Адам натянуто улыбнулся.

— Что вы, доктор, у меня и мысли не было об этом.

— Вот и славно. Как вы себя чувствуете? Выглядите вы лучше, чем вчера. Да, вчера я уже успел посмотреть на вас. Правда, вы спали. У вас до сих пор болит живот?

— Я почти не чувствую боли. И я был бы рад вернуться домой.

Вивиан кивнул.

— Понимаю вас. Больница — не самое веселое место в этом городе. Вы работали? Простите, я отвлек вас. Как продвигается новая книга? Ваши преданные читатели в нетерпении.

— Думаю, через пару месяцев она уже появится в магазинах.

— Только через пару месяцев? Помилуйте, господин Фельдман! Я дважды перечитал «Мир между нами», не говоря уж о четырех предыдущих! Вас не раздражает, когда читатели говорят с вами о ваших книгах?

— Наоборот, я люблю, когда читатели говорят со мной о моих книгах.

— Мне больше всего нравится «Прозрачный гранит». Это ваша вторая книга, если я не ошибаюсь? Замечательная вещь. Мне было бы интересно узнать, что главный герой чем-то похож на вас.

Адам развел руками.

— Даже не знаю, что вам сказать… в личностном плане, конечно, похож.

— Я имею в виду пороки. Вы тоже делаете из них культ?

— Пороки — это неотъемлемая часть человеческой жизни, доктор. Что до культа… над этим стоит подумать.

— Какое решение вы бы ни приняли, мне нравится ход ваших мыслей. Как-нибудь я приглашу вас на бокал вина. Или вы предпочитаете коньяк? Я не пью ничего, кроме вина, но гостям предлагаю то, что они хотят. Кстати, угощайтесь. Да, здесь можно курить. Я разрешаю.

Вивиан достал из кармана халата портсигар и протянул его Адаму, но тот вежливо отказался. Доктор легко пожал плечами и, достав одну сигарету, поднес к ней огонек зажигалки. Таких сигарет Адам еще не видел — табак был завернут в коричневую бумагу, а дым пах чем-то сладким, напоминавшим то ли ваниль, то ли гвоздику.

— Вы зря отказываетесь, отличные сигареты, — заметил Вивиан. — Знаете, что убьет вас, господин Фельдман?

— Курение? — улыбнулся Адам. — Пороки? Работа?

— Вы сами убьете себя, друг мой. У вас опухоль желудка.

Адам поднял брови.

— Опухоль желудка? Но… у меня не может быть рака, мне ведь еще нет и тридцати!

— А вы паникер, господин Фельдман. Вы переживете всех долгожителей этой планеты. Опухоль доброкачественная. Но когда люди противятся своим желаниям, это их убивает. И это обиднее, чем умереть от рака. — Вивиан снова протянул ему портсигар. — Не обижайте меня. Угощайтесь.

Адам, не зная, как реагировать на шутку врача, все же взял предложенную сигарету и осторожно понюхал ее. Вивиан одобрительно кивнул.

— Не волнуйтесь, там нет ничего страшного. Только пропитанная опиумом бумага и смесь каких-то трав. Я зайду к вам под вечер. Оставить вам пару сигарет?

— Нет, благодарю. Но если мне понравится, я обязательно возьму у вас еще.

— Тогда, может быть, я попрошу Мари, чтобы она заглянула к вам на часок?

Адам вгляделся в лицо врача, пытаясь понять, что он имеет в виду — сигарета обладала расслабляющим действием, и теперь его клонило в сон. Вивиан смотрел на него, положив руки в карманы, и улыбался. При более близком рассмотрении его глаза, спрятанные за стеклами небольших очков с тонкими стеклами, оказались не голубыми, а темно-синими.

— Спасибо, доктор. Как-нибудь в другой раз. На сегодня достаточно лекарств.

— Очень жаль. Тогда все лекарство достанется мне. Включая удовольствие.

Через пару недель после операции Адаму разрешили не только встать с кровати и сделать круг по палате, но и позволили прогуляться по коридору, а потом сделали поистине королевский подарок — дали подышать свежим воздухом в парке больницы. Доктор Мори сообщил пациенту, что дела идут хорошо — обычно больные после таких операций восстанавливаются гораздо медленнее. Правда, работать ему Вивиан не разрешал: несмотря на кажущуюся сдержанность и воспитанность, в этом вопросе врач проявил непреклонность, и у Адама не оставалось другого выбора, кроме как смириться со своей участью. Взамен компьютера, бумаги и ручки доктор принес пациенту несколько книг, и тот был приятно удивлен — выбор оказался очень удачным.

