И действительно, встретил его в километре от дома с трясогузкой в зубах. Маленький тигр бросился в лес как ужаленный и вот уже несколько дней не является в дом.

Самое крупное и самое кроткое существо во дворе — вороной мерин Васька. Но мерин измучил хозяина постоянным желанием убежать.

Васька родился на Чарусе, в лесном местечке за пятнадцать километров от Старого, и, видимо, помнит тамошнее лошадиное общество. Как только пустили Ваську на траву — он сразу в Чарус.

После двух приводов мерина стали треножить. Но Васька уходил и стреноженным. С полдороги его возвращали. Васька понял уязвимость дорожного путешествия и стал уходить напрямик лесом. Можно только гадать, какое чутье правит лошадью. Человек в болотистый лес без дороги не рискнул бы пойти…

Вечером где-то вблизи кордона кричал журавль. Я стоял на пороге и слушал. Перестала жевать корова, овцы подняли от земли головы.

Дружок, обычно лаявший на любой звук, тоже молчал. В полной тишине кричал одинокий журавль. Забыть невозможно, если хоть раз в жизни услышал, как кричат журавли.

* * *

В синеватом березняке падали капли дождя. Но небо было ослепительно синим. Дождем из сломанных веток лился березовый сок. Таинственные насосы гнали по стволам кверху сладкую влагу, и все в лесу знали: идет березовый сок.

Я наблюдал, как бражничал дятел. Он пробуравил березку вблизи от соснового «барабана». Напился, взлетел, пустил по лесу пять-шесть пулеметных очередей — и опять на березу.

Наша хромая овца тоже обнаружила вкус к сладкому. На берегу старицы бобры зимою срубили четыре березки. Деревьев нет, но какая-то сила по-прежнему гонит сок. Пенечки стоят, как оплывшие свечи, — сок застывает на них беловатым прозрачным студнем. Около березовых пней и поправляет здоровье овца.

Я тоже не удержался, привязал на ночь жестянку к белому деревцу.

* * *

Позвонили с кордона Полунино: «Только что волк зарезал ягненка…» Кордон от нас в шести километрах, вечером я пришел на Полунино.

Лесник Владимир Филяков показал место, где волк выскочил из подлеска. «Я делал рамки для пчел, гляжу — суматоха… Корова бежит, громыхает звонком, я заорал — хоть бы что! Скрылся с ягненком, и все».

Вечером вспоминали деяния волка. Оказалось: одна из наших овец имеет сзади волчью отметку. Всего с прошлого года разбойник прикончил: три овцы на Полунино, двенадцать овец на Бедной горе, восемь на Липовой и семь на Старом. Кроме того, на Старом у нас волку на зубы попали телушка и двадцать семь оленей.

Итого: олени, телушка и тридцать овец.

В заповеднике, когда волк объявился, ученый совет решил: не трогать — «нужна щука, чтобы карась не дремал». Но щука оказалась слишком зубастой. Двадцать семь оленей — это треть заповедного стада. Изнеженные заботами человека, олени стали для волка легкой добычей. «Регулирующая сила» оказалась разрушительной силой.

Сейчас волка хотят, кажется, подстеречь. Но попробуй поймать щуку в этом зеленом болотистом море.

* * *

Вчера под окном на солнышке я оставил хозяйский ватный пиджак. Пиджак старый, вата лезет на свет из множества дырок. Кто-то в лесу рассказал об этом чудесном складе мягкого материала. Столпотворенье! Щеглы, синицы, какие-то краснозобые птицы, огромный сорокопут. Особенно много щеглов. Работа идет под песню. Лес звенит множеством голосов. Особенно много в здешних местах кукушек. Утром я вижу кукушку в воровском низком полете над берегом. Ищет чужое гнездо. В этих местах жертвами странной птицы чаще всего становятся трясогузки. Я пристально наблюдаю, но увидеть: «кукушка кладет яйцо», вряд ли кому удавалось. Зато я несколько раз вижу сцену: какая-то птица-малютка гонится за кукушкой, бьет на ходу, налетает, когда кукушка садится на ветку. Соблазнительно предположить: гонит от своего гнезда. Но точно так же гонятся птицы за ястребом, филином, за вороной, а кукушка очень похожа на ястреба…

У скворцов гнезда уже готовы. Несколько дней назад я видел, как, пролетая, скворчиха уронила во двор яйцо — не донесла! Потерю заметила курица и жадно склевала вместе со скорлупой…

За один теплый день лес наполнился пахучим зеленым дымом — лопнули у берез почки. Я подтянул книзу ветку и разглядел зелень. Листки были с ноготок новорожденного человека.

