— Здравствуй, Таис. — Магистр посмотрел на меня, и на секунду мне показалось, что я вижу в его взгляде… жалость? — Ты хочешь, чтобы Винсент стал твоим наставником?

Пока я размышлял о том, когда темные законы успели поменяться, и с каких это пор не ученик выбирает наставника, а Магистр выбирает наставнику ученика, Таис просияла. Казалось, еще секунда — и она подпрыгнет на месте, а потом захлопает в ладоши.

— Хочу, — ответила она.

— Господин Магистр… — начал я.

— По традиции, наставник размышляет над ответом сутки. Когда вы придете сюда завтра в то же время, Винсент ответит тебе.

— Ни к чему ждать, господин Магистр, я согласен.

Лучше сделать все как можно скорее и прекратить эту пытку. Мне совсем не нравилась мысль о том, что я всю ночь буду терпеть издевательства этой компании, даже если учесть, что на издевательства над собой мне глубоко плевать. Кроме того, если уж моя первая ученица так далека от идеала, то не стоит испытывать судьбу — кто знает, какие сюрпризы она мне подкинет.

Поймав холодный взгляд Магистра, я на секунду смутился, но быстро с собой совладал.

— Вы должны произносить клятву в присутствии как минимум трех старших карателей, Винсент, и тебе это прекрасно известно. А если нет, то до того момента, как ты сядешь за стол Совета Тринадцати, законы тебе придется подучить. Дана об этом позаботится.

— Позабочусь, господин Магистр, — с готовностью ответила появившаяся за его спиной Дана. Она явно была довольна поворотом дел, и недавний спор ее уже не печалил. — Не волнуйтесь, все будет сделано в лучшем виде.

— Спасибо, — ответил я ледяным тоном. Великая Тьма знает, каких усилий мне стоило держать лицо — больше всего на свете я хотел высказаться, не стесняясь в выражениях. — Освежи мою память, Дана, мы выяснили, что ты знаешь темные законы на порядок лучше меня. Ведь нам с тобой не нужно произносить никаких клятв?

Мы с Даной решили, что не будем дожидаться остальных, и ушли из Храма как раз в тот момент, когда «веселье» было в разгаре. Пыльная буря закончилась, воздух стал прохладен и свеж, а луна выбралась из-за туч и лишь изредка скрывалась за тонкими облачками. До деревеньки, расположенной за лесом, было максимум три часа пешим ходом, но Дана по какой-то причине отказалась направиться туда и сказала, что мы переночуем в лесу. Я не стал спорить: диких животных мы не боялись (скорее, они боялись нас, а поэтому не подходили слишком близко), тут было спокойно и тихо. Кроме того, я проголодался и размышлял, что нужно развести костер, а потом, так уж и быть, отправиться на охоту и поймать кого-нибудь на ужин.

— Что молчишь? — отвлекла меня от мыслей Дана.

— А что я должен говорить? — ответил я вопросом на вопрос.

— Думаешь о том, каким будет твой первый урок ученице?

Мы брели по лесной тропинке и смотрели по сторонам, ища подходящее место для ночлега. Дана несла на плече лук и колчан со стрелами, а со мной, помимо мантии, была сумка с самыми необходимыми для недолгого путешествия вещами: я жил неподалеку от Храма.

— Что тебя так зацепило? — полюбопытствовал я. — Если уж кто-то и должен обижаться, так это я. Вы с Амиром вели себя отвратительно.

— Хочешь поучить меня жизни?

— Нет. Но иногда до того, как вылить на уши собеседника реку чуши, лучше подумать и принять решение в пользу глубокомысленного молчания.

Дана резко повернулась ко мне. Я замедлил шаг, но она жестом остановила меня.

— Слушай, вот что. — Она выдержала паузу и вгляделась в мое лицо, желая убедиться, что я действительно ее слушаю. — Когда-то я триста лет терпела твои идиотские вопросы и твое твердолобое упрямство. Если хочешь знать, и то, и другое мне уже стоит поперек горла. Тебе повезло, что я за это взялась — другой старший каратель, будучи в здравом уме, ни за что не согласился бы стать твоим наставником, так как ты доведешь до белого каления кого угодно. Так что давай договоримся вот о чем. Я, как и раньше, буду делать вид, что меня не раздражает твое поведение. А ты будешь вести себя уважительно. Идет?

— Так же уважительно, как ты вела себя по отношению к Таис? Идет.

Дана скрестила руки на груди и улыбнулась.

