— Ну что ж, добро пожаловать в закрома! — Жестом руки он пригласил меня следовать за ним. — А ты, Вера, обожди меня в кабинете!

Я было двинулся за ним, но тут перед нами невесть откуда выросла пара плечистых тяжеловесов, похожих друг на друга, как две кариатиды.

— Ты что, лох?! Оборзел?! — поинтересовался первый и резким ударом в солнечное сплетение отправил меня в нокдаун.

Судя по растерянному виду управляющего, такое развитие событий оказалось для него еще более неожиданным, чем для меня.

— В чем дело, ребята? — попытался он вмешаться.

— Посторонись, отец. — Второй отодвинул его с теперь уже нашего общего пути.

Легко, словно пустой чемодан, они подхватили меня под руки и вынесли из игорного зала. Египетское фойе промелькнуло передо мной, как фильм на ускоренной перемотке, и я очутился на улице лицом к лицу с разгневанным Шивой. Судя по бейсбольной бите, которую он сжимал в левой руке, мужчина он был запасливый. Я вообще не понимаю, откуда у наших доморощенных гангстеров эта тяга к американскому спортивному инвентарю.

Писатель Достоевский в своих дневниках вывел такую черту национального нашего характера, как исключительное любопытство к чужим обычаям и нравам. Дескать, мы через наше любопытство еще всех ассимилируем и растворим, дайте только срок. То есть всякое, конечно, бывает, но выступление юношеской команды, которое я наблюдал недавно по телевизору, всерьез заставило меня усомниться в пророческих способностях великого романиста. А называлась эта команда «Волжские аллигаторы».

Шива без долгих предисловий размахнулся и врезал мне битой по ребрам. От резкой боли у меня перехватило дыхание, и я упал на колени.

— Вот такая стойка мне нравится! — удовлетворенно прорычал Шива, замахиваясь для повторного удара.

Нанести его он успел, но к тому моменту я решил, что на сегодня с меня достаточно. В коротком броске я перехватил его запястье и, откинувшись назад, добавил его собственному движению скорости. Шива перелетел через меня и врезался лбом в мраморные ступени казино. Воспользовавшись замешательством его подручных, я провел серию ударов, уложившую обоих бойцов рядом с хозяином. Если бы не отсутствие зрителей, мое выступление можно было бы назвать показательным. После этого я счел за лучшее забыть на время о выигрыше и растворился в темноте…

— Ваша собака?! — Чей-то голос вернул меня в настоящее.

— Что? — Я вздрогнул от неожиданности.

— Это ваша собака без поводка бегает?! — Пассажир с хозяйственной сумкой, только что сошедший с автобуса, продолжал возмущаться. — Безобразие! А если она на ребенка кинется?!

— Пират, Пират! — окликнул бегавшую по пустырю за остановкой овчарку пацан, за которого так яростно вступился общественный обвинитель. — Ко мне!

Овчарка, виляя хвостом, потрусила вслед за ним, а владелец хозяйственной сумки, пробурчав что-то о «распущенности нравов», скрылся за углом.

«Будем рассуждать логически, — сказал я сам себе, не возлагая особых надежд на свои способности. — Допустим, киллер ждал не меня, а кого-то другого. Например, бизнесмена широкого профиля Бурчалкина с третьего этажа, чей «Гранд Чероки», раздражавший старух нашего дома, свидетельствовал о значительном достатке и, стало быть, о наличии возможных конкурентов. Допустим, киллер меня с ним просто спутал. Или, допустим, ему надоело ждать Бурчалкина и он для поддержания формы решил потренироваться. Нет. Этого мы не допустим. Логики тут не больше, чем в игре Кутилина. Хорошо. Рассмотрим другой вариант».

Другой вариант никак не рассматривался. Ясно было, что киллер ждал именно меня. Но почему не в подъезде, как это принято у их брата? И почему он вообще меня ждал? Откуда ему было знать, что в девять я выйду из дому? Не собирался же он искать в мусоре бутылки до самого утра?! Марина! Марина позвонила через минуту после моего ухода! Если бы она застала меня дома, я вышел бы в любом случае! А если звонила не она?! Не настолько с ней знаком мой сосед, чтобы опознать ее по голосу!

