В местечке Лашник, что недалеко от Люблина, жили муж с женою: Хаим Носсен и Тойбеле. Дети их (мальчик и две девочки) умерли еще в младенчестве от коклюша, скарлатины и дифтерита, после чего утроба Тойбеле закрылась, и понести снова ей не помогали ни молитвы, ни заговоры, ни лекарства. Хаим Ноесен, и в лучшие свои дни не очень общительный, теперь совсем одичал: перестал разговаривать с женой, не ел больше мяса и ночевал не дома, а в синагоге на лавке. Тойбеле же проводила все свое время в лавочке галантерейных товаров, полученной в наследство от родителей. Сидела себе за прилавком: справа метр, слева ножницы, посередине — женский молитвенник на идише.

Даже внешне супруги были абсолютно непохожи друг на друга: он высокий, худой, черноглазый, с окладистой бородой, а она маленькая, светлая, с голубыми глазами и круглым лицом. Наказание, посланное Господом, не сломило ее; она оставалась такой же веселой, с тем же румянцем на щеках, что и в молодости. Хотя и не о ком было ей теперь заботиться, она по-прежнему каждый день разжигала печку или жаровню и готовила суп или кашу. А еще она вязала то чулки, то кофту и иногда даже вышивала по канве. Не такой у нее был характер, чтобы жаловаться на судьбу и горевать целыми днями.

Однажды Хаим Носсен положил в мешок талес, кое-какую одежду, кусок хлеба и ушел из Лашника. На вопрос кого-то из соседей, куда это он направляется, он ответил: «Куда глаза глядят». Когда об этом узнала Тойбеле, было уже слишком поздно, Хаим Носсен переправился через реку, и кто-то сказал, что видели, как он нанимал повозку до Люблина. Гонец, посланный ему вдогонку, тоже бесследно пропал. Так в свои тридцать три года Тойбеле оказалась брошенной женой.

Очень скоро она поняла, что никогда больше не увидит своего мужа. Бог забрал его так же, как раньше забрал и ее детей. Снова выйти замуж она не могла, и это означало, что остаток жизни ей придется провести в одиночестве. Единственное, что у нее оставалось — это дом да лавка. Соседи жалели Тойбеле и удивлялись, чем она заслужила все эти испытания. Но, как известно, пути Господни неисповедимы…

По вечерам Тойбеле обычно встречалась со своими старыми подругами, которые только к концу дня освобождались от дел по хозяйству. Если на улице было тепло, они садились на лавочку перед домом и сплетничали или рассказывали друг другу разные истории.

И вот как-то раз, безлунным летним вечером, когда на местечко спустилась тьма почти египетская, Тойбеле сидела со своими товарками и рассказывала им страшную историю, которую недавно прочитала в книжке, купленной у бродячего книгоноши. История эта была о молодой еврейской девушке, в которую влюбился демон. Он соблазнил ее, и они стали жить вместе, как настоящие супруги. Тойбеле пересказывала историю со всеми подробностями, и испуганные женщины сидели, взявшись за руки, тесно прижавшись друг к другу, и время от времени, стараясь подбодрить себя, посмеивались тем особым смехом, который появляется у людей только в минуты самого сильного страха.

Одна из женщин спросила:

— Почему она не воспользовалась амулетом?

— Амулеты действуют не на всех демонов, — ответила Тойбеле.

— А почему не пошла к раввину?

— Демон обещал задушить ее, если она кому-нибудь проговорится.

— Ох, горе мне, — не выдержала другая. — Лучше бы я и вовсе ничего не слышала. Как я теперь пойду домой?

— Не бойся, — успокоила ее третья. — Я тебя провожу.

И надо же такому случиться, что именно в это самое время мимо проходил Алхонон, помощник учителя, надеявшийся в один прекрасный день занять должность свадебного шута. Овдовевший несколько лет назад, он по-прежнему слыл большим шутником и выдумщиком. К тому же следует сказать, что подметок на его старых башмаках не было, и из-за этого передвигался он совершенно бесшумно. Услыхав, что Тойбеле рассказывает какую-то историю, он остановился и прислушался. Было очень темно, а женщины увлеклись разговором, так что Алхонону удалось остаться незамеченным. И вот в его голове, всегда полной разных веселых штук и розыгрышей, созрел новый план.

