— Да? И какой же?

— Ты. Именно поэтому я говорю «мы».

— Я?! — я отставил чашку и посмотрел на карателя. Он был совершенно серьезен. Даже без издевки в глазах. Ни намека на шутку.

— Анна… она влюблена в тебя.

— Это не влюбленность.

Он поморщился, но ничего не сказал по поводу того, что я его прервал.

— Ее к тебе тянет. И безбашенности там хватит, чтобы прийти к тебе. Но ты бы мог прийти к ней сам. Честно говоря, Киллиан, я думаю, она в опасности. Если вспомнить о той силе, о которой я говорил, ее могут убрать.

— Винсент, ты ничего не перепутал? — спросил я. — Речь обо мне, а не о тебе. Я не планирую связываться с Незнакомкой.

— Ну что ты. Это крайний случай… если не получится найти ее через Мину и Эдика.

У него был совершенно невинный вид. Невинный и доброжелательный. Черт.

— Давай подытожим?

Он усмехнулся и откинулся в кресле, положив руки на подлокотники и не скрывая довольной улыбки человека, который точно знает, что нужно делать.

— Нам надо найти Анну. Нам надо защитить ее в случае чего. В конечном счете, к развоплощению она не приговорена.

— Пока что.

— Это неважно. И найти ее ты мне поможешь, ведь так?

— У меня нет выбора.

— Отлично. И… — он посерьезнел. — У меня есть к тебе просьба личного характера?

— Привести тебе вакханку? Думаю, в этом городе ты справишься самостоятельно.

Винсент помолчал мгновение, осмысливая услышанное. Видимо, мой пассаж сбил его с мысли.

— Нет. Черт. Эмили прилетает на Неделю Моды. Я не могу поехать за ней в Прагу. Ты сможешь ее забрать?

— А Амир что?

— Он как чумы боится Треверберга, — поморщился Каратель. — Вся надежда только на тебя.

Я улыбнулся.

— Хорошо.

— Спасибо.

Я вышел из резиденции с четким ощущением, что все прошедшее есть один большой спектакль. Только Винсент теперь выступает в качестве режиссера, и он прекрасно понимает, за какие ниточки дергать, чтобы получить то, что ему нужно. С другой стороны, его последняя просьба удивила. Мы так и не поговорили с Эмили после того, как я был вынужден уехать, вызванный Кэцуми.

Автомобиль послушно вывез меня на дорогу. Удалившись на безопасное расстояние, я взял телефон и набрал номер дочери Винсента. Эм ответила почти сразу.

— Привет, — несколько напряженно поздоровалась она.

— Почему я не знаю, что ты двадцать шестого утром прилетаешь из Парижа?

— Ой… Я забыла тебе сказать. Папа пригласил на…

— Неважно. Винсент попросил встретить тебя. И привезти на открытие Недели моды.

— Хорошо, — совсем стушевалась она. — Киллиан. Ты скоро приедешь?

— Да.

— Я тебя очень жду.

Анна

24 декабря

Треверберг

Анна с задумчивым видом стояла с ножницами у одного из розовых кустов, который избавляла от высохших листьев. На ее лице не отражалось ничего, кроме спокойного средоточия. Она любила розы. С детства любила розы. В доме ее родителей в Риме был большой розовый сад, разбила который ее мать, старший каратель Веста. Еще будучи человеком и потом, после обращения, Анна училась ухаживать за розами. Ей нравилось выводить новые сорта. Ей нравился тягучий аромат цветов, обволакивающий, магический. В нем было что-то настолько светлое и легкое, что она буквально жила в саду тогда.

Тогда…

1815 год, черной пропастью разделивший ее жизнь на «до» и «после». Анна слегка дрожащей рукой провела по лбу, выгоняя из памяти неотступно преследовавшие ее воспоминания. Иногда удавалось забыться в чьих-нибудь объятиях или во время охоты. Боль отступала, оставляя место лишь глухой ненависти и огромному, поглощающему все желанию отомстить. Сейчас она одна. Ее домик в Треверберге, розы. Покой и одиночество. Одиночество, не приносящее желанного успокоения. Одиночество, которое так заботливо, так филигранно выдает картины из прошлого.

