видеть?

Эти слова донеслись до него с лестницы.

Мгновение спустя в дверях уже стоял капитан Йегер.

— Прежде всего я должен принести всяческие извинения, господин капитан, к сожалению, я…

Юноша запнулся. Как назло, вслед за капитаном в комнату вошла девушка, та, темноволосая, которую он уже видел в беседке. Не мог же он при ней…

— Я был высоко в горах, — продолжал пришелец. — Поэтому у меня, к сожалению, такой вид… Знаете, после подобного путешествия трудно быть одетым с иголочки.

Эти слова юноша произнес нарочито развязным тоном.

Глядя на капитана, нельзя было сказать, что он приятно поражен этим посещением.

— Меня зовут Арент Грип.

— Арент Грип? — повторил капитан и посмотрел на юношу. Грип?.. В самом деле, то же лицо, те же глаза… — Уж не сын ли чудака «Перпетуума»? Землевладельца — так, кажется, он себя называл? — с запада?

— Да, это мой отец, господин капитан.

— Он все еще одержим своими проектами усовершенствований? — шутливо спросил капитан. — Помню, как-то он провел желоб от мельничной запруды к коровьим стойлам прямо поперек крыши хлева. И коровы получили холодный душ, когда желоб дал течь.

Ингер-Юханна подметила, что незнакомец сделал какое-то недовольное движение, словно хотел уйти.

— Очень жаль, да, очень жаль, что в те времена такой человек, как мой отец, не мог получить настоящее образование, — сказал юноша вдруг очень серьезно, словно совсем забыв о присутствии капитана.

— Так, так, значит, это ваш отец!.. Вы должны разделить с нами полдник, прежде чем пуститься в путь. Ингер-Юханна, скажи матери, чтобы нам подали водочки и несколько бутербродов. Раз вы спустились с гор, вы должны быть голодны как волк. Прошу вас, садитесь… Ну, а вы чем занимаетесь?.. Какая у вас профессия, разрешите поинтересоваться?

Капитан расхаживал по комнате.

— Я студент, господин капитан. — Юноша судорожно глотнул воздух, торопясь использовать время, пока они оставались наедине. — Уж раз я позволил себе ворваться к вам в дом, не будучи знаком с вами…

— Студент! — воскликнул капитан, остановившись посреди комнаты. — Я так и решил с первого взгляда, готов был дать голову на отсечение — и все-таки немного сомневался. Ну ладно. — Он кашлянул. — А как у вас дело с экзаменами? Еле сдали, а, молодой человек? — добродушно спросил он. — Помнится, вашему отцу тоже трудно приходилось на экзаменах.

— Отец по уму и таланту мог бы мне дать сто очков вперед. Но даже при тех небольших способностях, которые у меня есть, я сдал в прошлом году экзамены с отличием.

— Сын моего старого друга Фина Арентсена Грипа!

Капитан выговаривал каждое имя очень четко, словно восхищаясь встречей с прошлым.

— У вашего отца, что и говорить, голова была ясная, можно даже сказать — он был своего рода гений, самородок, и если он не сдал офицерского экзамена, то тому виной только его путаные идеи. Итак, значит, вы его сын!.. Да, он не раз писал за меня сочинения. Это, надо вам доложить, было моим слабым местом.

— Господин капитан, снова начал юноша, на этот раз более твердо и несколько повышая голос. — Если я разрешаю себе обратиться к вам без церемоний, с полным доверием…

— Ты можешь сказать матери, — крикнул капитан Ингер-Юханне, которая снова вошла в комнату, на этот раз уже в сопровождении своей тоненькой высокой сестры, — что это студент Арент Грип, сын моего давнего дорогого товарища по военному училищу.

Это известие превратило тарелку с бутербродами и стаканчик водки в обильный полдник, который подали на подносе для капитана и сына его друга.

В старой, покрытой красным лаком корзине для хлеба лежала горка темных кисловатых ломтей с отваливающейся коркой.

— К сожалению, хлеб плохо выпекли, — объяснила мать, — а серый закал у него оттого, что в прошлом году нам пришлось убрать много неспелой ржи.

Студент доказал свое полное пренебрежение к этим неудачам, уплетая хлеб с воистину чудовищным аппетитом. Крупную соль, которую покупали ради экономии и которая, словно слезы, покрывала свежее масло, он ловким движением ножа, не ускользнувшим от одобрительно наблюдающих за ним глаз, незаметно сбрасывал, и крупинки, как град, сыпались со стуком на тарелку.

— Вам, наверное, хочется еще копченого мяса? Я чувствую. Вы сегодня небось ничего не ели? Тинка, сбегай на кухню, принеси нам еще чего-нибудь… Давайте выпьем под сыр. Как вы догадываетесь, мы с вашим отцом частенько лакомились сыром у него в комнатке. А в дни пирушек за сыром посылали всех по очереди. И еще я помню яблоки из Бергена, которые родные мешками посылали ему с пароходом. Ваш отец был по-деревенски неопытен и слишком добр и доверчив с такими тертыми парнями, как мы. Помню, мы шарили у него в шкафу и по ящикам без всякого зазрения совести. И он еще писал за нас сочинения. В нашем классе учитель фактически проверял только его сочинения. — Капитан допил свою водку. — Ах, — сказал он, подымая стакан и глядя сквозь него на свет, как обычно, когда выпивал, — ваш отец был какой-то особенный… Сами понимаете, деревенскому парню не так-то легко приспособиться к новым условиям… Никогда не забуду, как он прочел нам свою первую лекцию о перпетуум-мобиле. Он уверял нас, что его можно сделать с помощью пяти яблок и колеса, только яблоки должны иметь абсолютно одинаковый вес и форму. Эта его идея в общем-то и погубила его. Над ним стали, понимаете, посмеиваться да поговаривать, что… поэтому, собственно, его и срезали на экзамене.