В эту систему укладывается тогда и еще один любопытный факт. Ведь хоть новгородская земля и была больше размером, чем любая другая русская земля, городов на ней почти не было. То ли дело на юге, где вокруг Киева тянутся многочисленные городки и замки бояр. Бояре там сидят посреди своих имений, блюдут хозяйство и стараются по мере сил обособиться от князя, правящего землей. Новгород — республика. Если боярин будет сидеть у себя в сотнях верст от столицы, то городом будут управлять какие-то другие люди, возможно, его соперники. И потому бояре, оставив в имениях ключников и других доверенных лиц, стараются держаться поближе к центру города, к вечу, к решениям его, к власти.

Тогда что же такое новгородское вече? Что значат многочисленные известия о том, что один конец города восстал против другого? Оказалось, и вече было совсем не таким, как думали раньше. И не нужна была для него громадная площадь. На вече собиралось триста хозяев новгородской земли. Они и были новгородской республикой, они и боролись за власть в городе, они объединились в группировки, и когда один конец города шел на другой, это шли люди одних хозяев против других.

Возможно, дальнейшие раскопки внесут коррективы в эту картину, пока еще мало известно о жизни купцов, еще не удалось как следует исследовать торговые дворы других государств, а ведь был в Новгороде и Готтский двор, и Немецкий двор...

V

С новыми знаниями можно уже вернуться и к извечной проблеме истоков Новгорода, к вопросу, как он такой получился, когда, почему.

В Новгороде времен расцвета было пять «концов» — районов, до последних лет новгородской независимости сохранявших автономию в пределах самого города, выбиравших своих должностных лиц, имевших собственные веча и зачастую враждовавших друг с другом.

Но археологам удалось доказать, что первоначально концов было лишь три — Людин и Неревский на стороне Детинца и Славенский — на другой, торговой стороне. Интересно также, что если в позднем Новгороде дань городом выплачивалась кратная пяти, и число воинов, уходивших в походы, тоже кратно пяти, то в ранние времена цифра эта всегда кратна трем.

Все три древних конца обладали центрами с очень мощным культурным слоем. Во всех трех есть церкви Петра и Павла, которые обычно сооружались христианами на месте языческих капищ.

Славенский конец, отделенный от Детинца рекой, иногда зовется в летописях Холмом. И в самом деле, геологи подтверждают, что на его месте раньше был невысокий холм. И вот что интересно: в скандинавских летописях — а варяги были издавна знакомы с новгородцами — Новгород вообще часто называется Холмградом. А свое, новгородское, название конца также знаменательно: Славенский — славянский — населенный славянами?

Второй конец — Неревский. Очень часто в произношении буквы «м» и «н» меняются местами. Если совершить обратную подстановку в это, казалось бы, лишенное (что странно) значения слово, то получится меревский. Тогда смысл появляется. В тех краях обитали племена мери. Кстати, одна из улиц в том районе зовется Чудинцевской, по имени угрофинского (как и мери) народа чуди. А вот на Людином конце есть Прусская улица. Пруссы — западные славяне.

Уяснив все это, можно вернуться к летописи. А в летописи, там, где говорится о призвании Рюрика в Новгород, сказано, что призвали его новгородцы и перечисляются они: «словене и кривици и меря. Словене свою волость имели, а кривици свою, а меря свою...» Получается, что жили там по крайней мере три разных народа, но все они для летописца новгородцы.

Из всего этого возникает вполне убедительная гипотеза. По соседству друг от друга существуют три поселка. Населены они разными племенами. Но боги у этих племен общие, и обычаи близкие, и занятия схожие. И помимо своих собственных капищ, имеют они и общее укрепленное городище, где есть святилище, и кладбище, и место для общих собраний. Ведь, как бы ни конфликтовали между собой поселки, дома их стоят слишком близко, и озеро Ильмень, которое начинается совсем рядом, и река — все это объединяет их, и вместе им лучше обороняться от общих врагов. Поселки растут. Все ближе они один к другому. И так рождается один из первых в мире интернационалов — город, созданный тремя народами, и это также одна из основных причин необычности образа правления, которое избирают его жители. Построив совместно Новый Город и окружив его стеной, за которой жители окрестных поселков могут спрятаться, если нападут варяги или карелы (причем до последних лет Новгородской республики между концами были твердо поделены участки стены, которые они должны защищать), жители Новгорода оказались в более выгодном положении, чем жители других поселений. И город стал богатеть и захватывать соседние земли.