Она не поехала к этой девочке Мине, ожидаемо потерявшей голову и ловившей каждое мгновение наедине с той, от кого теперь зависит ее жизнь. Жертва-трофей. Ну не смешно ли? Как глупо выглядела Морана, явившаяся выяснять с ней отношения. Право, только ради того, чтобы увидеть Незнакомку в таком состоянии, стоило отобрать у нее еду. Они не вампиры, законы о неприкосновенности пищи на Незнакомцев не распространяются. На них не распространяются никакие законы. Она бы и сама разозлилась, если бы кто-то посмел утащить ее смертного. Но никто не смел.

Скучно.

Анна улыбнулась черной розе, с чьим кустом сейчас возилась. Редкое растение. Очень уж привередливое. Но ей была в радость такая забота. И цветы отвечали благодарностью, распускаясь и благоухая. В какие-то минуты Незнакомка чувствовала, что сейчас в обоих мирах у нее есть только розы. Почти двести лет одиночества. Двести лет поиска, страха. Двести лет, когда приходилось выживать. Вытачивание образа, определение целей, жизнь Анны Креймер. И вечная память о том, что было до Треверберга, до того, как ей помогли встать на ноги.

1815 год.

Она помнит то мгновение, когда умер отец. Когда был убит отец. Она буквально видит, как кинжал Карателя Винсента, кинжал из храмового серебра, древней и тонкой работы, врезается в тело Пифона, мгновенно выпивая из него жизнь. Удивительное свойство металла: царапины, нанесенные им, не заживают, даже на теле карателя или Незнакомца останется шрам. Тонкая белая полоса как вечное напоминание. Храмовое серебро несет смерть любому темному существу. Обращенному — в особенности. У нее не было информации, почему так, но она слишком хорошо знала, что это именно так. Кинжал из Храмового Серебра убил ее отца. Сильнейшего из всех Незнакомцев, если не считать Дуату.

Анны не было там — но она помнит все. Память жестоко и услужливо оберегает ключевые моменты, храня их как картинки, полотна из дальних уголков храма ее разума. Вот Веста бледнеет, теряет равновесие, медленно опускается на пол. Анна бросается к ней, чтобы утешить. Последующие дни карательница проводит в постели, бледная и отчужденная, она погружена в воспоминания, пытается вытащить и сохранить самые светлые, самые счастливые мгновения. Анна впервые остается совершенно одна. И в этот момент мир раскалывается надвое. И сознанию маленькой, недавно обращенной девочки, так сложно принять простой факт: ее отца больше нет. Они и без того редко виделись, но его спокойная, немного мрачная сила окутывала ее с рождения. Она чувствовала огромное единение с ним. Он был Незнакомцем. Коронованным королем Незнакомцев. Первый и последний король — вся система рухнула с его уходом. Что, собственно, и добивался Орден. Изъять ключевой элемент системы, чтобы она перестала функционировать. Тонкий расчет, который себя оправдал. Как всегда.

Очередной сухой листочек отправился в мешок. Анна хотела смахнуть с ресниц слезу, но запоздало поняла: глаза сухи. Слезы — роскошь, которой ее обделила судьба. Но сосредоточиться на этой мысли не позволил очередной виток воспоминаний.

Ордену было мало отобрать у нее отца. Они пришли и за матерью. Анна старалась не возвращаться мысленно к тому дню, когда на их пороге появился один из старших карателей. Знаменитая Елена, безраздельно властвовавшая в Новом Свете. Елена с огненными волосами, горящая желанием отомстить. Ледяная и неприступная. Она позволила им попрощаться. Позволила обменяться парой фраз перед вечной разлукой. Как благородно! Как жаль, что тогда Анна не могла ничего сделать, чтобы помешать аресту. Не смогла помочь матери — а та и не стремилась скрыться. Почему она не сбежала, только почувствовав смерть Пифона? Знала же, чем это закончится, и не сделала ничего!.. Каратель. Орден. Понятия о чести. Законы. Сколько условностей, которые привели лишь к одному — Весту осудили. Приговорили к смерти. И за что? За любовь! За дочь… За нарушение каких-то идиотских, никому не нужных правил. За то, что она была живой и искренней, за то, что она жила!