— Что, что?.. — едва слышно пробормотал он. — Ничего не понимаю.

— Но ты ведь знаешь ее? — В ее голосе звучало обвинение.

— Ну, не исключено.

— Потом вы встречались с ней в Милане. В октябре.

— Клянусь тебе, в октябре, в Милане, никакой испанской сеньориты я и в глаза не видел, — твердо заявил Доулиш.

— А позже в Цюрихе, в январе?

— Нет, нет, это исключено, — заверил ее Доулиш. — Ни с какой молодой особой никаких встреч у меня не было — ни в Швейцарии, ни в Италии, ни в Испании…

— А в апреле ты встречался с ней в Париже!

— Ну это уже стишком! — Он налил себе виски. Он был совершенно сбит с толку, в мыслях царил полнейший хаос. Он действительно бывал в тех городах, что назвала Фелисити, по поручению Мориса Гейла, но…

— Постой-ка, дай сообразить. Красивая испанка…

— Да, очень красивая, — медленно проговорила Фелисити. — Глаза у нее…

— Да, у них у всех красивые чарующие глаза, — согласился Доулиш. — А теперь давай поразмыслим. Итак: молодая красавица-испанка с чарующими глазами сообщила тебе, что мы с ней встречались в Мадриде…

— Встречались, — язвительно заметила Фелисити, — это в некотором роде эвфемизм. Встреча носила интимный характер.

Доулиш отреагировал на ее замечание безмолвным изумлением.

— То же самое можно сказать о ваших встречах в Милане, Цюрихе и Париже, — заявила Фелисити. — Что касается Парижа, то там вы провели медовый месяц.

Доулиш в третий раз наполнил бокал, осушил его залпом, потом вдруг вскочил на ноги — у него словно камень с сердца свалился, какое-то безудержное веселье охватило его, и он готов был потешаться над собой за то, что с такой серьезностью воспринял все рассказанное ему Фелисити.

— Этого не может быть. Это же какой-то бред, нелепица, бессмыслица, идиотская шутка! Послушай, любовь моя, тебя просто-напросто разыграли, а ты клюнула на все это, приняла всю эту глупейшую, безумную историю за чистую монету, более того…

— Нет, это не шутка, — упрямо повторила Фелисити. — Она говорила совершенно серьезно и полностью отдавала себе отчет в том, что говорит.

— О господи ты боже мой! — в сердцах воскликнул он, воздев руки. — Что же, есть люди, которые верят в то, что Санта Клаус заходит в дом прямо через печную трубу, но это не значит, что вера всегда идентична истине. Неужели ты не видишь, что все это бред чистейшей воды, измышления больного ума, лишенные какого бы то ни было смысла? Ну разве можно поверить в то, что я женился на этой девушке и провел с ней медовый месяц в Париже? Это же абсурд! — он как-то неуверенно рассмеялся и с усталым видом опустился в кресло.

— Пат, но она ведь была здесь, сказала, что зовут ее миссис Мепита Доулиш, а меня приняла за твою сестру. Действительно красавица. И она… вернется.

Доулиш не проронил ни слова.

В комнате надолго воцарилось молчание. Они тихо, почти не шелохнувшись, сидели в креслах, словно чего-то ждали. Внезапно тишину прорезал короткий, пронзительный звонок. Этот неожиданный звук извне словно электрическим током пронзил все существо Доулиша.

Служанка Элис тяжелой поступью прошла через холл и открыла дверь.

— Лучше бы мы никогда не переезжали сюда, — коротко и грустно бросила Фелисити в холодную атмосферу комнаты.

Патрик, однако, не воспользовался этой ее секундной слабостью. Ведь именно Фелисити настояла на том, чтобы они переехали в Лондон из Суррея, где у них были свой домик, свой сад, свое домашнее хозяйство, которым так любил заниматься Доулиш. С тех пор минуло уже три года.

И вот теперь Фелисити жалеет о том, что они переехали.

— Добрый вечер! — сказала служанка.

Последовала пауза. Доулиш медленно встал с кресла.

прошел несколько шагов по направлению к входной двери и украдкой выглянул в коридор.

— Добрый вечер. Извините, я могу видеть мистера Патрика Доулиша? — произнес мужской голос.