Как только женщины разошлись, Алхонон забрался во двор к Тойбеле, спрятался за деревом и стал ждать. Увидев, что она погасила свет и легла в постель, он быстро прокрался в дом. Тойбеле никогда не запирала дверей — откуда в Лашнике взяться ворам? В коридоре он скинул с себя всю одежду: поношенный кафтан, штаны, талес-котн, белье — и на цыпочках прокрался в спальню. Тойбеле почти уже заснула, когда вдруг, словно из-под земли, у ее кровати выросла чья-то черная фигура. От ужаса она несколько секунд не могла вымолвить ни слова, а не то что закричать. Наконец, с трудом пересилив страх, она прошептала: «Кто ты?»

— Не вздумай кричать, Тойбеле, — ответил Алхонон. — Не то я убью тебя. Я — Хурмиза, повелитель тьмы, владыка ливня и грома. Мне подчиняются все дикие звери. Я тот самый демон, о котором ты сегодня рассказывала. Я услышал тебя и поднялся из самых глубин мрака. Не пытайся сопротивляться, а не то я заберу тебя на Сайр — гору Тьмы и брошу там в непроходимую чащу, где еще не ступала нога человека, где нет даже диких животных и где земля из железа, а небеса из меди. Там ты будешь гореть в огне, тебя будут жалить змеи и скорпионы, а когда тело твое обратится в прах, его на веки вечные низринут в самую глубокую бездну. Но если только ты подчинишься мне, ни один волос не упадет с твоей головы, я стану защищать тебя и сумею принести удачу.

Слушая его, Тойбеле лежала почти без чувств. Сердце ее стучало так сильно, что казалось, вот-вот выпрыгнет наружу. Наконец, она набралась смелости и спросила:

— Чего ты хочешь? Я замужняя женщина.

— Твой муж умер, — ответил демон. — Я сам шел в его похоронной процессии. И хотя я не могу доказать этого у раввина, нашему брату не очень-то там верят, к тому же мне нельзя переступать порог комнаты, в которой лежат Священные Свитки, я не лгу. Твой муж, Хаим Носсен, умер во время эпидемии, и черви уже успели выгрызть ему нос. Да даже будь он и жив, что с того? Я демон, а на демонов не распространяются законы Шулхан-аруха.

Не угрозами, так ласками, но помощник учителя сумел все же добиться своего. Он рассказывал бедной женщине об ангелах и демонах, о чудовищах и вампирах. Утверждал, что Асмодей — повелитель всей нечистой силы — его дядя. Что Лилит — царица тьмы — танцевала с ним и делала все, лишь бы его ублажить. А Шибта, демоница, похищающая из колыбели маленьких детей, пекла ему на адском огне булочки с маком, замешивая тесто для них на жиру колдунов и черных собак. Он убеждал так долго, говорил так красноречиво, приводил такие остроумные доказательства, что Тойбеле не выдержала и, к своему собственному ужасу, рассмеялась. Хурмиза поклялся, что давно уже влюблен в нее. Он подробно описал, во что она одевалась в прошлом и позапрошлом году, рассказал, о чем думала, замешивая тесто перед Субботой или моясь в бане. Напомнил, как, проснувшись однажды утром, она обнаружила у себя на груди синие и черные пятнышки, тогда она решила, что это следы от зубов вампира, но на самом деле это Хурмиза целовал ее всю ночь напролет.

Наконец, демон лег в постель Тойбеле и овладел ею. Он предупредил, что будет приходить дважды в неделю: вечером в среду и Субботу, когда нечистая сила чувствует себя особенно привольно в этом мире. И снова напомнил, чтобы она никому и ничего о нем не говорила, а иначе ее будут ждать ужасные муки: он вырвет у нее все волосы, выколет глаза и откусит пупок. Он бросит ее в чащу, где вместо хлеба едят навоз, а вместо воды пьют кровь и где вечно слышен стон Зальмавига. Тойбеле пришлось поклясться прахом своей матери, что она унесет их секрет с собой в могилу. А что ей еще оставалось делать? Бежать все равно было некуда.

Перед тем как уйти, Хурмиза поцеловал ее, поцелуем долгим и влажным, и, так как он был демоном, а не мужчиной, Тойбеле ответила на этот поцелуй и омочила своею слюною его бороду. Хотя он и был демоном, но обращался с нею очень ласково. Всю ночь после его ухода Тойбеле проплакала.