Постепенно сгладились различия в языке, смешались в котле городской жизни языки и обычаи. И все они стали новгородцами.

Сегодня археологи еще не нашли самых первых домов Новгорода, домов тех поселков, из которых сложился город. Но рано или поздно это случится. А так как изучение его идет по спирали, то снова, на новом уровне, археологи подойдут к последующим векам. И, может, даже удастся обнаружить, что разногласия между концами, вражда между ними объясняются не только борьбой за власть в городе, но и тем, что каждый из концов представлял собой определенные районы новгородской земли, и буйные споры на вече были лишь отголосками более широких процессов в Новгородском государстве.

Но если бы эти мои слова услышал сейчас профессор Янин, то он, как всегда, улыбнулся бы, затянулся бы «беломориной» и сказал:

— Ну, дорогой, это уже двадцать первый век.

Игорь Можейко

Вернувшись домой с работы Алан Джонс (назовем его так) без вкуса поужинал и придвинув пепельницу, у телевизора. Шло старое шоу Боба Хоупа. Дети помирали со смеху, глядя, как тот изображает пациента в приемной дантиста. Испытанный номер и идет всегда на ура. В паузах вступала не терявшая педагогического запала жена, на живом примере показывая, как вот нехорошо запускать зубы, а для этого всего-то требуется не бояться доктора и регулярно ходить показывать ему рот и завтра же...

Одним словом, вечер шел обычно, и ничто не обещало изменить его ход, если бы, отправившись в прихожую за почтой и выбросив рекламный проспект домашней бани-сауны, Алан Джонс вдруг не увидел того конверта. Боже, значит, пришел ответ!

Месяц назад в такой же точно вечер, листая газету, он обратил внимание на объявление. Крупный химический концерн искал для открывающегося филиал инженера именно его квалификации. Начальный оклад в два раза превышал тот, который он получал сейчас, после двенадцати лет работы. Биографии, написанные от руки (естественно, какая уважающая себя компания возьмет ответственного сотрудника без графологической экспертизы!), предлагалось слать в почтовый ящик № 547.

Алан Джонс откликнулся на следующий день. Листок с биографией он переписывал трижды, стараясь, чтобы буквы шли прямо, свидетельствуя об уравновешенности характера и сильной воле. Письмо отослано. И тут же пришло беспокойство. Хотя Джонс в разговоре с женой твердил, что и на старом месте неплохо и вообще, как бог ни распорядится, все к лучшему, но в голове засела мысль о том, насколько изменится жизнь при новых деньгах. Все поэтому выглядело каким-то пресным, и получалось, что он уже не жил, а прозябал.

Горечь не оставляла его целый месяц. И вот конверт...

В конверте покоилось отпечатанное на дорогой голландской бумаге любезное приглашение встретиться с «директором, ведающим набором сотрудников».

Господин директор оказался человеком обаятельным и к тому же весьма сведущим в деле. Второе приглашение последовало уже по телефону — в роскошный ресторан, где Алан был окончательно очарован человеком, на которого смотрел как на будущего шефа. И ничего удивительного, что он старался произвести самое благоприятное впечатление. Разговор шел обо всем, но чаще о работе, будущей работе Джонса, о новых методах, которые он намерен применить. Несколько «мартини» перед обедом в баре и потом за столом две бутылки «шато-нёф-дю-пап» оказались тяжеловаты для инженера, но никаких глупостей, это он помнил твердо, Джонс не молол.