— Ты, как всегда, слышишь только то, что хочешь слышать? Хорошо. Я знаю, что угрозами тебя не возьмешь, да и тумаки с тобой работают редко. Но я найду на тебя управу. А ты не отвлекайся от своего основного занятия. Ведь теперь у тебя есть Таис.

— Помнишь, как ты нашла мне вакханку?

— Помню. Если бы я знала, что после нее ты окончательно повернешься на их крови, то ни за что бы этого не сделала.

— Может, найдешь ей корибанта? И она не будет отвлекаться на посторонние вещи вроде меня?

Мы переглянулись, и я, повторяя ее жест, тоже скрестил руки на груди. Дана вспыхнула. В первое мгновение она лишилась дара речи, а потом подняла руку для удара, но в последний момент передумала и толкнула меня в плечо. Приложи она чуть больше сил, я бы, скорее всего, не удержался на ногах.

— Открой свои уши так широко, как можешь, и весь обратись в слух, сучонок, потому что сейчас я скажу тебе кое-что очень, очень важное! — выпалила она. — Когда ты умел только тихо пищать, выпрашивая кровь своего создателя, я убивала тех, о чьем существовании ты пока что даже не знаешь! Ты не будешь учить меня вежливости, и уж тем более не будешь мне дерзить, и будешь делать то, что я тебе скажу! Не знаю, сколько нам предстоит пробыть вместе, но я тебе обещаю — а ты знаешь цену моего слова — я вытрясу из тебя твою бессмертную душу, а потом запихаю ее на место, и сделаю это столько раз, сколько потребуется, и никто не посмеет сказать, что я поступаю неправильно! Ты меня понял?!

— Думаю, нам хватит одного кролика, хотя можно поймать и двух, что скажешь?

Судя по взгляду, который бросила на меня Дана, она готова была зарычать или зашипеть, как дикий зверь.

— Когда-нибудь я надаю тебе столько тумаков, Винсент, что ты вспомнишь имя своего создателя! Я чувствую, что этот момент наступит очень скоро!

— Я плохо стреляю из лука, ты справишься лучше меня. Так что я разведу костер, а дичь с тебя. Хорошо?

Она поджала губы, сорвала с плеча мантию и швырнула ее мне.

— Хорошо! Остановимся здесь, дальше идти не будем. Надеюсь, у тебя хватит мозгов поддерживать огонь до того момента, как я вернусь?

— Ну, разве что я не задумаюсь слишком глубоко о предстоящей роли наставника…

— По-хорошему советую тебе попридержать язык, младший каратель Винсент.

Я посмотрел на гору: черный силуэт Храма на фоне усыпанного звездами неба выглядел как гигантская скульптура. Можно было подумать, что Великой Тьме захотелось повеселиться, и она занялась творчеством, не размениваясь на малые формы.

— Как скажешь, наставница.

Сочное мясо упитанного кролика настроило Дану на доброжелательный лад. Мы немного поговорили, после чего она свернулась калачиком у костра. Я дождался момента, когда ее дыхание стало ровным, потушил огонь, тщательно засыпал песком тлеющие угли и прилег рядом. День прошел относительно спокойно, и усталости не было, но сытный ужин брал свое: двигаться не хотелось, а размышлять о серьезных вещах — и подавно. Я вспомнил слова Весты о том, что она представляет Таис собирающей цветы и улыбнулся: мне пришла в голову точно такая же ассоциация. Стоило только закрыть глаза — и я уже видел, как она плетет венок, а потом надевает его и внимательно изучает свое отражение в спокойной речной воде, проверяет, к лицу ли ей такое незамысловатое украшение. Странно было думать о том, что ей когда-нибудь придется взять в руки кинжал из храмового серебра и убить, даже если ее жертвой окажется небольших размеров животное.

Хотя так же нелепо, на мой взгляд, в роли охотника смотрелась и Веста, пусть я и знал, что эти мысли не соответствуют действительности. Она часто представлялась мне в роли ангела смерти, одного из ликов богини Персефоны: шелковое траурное платье и нити черного жемчуга, вплетенные в волосы (я, как и Дана, был уверен, что ей стоило сменить мальчишескую стрижку на что-то более женственное). Вот она склоняется над одним из бойцов, получившим смертельные раны, целует его в лоб, облегчая страдания, и обнимает — только то тепло, которое он почувствует, будет принадлежать уже другому миру, а в этом мире останется только холод. Да, ей определенно пошел бы такой образ. Может быть, она даже оставит у него на груди черный цветок, сорванный на какой-нибудь очень высокой горе, такой, куда еще не ступала нога человека. Кто знает — может, этот цветок она тоже взяла бы из своего мира.