Он не слетит, как голубица,
Небесную покинув ширь,
Он молнией не загорится -
Над миром мир.
С ростками роз он не пробьется,
Не явится на звуки лир,
Дождем весенним не прольется -
Над миром мир.
Из общей воли он родится,
Простых людей святой кумир,
Борьбою нашей утвердится -
Над миром мир.
Придет, когда, сомкнув колонны,
Сзывая всех на братский пир,
Провозгласят свой зов мильоны:
«Да будет мир!»
Вот и скрипки осени запели
и слились с дыханьем ветра чистым,
и шатер небес невыразимо
вторит скрипкам эхом золотистым.
Не скажу: в их музыке нет смысла,
как сирена, песня эта
рассыпает высохшие листья,
как в бетховенских квартетах.
Листья струны задевают,
сотрясают тихий воздух
и все падают с шуршаньем
в пруд, прикрытый тиной звездной.
Инструменты под водою,
глухо лопаются струны;
слушай, молодость, как осень
кружит листья над землею.
Рассвет сентябрьский, запах дыма,
За Вислой – отблеск позолоты,
И к солнцу мост несокрушимо
Вздымает новые пролеты.
Таится мгла в лощине дальней,
Шатер цыганский всплыл за нивой,
Кузнец стучит по наковальне,-
Чудесный день поры счастливой!
Дыханьем слив созревших тянет,
На рынок тащится телега.
Не верь, что вот зима нагрянет,
Мы отдохнем еще до снега!
Этим скрипочкам весело – они молоды,
эти скрипочки грустны – им весело,
а в стихах моих время запуталось -
куролесило, куролесило.
Этой песне грустно – утешится,
этим строчкам грустно – не минуется,
поздновато они сочиняются -
с молодыми время милуется.
Эта песня со скрипочкой стакнутся,
не расстанутся, не урезонятся,
а мои стихи запоздалые
не угонятся, не угонятся…
Да будет посвящен остаток дней моих
Тому, что станет вашим счастьем, внуки!
Лишь правде до конца всегда служи, мой стих,
Как тетива натянутая в луке.
Пусть стрелы слов моих, взлетая в небосклон
И грудь земли пронзая при паденье,
Расскажут ей, как я в нее влюблен,
Как я служил ей с самого рожденья.
О человек! Пусть каждая строка
Моей любви к тебе скалой взнесется,
И пусть над нею времени река
К материкам грядущего пробьется.
И пусть слова мои на стенах тех домов,
Что в дальнем будущем украсят всю планету,
Расскажут всем, что знанье мудрецов
Куда беспомощней предчувствия поэта!
До прихода весны
не уходят морозы,
и в лесной тишине
то ли хвоя сосны,
то ли ветви березы
шелестят что-то мне.
Словно скрипка поет
меж холодных дерев
этот тихий напев,
этот новый напев,
что неслышимо зрел
и услышан, созрев.
в сугробы листвы не спеша.
Сквозь осенние листья
узнает душа -
серый день надо мной
или сумрак ночной
в темноте, в тишине
бесконечной, лесной.
Руки я простираю во сне.
Просыпаться не будем.
Знаю, что существую
в море нежности
к людям.
Ничего больше в
мире
не надобно мне.
Что здесь останется? – Мой род,
немного слов, немного снов
да голод счастья – в свой черед
из них поэт родится вновь.
Останется пожатье рук,
улыбки свет, забытый взгляд,
воспоминанье давних мук,
и старый лес, и старый сад.
Останется мой старый дом,
весь в пене тополей забор,
кладбищенская яма, холм
да над могилой птичий хор,
да над верхушками осин
руно небес, да в тишине -
послушай… тише…- звук один,
что здесь известен только мне.