Он ждал звонка от Эллисона, но тот все не звонил.

Доулиш взял чашку с кофе, прошел в кабинет и позвонил в «Дейли рекорд». Ему сообщили, что Эллисона в редакции нет, что ушел еще утром, как сказал, на встречу с мистером Патриком Доулишем, и с тех пор от него никаких известий не поступало.

— Благодарю, — Доулиш повесил трубку.

Он подошел к окну: мужчина все еще сидел в машине.

Доулиш, насвистывая, вышел из дому, сел во взятый напрокат «остин» и поехал по улице в направлении, противоположном набережной. Миновав два квартала, у первого же перекрестка свернул направо и минуты через три вновь оказался на своей улице.

Мужчина вылез из своей малолитражки и направился к подъезду дома, а котором жил Доулиш.

Доулиш осмотрелся; на улице не было ни души.

Доулиш рванулся к дому; добежав до подъезда, он услышал, что наверху стучат в дверь… наверняка, в дверь его квартиры… Он осторожно, стараясь ступать бесшумно, поспешил наверх. Вновь послышался стук в дверь.

Доулиш взбежал на первую лестничную площадку. Сверху донесся голос Элис:

— Добрый день!

— Добрый день, — ответил мужской голос. — Мистер Доулиш дома?

— К сожалению, нет, — сказала Элис,,Доулиш все еще взбегал по лестнице. — Вы опоздали всего на три минуты… О-о-о! — вдруг заголосила она. Потом все смолкло.

Доулишу оставалось преодолеть последний пролет, но он уже видел, как мужчина входит в квартиру. Элис видно не было, но он услышал, как она вопила.

— Не смейте! Не смейте прикасаться ко мне!

Мужчина тихо посоветовал ей:

— Линяй отсюда на кухню, родная!

Элис ответила очередным истерическим воплем.

— Замолчи, не то язык отрежу!

Доулиш увидел, как взметнулась вверх рука мужчины. И вспомнил, что он уже видел этот убийственный замах совсем недавно.

Доулиш жестко и наставительно отчеканил:

— На вашем месте я бы не стал этого делать.

Мужчина стремительно развернулся. Доулиш уже пробежал половину прихожей с пистолетом в руке. Он успел пригнуться — пуля просвистела над самой его головой и впилась в стену.

Когда мужчина бросился вперед, Элис непроизвольно подставила ему подножку, и тот со всего маху распластался на полу. Она стояла над ним и смотрела на него сверху вниз с широко открытым ртом.

Доулиш одобрил:

— Мы не можем позволить ему действовать таким жестоким образом, верно, Элис? — Заломив мужчине правую руку, он поднял его на ноги и повел в гостиную.

Он был совершенно уверен, что это тот самый человек, который в «Литтоне» напал на него и чуть раньше — на Кореса.

— Не вздумайте, не вздумайте играть со мной злых шуток, — угрожающе произнес мужчина, — не то познаете самое худшее!

Доулиш улыбнулся, но это была улыбка, которую не доводилось видеть ни Фелисити, ни Триветту. Она не затронула его глаз, а линия рта была жесткой, как струна.

Маленький мужчина облизнул губы, словно что-то в лице Доулиша очень напугало его. Он был одет так же, как тот мужчина, который убежал от Доулиша в гостинице.

— У меня против вас слишком много чего есть, — как-то не очень уверенно пробормотал он.

— Да, слишком много, — согласился Доулиш. Вспышка гнева охватила его, но он попытался справиться с собой.

Мужчина съежился в комочек, прямо-таки слился с креслом, губы у него разъехались, лицо его, на котором трудно было обнаружить хоть какие-то симпатичные черточки, выражало глубокий страх.

Лицо у него было круглое и бледное, как тусклый лунный диск, с маленькими черными глазками и крупными, почти бескровными губами.

— Если Корее умрет, — сказал Доулиш, — я сдам тебя в Скотленд-Ярд. Это единственное, что могу для тебя сделать. Зачем ты полоснул его по горлу?

— Я… я… я не хотел,..

— Хватит лапшу на уши вешать, — свирепо рявкнул Доулиш. — Выкладывай, как все было на самом деле.

Мужчина пробормотал:

— Я обыскивал комнату, понимаешь, комнату Фернандеса, и вдруг откуда-то взялся этот парень. Или он, или я, понимаешь? — Он почти задыхался от страха.

— Но он же, в отличие от тебя, был без ножа.

— Да пойми ты — или он, или я!

— Кто ты такой, как тебя зовут?

