— Да, имел, но пользовался ею лишь в тех случаях, когда нельзя было связаться со мной иным путем.
— Где хранился радиопередатчик?
— Дзюба имел абсолютно надежный тайник. В безлюдном горном лесу.
«Бизон» задумчиво посмотрел на огонь камина, погрел над ним руки.
— Так вы полагаете, — сказал он после паузы, — что вместе с Кларком провалились резидент Дзюба и агент Скибан?
— Да, сэр.
— А какие у вас основания для этого?
— Полное молчание Дзюбы. Потеряв возможность информировать меня через проводника поезда Явор — Будапешт, Дзюба должен был немедленно связаться со мной по радио. Он этого не сделал. Значит — провал!
— Не обязательно, — возразил «Бизон». — Вы, надеюсь регулярно читаете «Закарпатскую правду»?
— Да, сэр.
— А почему номер от двадцать пятого апреля не читали?
— Еще не раздобыл. А что там?
«Бизон» потянулся к каминной мраморной доске, взял портфель, вытащил из него свежий номер «Закарпатской правды».
— Обратите внимание на заметку, напечатанную на четвертой странице, в отделе происшествий.
Нахмурившись, предчувствуя недоброе, Файн прочитал следующее:
«Недавно на горной дороге в Оленьем урочище свалилась в пропасть грузовая машина, принадлежащая яворской артели «Мебель». При катастрофе погибли председатель правления Дзюба и шофер Скибан, Районная автомобильная инспекция установила причины аварии, Дзюба, не имея водительских прав, отстранил от управления машиной Скибана и сел за руль. Находясь в нетрезвом состоянии, разгулявшийся администратор преступно использовал свою власть, что стоило жизни ему и шоферу, а правлению артели — машины».
Джон Файн вернул газету «Бизону», шумно вздохнул;
— Фу, отлегло от сердца! Признаться, я ожидал худшего. Значит, Дзюба и Скибан не провалились вместе с Кларком. О, это резко меняет все мои предположения.
— Рано радуетесь, Файн, — поморщился «Бизон». — По-моему, не исключен все-таки провал и Дзюбы.
— А как же газетная хроника?
— Эту хронику могла сочинить советская контрразведка с целью ввести нас в заблуждение.
— Но «Закарпатскую правду» читаем не только мы с вами. В Оленьем урочище живут тысячи людей. Их не введешь в заблуждение. Нет, сэр, заметка наверняка соответствует действительности.
— Допустим, что это событие имело место. Но какова его истинная причина? В самом ли деле Дзюба был пьян? Не направил ли он грузовик в пропасть сознательно? Если так, то почему? Не потому ли, что почувствовал на шее петлю этого, как его…
— Зубавина, — подсказал Файн.
— Вот именно. Поняв безвыходность своего положения, он и покончил с собой.
— Опять невозможно, сэр.
— Почему?
Файн указал глазами на «Закарпатскую правду»:
— В этом случае газета не напечатала бы такой заметки.
— Все возможно, Файн. У советских разведчиков хорошая фантазия и много резервных, самых неожиданных приемов. Не будем забывать об этом… Дзюба мог напиться до безрассудного состояния?
— Нет. Он пил много, но умело.
— Вот видите! — обрадовался «Бизон». — Значит, версия газеты подозрительна.
Файн не согласился с шефом.
— Сэр, ничего подозрительного в этом нет. Дзюба мог отобрать руль у Скибана, мог перед этим изрядно выпить, мог нечаянно загнать машину в пропасть.
— Не верю! Что поделаешь, Файн, если нюх у меня такой, что любая ищейка позавидует! — «Бизон» любовно пощелкал себя по рыхлому, мясистому носу. — Чую: не так что-то, не по правде… Однако вернемся к «Колумбусу». Что вы сделали для выяснения его положения? Почему не послали в Явор специального человека?
— Мне казалось, что после случившегося я не имел права на такой риск. Я ждал ваших указаний.
— Какая запоздалая осторожность! — насмешливо воскликнул «Бизон». — Об этом надо было подумать еще тогда, когда затевали операцию.
Джон Файн с мягким упреком посмотрел на шефа:
— Кто же думал, что все так обернется! Дело казалось абсолютно верным.
— Не всем так казалось. Вспомните, почтенный Файн, мои сомнения и предупреждения. Вы пытались убедить меня, что они напрасны, беспочвенны.
