— Весь в делах, — заговорил я, снимая плащ.

Адам поднял голову и пару секунд изучал меня, после чего отложил калькулятор и поднялся из кресла.

— Ну и ну! Я был уверен, что ты останешься дома! То есть, я имел в виду, тебе не нужно было приходить, я понимаю ситуацию, и я бы справился без тебя!

Он обнял меня, после чего отстранился и вгляделся в мое лицо.

— Ты ужасно выглядишь, — уведомил меня он. — Надеюсь, ты не пил?

— Только успокоительное.

Я сел у стола и достал портсигар. Адам наблюдал за тем, как я закуриваю.

— Ты снова куришь эти чертовы сигареты? — спросил он.

— Ты снова читаешь мне нотации? — ответил я вопросом на вопрос.

Он покачал головой и взял у меня сигарету.

— Не буду спрашивать, как все прошло. Это самый дурацкий вопрос, какой только можно задать, если речь идет о похоронах.

— Это точно. Но прошло хорошо, если так можно говорить о похоронах.

Адам пару раз затянулся и посмотрел на то, как дым тает в воздухе.

— Я слышал про Кэт, — сказал он. — Прими мои соболезнования. Ужасная история.

— Ну, хотя бы в этот раз мое имя не появляется на страницах желтых газет в контексте очередного романа. — Я пригладил волосы ладонью и вздохнул. — Ума не приложу, что происходит. Такое впечатление, будто кто-то наверху решил, что на меня должны свалиться все беды этого мира.

Адам успокаивающе потрепал меня по руке.

— Не думай об этом слишком много, — посоветовал он. — Вот увидишь — через несколько дней все наладится. Знаешь, что? Я сделаю тебе сюрприз. Но только с одним условием: если ты постараешься придать своему лицу более жизнерадостное выражение. Кстати, я тут читал новости. Ты помнишь Уильяма Барта?

— Конечно. Истеричный компаньон Изольды. Я слышал, у него новый бизнес?

— Уже нет. Он мертв. Его убили в собственной квартире.

Я подпер голову рукой.

— Это уже тянет на тенденцию.

— Ты прав. Хотя бы потому, что сценарий убийства повторяет сценарий убийства Кэт. Один в один. Выглядит так, будто он повесился, но нет ни веревки, ни чего-либо, куда бы можно было эту веревку повесть. Тело не перемещали — он умер, сидя в кресле. А повеситься, сидя в кресле, довольно-таки проблематично. Полиция Треверберга в растерянности, а они раскрывали и не такие дела.

— Чертовщина какая-то, — сделал вывод я.

— Это уж точно. Либо таинственный убийца действует так ловко, что не оставляет следов, либо… не знаю. Мистика какая-то.

— В любом случае, это не по моей части. — Я поднялся. — Поздороваюсь с Колетт.

В глубине души я надеялся, что посетителей сегодня будет немного, но, как и следовало ожидать, закон подлости сработал безошибочно. Адам с довольной улыбкой таскал меня за собой из одной части клуба в другую, ни на секунду не закрывая рта и рассказывая гостям о том, чем мы можем их порадовать. Я думал о том, что его болтовня раздражает меня, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы сказать колкость. В течение трех месяцев после того, как я вернулся из затянувшегося отпуска по ту сторону океана, мне пришлось жить у него, потому что я продал свою старую квартиру, а новую купить не успел, и мне казалось, что своей любовью поговорить он сведет меня с ума. За полгода жизни в одиночестве я успел отвыкнуть от соседей.

— … а это доктор Вивиан Мори, Элеонора. Компаньон господина Фельдмана.

Спутница Патрика Мейсона, темноволосая женщина с лицом уставшей от жизни аристократки, улыбнулась мне и сделала лишенный изящества книксен.

— Очень приятно, доктор.

— Очень приятно, Элеонора, — ответил я и поцеловал ей руку, хотя книксен отбил у меня охоту обмениваться светскими знаками любезности.

— Я слышала, что у вас своя практика? — полюбопытствовала Элеонора. Ее взгляд скользнул по моему черному галстуку и остановился на сигарете — третьей за этот вечер, на что Адам старался не обращать внимания, лишь только изредка неодобрительно качая головой. — Вы психоаналитик?

— Это правда.

