С этими словами она встала со стула, и я поняла, что она хочет вернуться к работе. Я ушла от нее, еще больше запутавшись в своих чувствах и мыслях. Да, Анис Гауди была необычной женщиной, и я вынуждена была признать, что восхищаюсь ею: ведь она прислушивается только к голосу сердца и не обращает внимания ни на какие условности. А я вот направляюсь к Бредфордам, которых презираю и ненавижу и которые будут мною всячески помыкать.

Я устало поплелась к их поместью по опушке леса, принадлежащего семейству Райли. Ярко светило солнце, и тени от деревьев падали на дорожку. Дорожка уводила дальше в золотистые поля. Жатва была в полном разгаре. У Хэнкоков, которые арендовали поле Райли, было шесть сильных сыновей. Миссис Хэнкок и ее невестки шли за мужчинами и вязали пшеницу в снопы.

Либ Хэнкок, жена старшего сына, моя подруга детства, помахала мне, а потом, поговорив со свекровью, оставила работу и подошла ко мне.

— Посиди со мной, Анна, — попросила она. — Мне надо отдохнуть.

Я не очень-то спешила к Бредфордам, так что мы расположились с ней на травке. Она устало закрыла глаза и проговорила:

— Жаль твоего жильца. Он, кажется, был приличным человеком.

— Да, он был очень хороший, — ответила я. — Так прекрасно относился к моим мальчикам.

— Моя свекровь имела на него виды для Нелл, — сказала Либ.

Нелл была единственной незамужней девицей в семье Хэнкок, и ее братья так ее опекали и держали в такой строгости, что мы часто подсмеивались: мол, она так ни за кого и не выйдет, потому что ни один мужчина не знает толком, как она выглядит.

Я рассмеялась, хотя мне и было грустно:

— Кто только не имел на него виды в нашей деревне!

Мы с Либ часто делились друг с другом своими секретами, поэтому-то я по привычке и рассказала ей все: о том, как я сама воспылала страстью к своему жильцу — об этом я имела полное право ей рассказать, — и о том, что узнала от Анис.

— Послушай, Либ, — сказала я, поднимаясь наконец, чтобы идти дальше, — смотри не проболтайся об этом Хэнкокам.

— Да ты что! Представляю, как бы я рассказывала, кто с кем спит, матушке Хэнкок и ее сыновьям! О таких вещах у них принято говорить, только если это касается барана, покрывшего их овцу.

Мы обе рассмеялись, а потом поцеловались на прощание и разошлись каждая по своим делам.

Листья кустарников, окаймлявших поле живой изгородью, блестели на солнце. Ежевика уже почти созрела. Тут и там паслись стада овец. Но как бы ни было красиво вокруг, последний километр пути был всегда для меня мучительным. Мне не нравилось семейство Бредфорд, а полковника я просто боялась. И я корила себя за то, что поддаюсь этому страху.

Говорят, полковник Генри Бредфорд был в свое время прекрасным воином, умело руководил своими солдатами да и сам не раз проявлял незаурядное мужество. Однако, глядя на то, как он управляет своим домом и как обращается с близкими, о мудром руководстве как-то не думалось. Он все время унижал свою жену, происходившую из богатой, но не влиятельной семьи. После многих лет жизни с ним она стала нервной и запуганной. Она все боялась сделать что-то не так и вызвать гнев мужа, поэтому держала прислугу в постоянном напряжении, отдавая противоречащие друг другу приказания. Сын Бредфордов был повесой и пьяницей и почти все время жил в Лондоне. Мисс Бредфорд была, как я уже говорила, заносчивой молодой особой, ее единственным хорошим качеством было искреннее сочувствие к ее несчастной матери. Когда отец был в отъезде, ей удавалось успокоить мать, и тогда мы могли нормально работать. Но стоило полковнику вернуться, все опять начинали суетиться, с минуты на минуту ожидая гневного окрика.

В Бредфорд-Холле довольно большой штат прислуги, так что меня вызывали обслуживать гостей только во время особо важных званых обедов. Серебро сверкало, золотилось вино в высоких бокалах, все радовало глаз, так что даже надменные лица Бредфордов смягчились. Мне, конечно, и не подумали сказать, кто был приглашен на обед, поэтому я очень обрадовалась, увидев среди гостей знакомые лица Момпелльонов.