— Я… Я Мики О’Флинн. — Это вырвалось у него как-то непроизвольно и потому было похоже на правду. — Я берусь за всякое, подряжаюсь на любую работу.

— Взлом, кража, грабеж, разбой, что еще?

Мужчина, назвавший себя О’Флинном, облизнул губу.

Наступила короткая пауза. Возможно, от того, что лицо у Доулиша не было теперь столь грозно пугающим, в голосе его прорезались нотки былой уверенности, казалось, он воспрял духом.

— Вам легко говорить, — чуть ли не с вызовом глумливо ухмыльнулся он.

Доулиш пристально посмотрел на плененного. Гнев его улетучился. Ему показалось, что он догадывается, что именно заставило О’Флинна выказать вдруг такую самоуверенность. Он слабо улыбнулся, точно услышал нечто забавное: да и вряд ли этого О’Флинна можно было осуждать за незнание того, что в действительности в такую минуту Доулиш куда более опасен, чем когда он выглядит свирепым.

— Почему мне легко говорить? — едва ли не ласково спросил Доулиш.

— А потому что ты дешевый святоша, гнида, нутром не лучше, чем самый худший из нас, а живешь как барин.

— Красиво говоришь. От кого набрался?

— Брось, — оборвал его О’Флинн, которою явно ввело в заблуждение спокойствие Доулиша. — Думаешь, я совсем профан? От тебя и таких, как ты, меня с души воротит. Вы никогда и ничем не рискуете, это вы оставляете мне и таким простачкам, как я, а капусту рубите сами, тут вы мастаки. Почему…

— Так ты, значит, думаешь, что я скупщик, — словно бы для себя пробормотал Доулиш.

— Не думаю, а знаю.

— Кто это тебя просветил?

— Ты что, слаб умом или как? — поинтересовался О’Флинн. — Не слышал о винограде?

Доулиш двинулся на О’Флинна, на ходу вытаскивая пистолет. В глазах О’Флинна вновь заметался страх. Очевидно, он гюнял, что ему следует опасаться гнева Доулиша, не понял только почему.

Доулиш треснул его по голове. Удар был достаточно сильный, и О’Флинн отлетел к стене. Он лежал на полу, скрючившись и прижимаясь к стене. Вид у него был жалкий.

Подойдя к двери, Доулиш крикнул:

— Загляните на минутку, Элис!

— Д-да, сэр!

— Позвоните мистеру Септимусу, в магазин, и попросите его встретить меня у черного входа, примерно через полчаса.

— Хорошо, сэр. — Голос ее звучал более напряженно, чем обычно, и это свидетельствовало о том, что жизнь для Элис еще не совсем вернулась в нормальное русло.

Когда она удалилась, на лице Доулиша обозначилась улыбка.

Доулиш решил привлечь к делу Септимуса Ли, менеджера Гейлов. Когда-то Морис Гейл уверял его, что Септимус Ли человек, на которого во всем можно положиться — и в радости, и в горести. Гейл и Доулиш познакомились в ту пору, когда Гейл испытывал большие затруднения в отношениях с одним клиентом-перекупщиком, но привлекать полицию он не хотел, а обратился к Доулишу. Тот его выручил. Впоследствии Гейл нанял Септимуса, бывшего адвоката, некоторое время сотрудничавшего в одном агентстве по частному страхованию, а позднее, после отсидки в тюрьме, уже не занимавшегося юридической практикой. Так что все, за исключением тюрьмы, говорило в пользу Септимуса Ли, но Доулиш знал его недостаточно близко, чтобы быть уверенным в том, что может довериться ему целиком и полностью. Но сейчас он был вынужден довериться ему, коль скоро нельзя было прибегать к помощи полиции.

Но готов ли сам Ли пойти на риск? Или, может быть, выслушав предложение Доулиша, он испугается и предпочтет остаться в стороне?

Скоро прояснится и этот вопрос.

Фирма Гейлов представляла собой большой магазин, расположенный на маленькой улочке; за задним двором магазина был пустырь. Товары загружались и разгружались всегда с заднего двора. Магазин Гейлов пользовался известностью во всем мире. До этого он был обставлен старой мебелью мрачного, если не сказать зловещего, вида, дорогие товары покрывал многолетний слой пыли. Морис Гейл все это решительно изменил. Морис сам был молод и старался шагать в ногу со временем, он считал, что клиенту важно видеть то, что он собирается купить. Он сделал все возможное, чтобы привлечь клиентов, и выставил на обозрение не только недорогие безделушки, но и отдельные предметы искусства, каждый из которых стоил целое состояние.