— Как интересно!

Элеонора сжала в руках сумочку, посмотрела мне в глаза и улыбнулась. Я мысленно поблагодарил Бога за то, что Он обделил меня талантом Патрика находить женщин без признаков интеллекта. Если он и находил умных женщин, то тут же женился на них, после чего, осознав свою ошибку, разводился и продолжал поиски.

— Сколько стоят ваши услуги? — продолжила Элеонора.

Я назвал сумму, которую мы с Ванессой обычно брали с пациентов за сеанс. Элеонора пару раз кивнула.

— Не так уж и дорого. — Она снова улыбнулась. — Я бы могла себе это позволить.

— За первый сеанс я не беру денег, так что если вам нужна моя помощь как врача, я могу дать вам свою визитную карточку.

— Я буду очень рада, доктор.

Когда моя визитная карточка исчезла в недрах ее сумочки, Элеонора возобновила диалог.

— Никогда не была на сеансе у психоаналитика. Это так же, как в кино?

— Думаю, будет лучше, если вы увидите собственными глазами.

— А мне нужно будет раздеться?

Адам, беседовавший с Патриком, ткнул меня локтем в бок, но опоздал всего лишь на долю секунды.

— Все зависит от того, насколько тяжел случай того или иного пациента, — ответил я Элеоноре.

— Прошу вас, извините доктора, — сказал Адам, придав своему лицу серьезное выражение (хотя я был уверен, что он еле сдерживается и готов расхохотаться). — У него очень тонкий юмор.

— Все в порядке, господин Фельдман, — уверила его Элеонора.

— Я покажу вам вторую половину клуба. — Адам повернулся ко мне и добавил, понизив голос: — Твое присутствие больше не понадобится. Можешь отдохнуть.

За столиком меня ждала Колетт. Она на секунду подняла голову, после чего снова взяла стоявшую рядом с ней бутылку абсента и наполнила второй из двух стаканов.

— Сюрприз, — сказала она. — Нет, не тот, что тебе обещал Адам. Зато только вчера из Амстердама — Софи привезла.

Я занял один из стульев.

— Она давно не была у нас. У нее все хорошо?

Колетт чиркнула длинной спичкой и поднесла огонек к кубику сахара.

— Пишет. Ты ведь знаешь, когда она работает, то не видит никого и ничего.

— Когда она планирует закончить следующий роман?

— Думаю, через месяц она закончит черновик, потом все зависит от издательства. А пока мне нужно приносить ей кофе и напоминать, что она должна пообедать. Для чего же еще нужны сестры?

Когда таинство превращения зеленой жидкости было завершено, Колетт подала мне один из стаканов.

— За что выпьем? — спросила она, поднимая стакан.

— За то, чтобы в жизни были поменьше бреда.

— Отличный тост для абсента.

Мы выпили, и Колетт снова взяла бутылку.

— Еще по одной? — спросила она, глянув на меня.

— Ты спрашиваешь у меня как у руководителя или как у друга?

— Как у друга-руководителя. Я выпила сто литров абсента, пока жила и работала в Амстердаме, и после нескольких бокалов твердо стояла на ногах и отлично танцевала. Кстати, о танцах. Знакомься. Это Нура. Твой сюрприз. Дорогая, это Вивиан. Я тебе о нем рассказывала.

Разглядывая подошедшую к нашему столику Нуру, я думал о восточных красавицах в паранджах и исполнительницах танца живота, которых видел в период путешествий по Саудовской Аравии. Может, с определением ее родины я и ошибся, но с родом занятий почти стопроцентно угадал — осанку танцовщицы я после десяти лет занятий танцами замечал невооруженным глазом. На Нуре было длинное вечернее платье, перчатки чуть выше локтя и манто, небрежно накинутое на плечи. Она изучала меня темными — под стать своей восточной внешности — глазами и улыбалась. И что-то в ее глазах заставляло меня думать о том, что я оценю сюрприз по достоинству.

— Надеюсь, ты рассказывала только хорошее? — заговорил я.

— Плохое обычно не рассказывают, а демонстрируют. — Колетт поднялась и положила руку Нуре на плечо, приглашая присесть, а потом снова обратилась ко мне: — Нура — моя подруга. Мы вместе работали в Амстердаме.