День Адама проходил размеренно и спокойно, раз за разом повторял стандартный режим выздоравливающего больного. Когда ему надоедало общество книг, а для прогулок в парке было слишком свежо, он отправлялся в смежную со столовой комнату, где больные коротали время за игрой в карты, шахматы или шашки, а порой просто беседовали, смотрели новости по телевизору или слушали радио. Телевизор Адам не смотрел, по радио слушал только музыку, но не был против шахматной партии или покера.

Иногда к игре в покер присоединялся и доктор Мори. Играл он хорошо, причем любой, кто был знаком с игрой, понимал, что полагается он не на удачу, а на опыт. После того, как половина фишек противников оставалась в его руках, Вивиан виновато улыбался и говорил: «Ну вот, теперь кто-нибудь из вас точно подумывает, что я наживаюсь на своих пациентах». В ответ пациенты от души смеялись и отвечали доктору, что он обязан продолжить — и тем самым дать другим возможность отыграться. В девяти случаях из десяти доктор оставался победителем, потому что его пейджер сообщал ему очередную срочную новость, и он, извинившись, отправлялся по своим делам.

Доктор Мори произвел на Адама неоднозначное впечатление. То есть, впечатление он, конечно, произвел хорошее — это был один из тех случаев, когда сделанные после первого знакомства выводы не соответствуют действительности. Адам убедился и в том, что доктор отнюдь не сноб — не было ни одного человека в больнице, с которым он конфликтовал бы (по крайней мере, таких Адам во время своего пребывания там не встретил). Коллеги уважали его, несмотря на то, что он, похоже, был самым младшим среди врачей. С докторами Вивиан беседовал открыто и дружелюбно, иногда позволяя понятные только врачам шутки, которые имели успех у окружающих. Также новый знакомый Адама часто общался со своими пациентами: он знал, кто как себя чувствует, у кого какое настроение, а порой даже поздравлял с днем рождения или другой знаменательной датой, не забывая преподнести подарок.

С коллегами-женщинами у доктора Мори отношения были другими. Если бы Адама попросили выразиться как можно более мягко, он бы сказал следующее: не было ни одной юбки, под которую Вивиан бы не заглянул. Адам не слышал от него пошлых шуток, доктор Мори не позволял себе прикасаться к кому-либо на людях, но в том, что у этого вопроса существует другая сторона, сомневаться не приходилось. Это было заметно хотя бы по тому, какими глазами на доктора смотрела женская часть коллектива. Так что против служебных романов (Адам сомневался, можно ли называть секс на один-два раза романом, но решил, что будет называть это для себя именно так) Вивиан ничего не имел, да и коллеги, которые, разумеется, знали, как обстоят дела, его не осуждали. Правда, во всем, что касалось пациенток, доктор Мори строго придерживался схемы отношений «врач-больной», хотя это не мешало им реагировать на доктора так же, как это делали женщины-врачи. Адам был уверен, что когда Вивиан появлялся в палате пациентки с утра, улыбался и спрашивал: «Как ваши дела? Сегодня вы замечательно выглядите!», самые тяжелые болезни отступали на второй план.

Да и сам Адам за эти недели сдружился с доктором Мори. Вивиан был приятным собеседником, но предпочитал слушать, а не говорить. Адам, который, в свою очередь, не привык выступать в роли рассказчика, примерил на себя нехарактерное для него амплуа, и пришел к выводу, что оно ему нравится. Они с доктором могли обсуждать все темы на свете. Адаму пару раз приходила в голову мысль, что именно такого человека, как доктор Мори, он хотел бы видеть в качестве хорошего друга.

Что же мешало Адаму во всей этой истории? В Вивиане, несмотря на его привлекательную внешность, вежливость, прекрасное воспитание, интеллект и общительность было что-то настораживающее. Каждый раз, когда доктор сидел перед ним, положив ногу за ногу и сцепив пальцы на колене (Адам со временем перестал относиться к этой позе с отвращением), кивал его словам, улыбаясь (в такие моменты он имел привычку слегка прищуриваться, и тогда в уголках его глаз появлялись тонкие морщинки), Адаму казалось, что сейчас он задаст ему какой-то вопрос, и ответа на этот вопрос у него не будет. Или же будет — такой ответ, которым он и не рад был бы делиться… но доктору Мори он ответит. А потом произойдет что-то, о чем он, Адам, пожалеет, но пути к отступлению будут уже перекрыты.