* * *

В сосновом бору-беломошнике встретил целый городок муравейников. Семнадцать поселений было в великом царстве, и, конечно, была тут столица. Меж трех березок стоял патриарх-муравейник. Правильной формы гора имела предгорье из белых песков и темный остроконечный конус из иголок и палочек. Шестнадцать других муравейников были выселками столицы.

По иголкам и по сухим березовым листьям ползли миллионы жителей государства. Я закрыл глаза — шорох по сухим листьям напоминал мелкий дождь. Нельзя было понять: воюют или спешат в гости друг к другу?

Над коричневой теплой горой я опустил прутик. Сейчас же на солнце засверкали фонтанчики муравьиной защиты. Я облизал прутик, он был кислым-кислым.

Звездное небо и муравейник чем-то похожи. Много раз видел, но опять стоишь, врасплох застигнутый великой загадкой…

* * *

Я разложил карту и прочел названия здешних мест. Они таинственны, как черная вода в бочагах: Чарус, Ерус, Кочемары, Колтуки, Курша, Ламша. Это кордоны и деревеньки. А вот озера: Кальное, Вешурки, Песмерки, Мымрус. Болота в этих местах никто не считал — топографы метят карту сплошной сеткой тоненьких черточек. Это значит: места топкие, низменные. Знаменитая Мещера. Местные люди в этом слове ударение делают в самом конце, так же как в слове «густера», обозначающем мелких подлещиков.

Мещера была, наверно, последним убежищем от татар. На краю Мещеры над Окою стоят зеленые земляные валы старой Рязани. В самом заповеднике тоже есть остатки земляной крепости. И немудрено, если на дне черной воды лежат где-нибудь остроконечные татарские шлемы.

Лесник на Старом родом из села Кочемары, жена его тоже из Кочемар. Впрочем, почти все лесники в заповеднике и все их жены — родом из Кочемар.

Зовут лесника Царев Николай Иванович. Он немного хромает и в Кочемарах имел «сидячие должности» — возил на лошади почту, портняжничал, плел корзины и был пчеловодом. Три последних года он живет на кордоне и дослужился до «чина лесного техника». Мотоцикл облегчает ему лесные обходы, жена попалась хозяйственная, лес он любит и бережет. Одним словом, человек нашел свое место.

Из Кочемар на кордоне изредка появляются гости. На прошлой неделе была сестра лесника Мария Ивановна, привезла холодец и большой круг деревенского сыру. Два вечера мы сидели у лампы и я слушал рассказы о Кочемарах.

О «Ракете», которая ходит теперь по Оке, о недавнем пожаре — «в один час сгорело сорок домов», о попе, который завел с мотором велосипед, но вынужден пересесть на лошадку — «старухам не понравился механизм». Лесник хороший рассказчик. Вчера он сказал, вспоминая кого-то из кочемарских: «Рябой, как шилом брился…»

Вечером мы с лесником плаваем проверять сети. Попадаются щуки, лини, караси. Попался недавно огромный лещ, такой огромный, что высохший пузырь висит на стенке, как детский воздушный шарик, а тело леща для ухи рубили топором на пенечке. Чаще всего попадается в сети карась. Вода потеплела, у карасей начался нерест.

В болотных сапогах я брожу иногда по затопленным ивнякам. Караси кидаются из-под ног, с несвойственной карасям резвостью прыгают из воды. Кажется, из кустов в воду кто-то швыряет слитки красной горячей меди.

Рыбу лесникам в заповеднике ловить разрешается при условии, что каждая особь будет измерена, взвешена и для науки у нее должны быть взяты чешуйки. Операция не такая уж сложная, и мы с лесником по мере сил не даем науке остановиться на месте. Уху мы варим у речки в помятом полевом казанке.

* * *

У поворота реки с названием Паром я обнаружил двух странных бобров. Они видели, я стою, и не прятались. Бобры поочередно, как бабы вальком, колотили хвостами, но продолжали плавать.