Сообразив наконец, что дальнейшее ожидание не имеет смысла, я пересек дорогу и зашел в дежурный магазин, расположенный на первом этаже нашего дома со стороны проезжей части.

— Кто-то очень-очень хорошо изучил мою личную жизнь! — Я не заметил, что разговариваю сам с собою вслух.

— Извините! — Молоденькая продавщица слегка растерялась. — Я не расслышала! Что?!

— Пачку «Купеческих».

— А «Купеческие» закончились. Вот «Богатырские» тоже свежие. Возьмете?!

— Обязательно. — Я расплатился и вышел.

«Рослый стрелок, осторожный охотник!.. Целься! Все кончено! Бей меня влет!..» — пропел я, шагая по улице.

Когда пельмени были съедены, пиво выпито и наша заключительная партия завершилась традиционным результатом, Кутилин ссыпал фигуры в доску и встал из-за стола.

— Кто посуду мыть будет?! — спросил он с вызовом.

— Проигравший, — машинально отозвался я.

— Так ничья ж была, Саня! — возразил Кутилин и поплелся на кухню.

Я запер дверь и включил телевизор. Шла передача под названием «Однако!». Ведущий, комментируя последние политические события, давал понять, что он-то знает истинную подоплеку этого бардака, а теперь и мы вместе с ним. Мне бы его проницательность!

Достав пистолет, я тщательно его осмотрел: «беретта» 38-го калибра, полный магазин, глушитель фабричного производства, что еще?! Еще, согласно устной инструкции банка, в случае покушения на мою жизнь либо свободу я должен был поставить в известность начальника охраны.

Я спрятал пистолет, снял телефонную трубку и набрал номер.

— В милицию сообщил? — помолчав после моего краткого доклада, поинтересовался Шибанов.

— Никак нет. А что? Надо?

— Правильно! Сами разберемся! — Иронии в моем вопросе Шибанов не расслышал.

Зато я расслышал на другом конце провода вздох облегчения. Милиция в поисках мотива первым делом начнет трясти банк. И банк, соответственно, тоже начнет трясти. Что в условиях финансового кризиса вряд ли пойдет ему на пользу.

— У тебя есть куда на время переехать? — проявил Шибанов подобающее его должности участие.

— Даже насовсем, — бодро откликнулся я. — Фамильный участок на Митинском кладбище пустует. Правда, без удобств.

— Шутишь? — усмехнулся мой шеф.

— Шучу, — согласился я и повесил трубку.

Я лег на диван и накрылся пледом. Мускулистый римлянин над моей головой никак не мог взобраться на коня. Его белая, словно обтянутая гусарскими лосинами, нога была готова оттолкнуться от земли, но я не стал дожидаться, когда это наконец произойдет, и отвернулся к стене.

Первым моим желанием на следующее утро было собрать вещи и исчезнуть из города. Вторым — встать и почистить зубы. Здраво рассудив, что оба эти желания у меня в ближайшее время не пройдут, я вместо этого закурил сигарету.

С улицы доносился визгливый женский голос «деревянной леди». Таким титулом наградил ее Кутилин за особые заслуги в охране окружающей среды. Волевое лицо, кудрявая шапка волос и поджатые губы действительно придавали ей известное сходство с бывшей премьершей британских островов по прозвищу «железная леди». Полина, как ее звали все остальные обитатели нашего подъезда, давно уже состояла на учете в психиатрическом диспансере. Диагноз у нее был довольно распространенный для большинства ветеранов с расшатанными демократией нервами: борьба за справедливость вплоть до ее полной победы в радиусе личного присутствия. Объектом особого попечения «деревянной леди» являлся гигантский тополь, произраставший под нашими окнами. Его когда-то посадил покойный муж Полины, заслуженный строитель Евгений Адольфович Левинсон. Несмотря на убеленную сединами голову, для всех доминошников и дворовых алкашей он до самой кончины оставался просто Жека или Джек. Кому как больше нравилось. Это был милейший и щедрый человек. На безвозвратно одолженные местным ханыгам трешки и пятерки Жека вполне бы мог приобрести «Запорожец» или даже «Москвич». Может быть, еще и поэтому ненависть Полины к владельцам личного транспорта носила почти классовый характер.