Он откашлялся и быстрым чеканным шагом покинул камеру.

Дверь глухо, тяжело громыхнула, и ключ хрустко повернулся в замочной скважине.

Доулиш глубоко затянулся наполовину искуренной сигаретой и стал мысленно готовиться к новому для себя испытанию, столь же забавному, сколь и непривычному, — к процедуре опознания.

Доулиш вновь услышал мужские шага.

С тех пор как ушел Триветт, минул целый час, и ожидание душу не согревало. Само по себе обнаружение краденых драгоценных камней в магазине Гейла было весьма неприятным фактом, именно этим, вероятно, и руководствовался я своих действиях Триветт. Кроме того, при опознании всегда возможны ошибки. Наверное, Триветт попросит этого неизвестного Малютку Пратта опознать человека, которому он продал изумруды, и, вполне возможно, что Пратт сознательно опознает Доулиша. Это коварная, хитроумная комбинация со стороны того, кто действовал от его имени, и Пратт может быть посвящен в эту интригу.

Афера Фернандеса определенно вписывалась в общую модель интрига. Эффект внезапности, отсутствие времени на предварительный анализ ситуации и составление плана защиты — все это усугубляло положение Доулиша. Борьба с неизвестным всегда выматывает нервы, к тому же не было никакой уверенности даже в том, что вообще представится шанс постоять за себя.

Пратт был профессиональным медвежатником, специализирующимся на краже драгоценных камней.

Пратт может указать на Доулиша и тем самым нанести ему сокрушительный удар.

Но с какой целью? В чем суть этого заговора?

За дверью камеры вновь загремели ключи, и дверь распахнулась.

— Пойдемте с нами, мистер Доулиш.

Доулиша вывели во внутренний двор, по которому прохаживались туда-сюда человек восемь-девять, большинство из них были одеты в плащи, все без головных уборов.

Триветт стоял вместе с несколькими сотрудниками Скотленд-Ярда.

Был теплый июньский день, но Доулиша знобило.

Полицейский в форме подал Попплу плащ, тот протянул его Доулишу.

— Наденьте, пожалуйста.

Доулиш повиновался.

Триветт смотрел на него каким-то холодным, отчужденным взглядом, в котором не было и тени дружелюбия.

— А теперь, господа, будьте так любезны, — авторитетно возвысил голос Поппл, — выстройтесь в одну линию вот здесь, — он указал на стену. — Ближе к середине, пожалуйста, — добавил он, и Доулиш присоединился к остальным. Все приглашенные смотрели на него как на изгоя, зная, что он под арестом. Люди Скотленд-Ярда их отобрали в городе, прямо на улице, и они волею прихотливой судьбы будут спутниками Доулиша по жизни в течение минут десяти, может быть, чуть больше или чуть меньше, и потом навсегда исчезнут.

Их было девять, и он в самой середине — спиной к высокой серой стене. Они подождали несколько минут, пока во двор не ввели еще одного мужчину — «Малютку». Прозвище вполне соответствовало его внешности: незнакомец едва достигал пяти футов и был чрезвычайно худ. Он шел, слегка прихрамывая и сильно выбрасывая вперед левую ногу.

— Ты знаешь, что делать, Малютка, — сказал Триветт. — И смотри, чтоб без ошибки. Промашка тебе дорого обойдется.

— Не беспокойтесь, мистер Триветт, — успокоил его Малютка Пратт, голосом столь глухим и простуженным, что невольно насторожило всех девятерых мужчин и заставило их посмотреть на него повнимательнее. Вместе с тем были в его голосе и какие-то очень приятные, душевные нотки. — Я укажу на Доулиша, чего тут волноваться.

Доулиш почувствовал, что во рту у него пересохло.

Внимание всех мужчин было теперь обращено исключительно на Малютку Пратта, который, слегка припадая на одну ногу, медленно двигался вдоль шеренги.

У него было веселое лицо и ясные глаза. Да и вообще он обладал очень приятной наружностью. Более того — он вызывал чувство симпатии. Он не тянул резину и, казалось, точно рассчитывал время, отводя на осмотр каждого мужчины одинаковое его количество.

Сердце у Доулиша сильно забилось.

— Можно посмотреть на них еще раз?