Полковник был очень рад, что Элинор Момпелльон приняла его приглашение. Она выглядела изумительно в простом шелковом платье кремового цвета. Но полковник Бредфорд ценил ее обширные связи гораздо больше, чем ее изысканную красоту. Она принадлежала к одному из самых родовитых и влиятельных семейств в графстве. Поговаривали, что, выбрав Момпелльона в мужья, она отвергла поклонника, который мог сделать ее герцогиней.

Элинор сидела за столом между полковником и молодым мужчиной из Лондона, который ей что-то оживленно рассказывал. Когда я подошла к ней забрать суповую тарелку, она прервала его, слегка дотронувшись до его плеча, и обратилась ко мне:

— Анна, как ты себя чувствуешь после этой ужасной ночи?

Я заметила, что ее поведение возмутило полковника, и не поднимала глаз от тарелок, которые держала в руке.

— Спасибо, мэм, я чувствую себя нормально, — пробормотала я и отошла.

Работая в Бредфорд-Холле, я научилась думать только о своих обязанностях и не обращать внимания на разговоры. За столом большинство гостей обменивались любезностями со своими соседями, и в результате в зале слышался лишь приглушенный гул. Во всяком случае, когда я выходила, сменив тарелки после мясного блюда, это было так. Но когда я вернулась, чтобы подать десерт, в зале, где уже зажгли свечи, все замолкли и внимательно слушали молодого мужчину из Лондона. Нечасто нам доводилось видеть в своей деревне таких щеголей. Его парик был настолько замысловатым, что напудренного лица было почти не видно под белыми кудрями. Когда он говорил, его руки взлетали из-под кружевных манжет, как белые мотыльки, и по столу метались длинные тени. Гости слушали его очень внимательно.

— Думаю, никто из вас ничего подобного не видывал. Огромное количество всадников, повозки, доверху нагруженные вещами. Все, кто может покинуть город, поспешно уезжают или намерены это сделать. Если люди идут куда-то пешком, то только по середине дороги, чтобы не дышать заразой, которая так и сочится из зданий. По улицам все ходят как пьяные, шарахаются от встречных. Извозчика нанять нельзя — кто знает, вдруг он вез больного? — Молодой человек понизил голос и огляделся. Видно было, что ему льстит то, что он оказался в центре внимания. — Говорят, король собирается перевести двор в Оксфорд. Что до меня, я не видел никакого смысла оставаться в Лондоне. Город пустеет с такой быстротой, что из достойных людей практически никого не осталось, ведь богатство и связи не защищают от чумы.

Услышав это страшное слово, я похолодела. У меня закружилась голова, нечем стало дышать. Я стояла, пытаясь совладать с собой, и думала: но ведь существует множество болезней, кроме чумы, от которых человек может умереть. Джордж Виккарз не был в Лондоне больше года — не мог он заразиться!

Полковник Бредфорд кашлянул:

— Роберт, не пугайте дам, не то они будут вас избегать из опасения заразиться.

— Тут уже не до шуток, сэр. За городом я видел разъяренную толпу. Люди стояли с вилами у входа в деревенскую гостиницу и не пускали туда никого, кто ехал из Лондона. Мне бы и в голову не пришло останавливаться в такой дыре, даже в лютую непогоду, так что я благополучно проехал мимо. Но попомните мои слова, скоро никто не посмеет признаться, что он из Лондона, так что будут хитрить.

— Хорошо, что вам удалось выбраться оттуда, — сказал полковник. — Здесь у нас свежий воздух и никакой заразы.

Я заметила, как Момпелльоны обменялись многозначительным взглядом. Пытаясь унять дрожь в руках, я подала десерт и встала у стены.

— Вы не поверите, но некоторые люди, при том что имеют возможность уехать, остаются в Лондоне. Лорд Рэдиссон заявил, что считает своим долгом остаться и «показать пример». Пример чего? Не иначе как мучительной смерти.

— Подумайте, что вы говорите, — прервал юношу мистер Момпелльон. При звуке его голоса, глубокого, громкого и мрачного, Бредфорды перестали смеяться. — Если все, у кого есть средства, каждый раз, когда где-то появляется чума, будут бежать куда глаза глядят, ее семена распространятся вместе с ними и дадут свои всходы по всей стране. Если Господь счел нужным наслать на нас эту кару, мы должны встретить ее мужественно, там, где она нас застала, а не убегать от нее.