«Бизон» бросил в камин недокуренную сигару и достал из коробки новую.
— А вообще, незачем было посылать в Явор «Колумбуса». У вас там был опытный, многолетний резидент Дзюба с неплохими помощниками.
— Дзюба снабжал нас информацией. Группа «Колумбуса» предназначалась исключительно для диверсий на железной дороге.
— А разве Дзюба не мог бы заняться и этим? Разве вам не известно, что наибольшую ценность для нас представляют агенты из коренного населения?
— Я полагал, что Кларк, как один из наших лучших разведчиков, сможет в короткий срок добиться…
«Бизон» не дал Файну закончить фразу:
— Все ваши предположения оказались блефом азартного игрока! И как я, дурак, поддался тогда на ваши уговоры! Не прощу себе этого никогда! Засылка Кларка в Явор — ваш грубейший промах. Вы нарушили наше железное правило: вести всю черновую разведывательную и диверсионную работу не собственными руками. За это мы теперь дорого расплачиваемся. Потерять Кларка!… Потерять Дзюбу!… Не иметь с таким важным районом, как Закарпатье, никакой связи!… Вы представляете, что это значит?
Джон Файн сдержанно, с видимостью достоинства кивнул головой.
— Нет, почтеннейший, вы ни черта не представляете! Закарпатье граничит с четырьмя государствами: Польшей, Венгрией, Румынией, Чехословакией. Закарпатье — сухопутные ворота на Балканы. Там, у Карпатских гор, в случае войны будут подготовлены трамплины для русских дивизий и корпусов. Значит, мы должны знать этот важнейший пограничный район русских: все линии железных дорог, их пропускную способность, автострады, шоссе, мосты, фактическую и возможную дислокацию войск. Все должны знать!
— Я понимаю. Именно в этом направлении я и действовал! — горячо подхватил Файн. — Сэр, ничего еще не потеряно! У нас есть возможность восстановить положение.
«Бизон» поднял на Файна глаза — маленькие, водянистые, полные злобной недоверчивости.
— Каким образом? Чем вы сейчас располагаете в Яворе?
— Тремя рядовыми агентами. Два из них — активно действующие. Третий — резервист, изредка выполнявший важные поручения Дзюбы.
При упоминании о Дзюбе «Бизон» изобразил на своем лице страдание:
— Такого человека потеряли! Тридцать лет действовал! Со времен Бенджамина Паркера. И все это благодаря вам, почтеннейший!
«Решил выставить меня из разведки», — подумал Файн и приуныл.
— Как мог провалиться осторожный, умнейший Кларк? Кто его выдал? — продолжал с озлоблением «Бизон». — Пока всего этого не узнаем, мы не можем считать нашу яворскую агентуру в безопасности. Действовать надо чрезвычайно осторожно и только в двух направлениях: искать причину провала и вербовать новых агентов.
Файн повеселел: «Нет, все-таки, кажется, не выгонит».
— Я все это понимаю, сэр, — почтительно сказал он. — Я уже давно бы действовал, если бы у меня был резидент в Яворе. Предлагаю на ваше утверждение кандидатуру…
— Какое легальное положение у ваших яворских агентов? — перебил «Бизон».
— «Гомер» — слепой нищий, «Кармен» — жительница цыганской слободки, гадальщица, «Крест» — резервист, заведует…
— Вы сказали «Крест»? Крыж? Любомир Крыж?
— Да, сэр. Во времена Масарика Крыж был учителем немецкого, французского и русского языков. Теперь он продает книги в магазине Укркультторга, а также известен как мастер-любитель, резчик по дереву.
— Помню, помню! Знаю «Креста» лет двадцать, с тех пор когда я еще был адъютантом военного атташе при правительстве Масарика. Между прочим, и свою кличку он получил лично от меня.
Джон Файн понял «Бизона» по-своему и угодливо подсказал:
— «Крест» — отличная замена Дзюбы. Сделаем его резидентом. Дадим ему…
«Бизон» пренебрежительно махнул на Файна рукой:
— Ваши люди сейчас не котируются. Я пошлю в Явор людей из своего резерва. Националистов-боевиков. Уроженцев Закарпатья. Ближайших соратников Бандеры. Помните Дубашевича и Хорунжего?