— Валяйте, — разрешил Триветт.

Процесс опознания возобновился. На этот раз взгляд Пратта задерживался на каждом лице чуть дольше. Доулиш был уверен, что яркие глаза маленького мужчины смотрели на него дольше, чем на кого бы то ни было. Только лишь показалось? Доулиш почувствовал, что задыхается.

Пратт дошел до конца шеренги. Все, казалось, были обеспокоены, словно бы тень вины пала вдруг на каждого из них без исключения.

— Позвольте, извините… еще раз? — спросил Пратт.

— Да, — кратко бросил Триветт.

Пратт вновь начал обходить шеренгу: первых трех миновал, почти не глядя, но остановился перед мужчиной, за которым следовал Доулиш. Доулиш понимал почему, — тот походил на него больше всех остальных в шеренге. Пратт внимательно рассматривал его лицо, йотом бросил взгляд на Доулиша.

Доулиш глаз не отвел.

Он чувствовал, как бледнеют его щеки, ему казалось — еще секунда, и Малютка ткнет указующим перстом ему в грудь; будь он действительно виновен, он не чувствовал бы себя хуже. Вероятно, Пратту было дано такое указание: опознать в самый последний момент. Так что игра, вероятно, немного затянется.

Пратт прошел мимо.

Неужели он так и не опознает Доулиша? Или…

Пратт остановился в конце шеренги напротив последнего мужчины, и Доулиш понимал, почему именно напротив него: ведь он тоже чем-то был похож на него. Пратт искал кого-то очень похожего на него, так что тяжелое испытание пока еще не закончилось.

— Ну, так который же? — сердито спросил Триветт.

— Если честно, — сказал Малютка Пратт, — его здесь вообще нет.

Хотя Доулиш не мог расслышать слов Пратта, он тем не менее почувствовал, что судьба ему улыбнулась, и он ощутил в себе силы без уныния смотреть в лицо будущему, Фелисити, Триветту, всему просторному миру: жизнь прекрасна и стоит того, чтобы жить.

Пратт был в самом серьезном расположении духа и явно волновался.

— Я понимаю, конечно, вы думаете, я вру, мистер Триветт, но среди этих парня действительно нет. У него, знаете, очень маленькие глаза, таких тут ни у кого нет, а еще едва заметный рубец на подбородке. Вот… вот тут… — Пратт коснулся безымянным пальцем правой руки собственного подбородка, чуть левее середины.

— Все в порядке, Малютка. — Триветт говорил резко, но приветливо. Он был как-то странно оживлен. — Скоро увидимся. — Он кивнул головой, и двое полицейских увели Пратта. Триветт приблизился к мужчинам из шеренги. — Благодарю вас, джентльмены, за вашу помощь. Счастлив, что никого из вас не опознали в качестве мошенника!

Раздался сдержанный смех.

Мужчины стали разбредаться, иные перекидывались меж собой замечаниями по поводу процесса опознания.

Триветт, бросив взгляд на Доулиша, даже позволил себе улыбнуться.

— Я бы не сказал, что вам не по силам вытаращить глаза и избавиться от рубца, — сказал он, — но это основания для возможной ошибки. Одна ошибка влечет за собой целую серию ошибок. Встретимся в отделе. Будем надеяться, он не убежит от тебя, Поппл.

Поппл принужденно улыбнулся в ответ.

— Нет. Пратт не опознал Доулиша, сэр, — доложил Триветт помощнику комиссара из УСО[1]. — Мы не сможем дольше держать у себя Доулиша, потому что, хотя изумруды «кру» и обнаружены в магазине Гейла, он не единственный, у кого были ключи. Подозрение падает еще на нескольких человек.

— Что вы намерены предпринять? — строго спросил помощник комиссара.

— Вынудить Доулиша проявить активность, — сказал Триветт. — Сообщить ему, что в любой момент его могут снова арестовать, и посмотреть, что он станет делать.

Последовала долгая пауза, после чего трубка пробасила:

— Что ж, попробуйте.

Окна служебного кабинета Триветта выходили на Темзу, а деревья прилегающей к набережной аллеи росли так близко к стене здания, что достаточно было протянуть из окна руку, чтобы дотянуться до веток и сорвать нежный листок.