Выяснив, что посетитель — мужчина, Доулиш с облегчением вздохнул. И все же насторожился, так как тот явно не был англичанином. По-английски он говорил хорошо, однако по характерному акценту можно было безошибочно определить, что ото иностранец. Раздался шепот, потом голоса смолкли, дверь захлопнулась, и спустя мгновение послышались тяжелые шаги Элис. Элис служила у Доулишей много лет, затем ушла от них, поскольку вышла замуж, но спустя некоторое время, разведясь, вернулась — несчастная, но вовсе не склонная распространяться о своих бедах и горестях. У нее была своя маленькая квартирка в том же доме, однако большую часть времени она предпочитала проводить на своем привычном рабочем месте — на кухне — и находилась в их квартире практически постоянно, как в служебное, так и в нерабочее время.

Элис остановилась у двери.

— Неизвестный джентльмен желает видеть мистера Доулиша, — она протянула визитную карточку. — Я не сказала ему, что мистер Доулиш дома, — добавила она так громко, что неожиданный посетитель вряд ли мог не расслышать ее слова.

Доулиш взял визитную карточку и, не выказывая никаких признаков изумления, прочел:

— Так вы дома или нет? — спросила Элис. Тон, которым она произнесла эти слова, позволял предположить, что Элис не сочтет себя виноватой, если картофель подгорит, коль скоро Фелисити сама послала ее открыть звонившему.

— Спасибо, Элис, я улажу вопрос сама, — сказала ей Фелисити. Она повернулась к Доулишу. — Придется принять, Пат. — Она двинулась к двери с явным намерением первой взглянуть на молодого человека с испанским именем.

В распоряжении Доулиша имелась максимум минута на раздумье, но он этим не воспользовался. Он не мог вспомнить никого такого, кого встречал в Мадриде, Милане, Цюрихе или Париже и кто своим появлением мог бы вселить в него беспокойство или тревогу.

Молодой человек, приглашенный Фелисити в комнату, был высок ростом, прекрасно сложен и настолько красив, что его красота казалась просто невероятной. Прямо-таки голливудский герой-красавец, сошедший на грешную землю с киноэкрана. Особенно выразительны были его глаза — темные, почти черные, и такие огромные, такие лучистые, словно в глубине их существовал некий источник света.

Он ослепительно улыбнулся, проходя внутрь комнаты.

— Мистер Доулиш, разумеется, я очень рад познакомиться с вами. Очень рад. — Он крепко стиснул руку Доулиша и не отпускал ее: казалось, он намерен продержать ее так долгое время, оглядывая между тем Доулиша с головы до пят, точно выискивал в нем какую-то скрытую фальшь, некий изъян.

Поистине: они стоили друг друга — англосакс и испанец, и Доулиш не проигрывал ни в чем.

— Очень приятно, — пробормотал Доулиш.

Карлос де Киенто и Фернандес жестом, не лишенным некоторой экстравагантности, энергично потряс руку Доулиша.

— Моя сестра так много рассказывала о вас.

— Правда? Не желаете ли закурить? — Доулиш предложил сигареты, потом налил черри Фернандесу, который начал оглядывать комнату, словно оценивая ее точно так же, как только что изучающе оценивал самого Доулиша. Вид его свидетельствовал о том, что комната пришлась ему по вкусу.

— Она скоро придет, — чопорно объявил он.

— Простите, вы о ком?

Фернандес коротко хохотнул, словно услышал хорошую шутку.

— О Мепите, моей сестре, мистер Доулиш, К сожалению, она не смогла прийти вместе со мной, у нее была назначена встреча, но долго она не задержится.

Он вытянул ноги, располагаясь в кресле поудобнее и явно рассчитывая пробыть здесь долго.

Если бы не рассказ Фелисити о странной посетительнице и прочем, Доулиш без труда сориентировался бы в данной ситуации должным образом, но теперь, после сцены, разыгравшейся между ним и Фелисити, он не знал, как себя вести. Ему было ясно, что Фернандес надеялся на радушный, истинно родственный прием. Судя по его поведению, он вот-вот будет повергнут в шок, сложность момента заключалась в том, что нужно было незамедлительно принять решение относительно дальнейших действий. Всматриваясь в красивое лицо молодого испанца, Доулиш прочел ка нем, или ему почудилось, что прочел, явные знаки огненного южного темперамента и непомерной гордости. Самолюбие Фернандеса безусловно будет оскорблено сообщением о том, что он явно заблуждается. Скорей всего, он просто откажется поверить подобному заявлению.