Не надо обобщать, Алена. Мое утро, кажется, разитель­но отличается от твоего.

-Пил? -Пел!

Сегодня суббота.

Вполне возможно.

Я заеду к тебе сегодня?

Когда?

Вечером. Часов в пять.

А сейчас сколько?

- Полдесятого.

-Хорошо.

Только не уйди, как в прошлый раз!

Я не уходил. Я же тебе рассказывал, меня забрали в ми­лицию.

Чего это они тебя забирают всякий раз, как я хочу тебя увидеть?

Скоты! Совсем не считаются с твоими желаниями.

Так мы договорились?

Договорились. В пять я буду дома.

Взять что-то покушать?

-Бери.

Ну, все, целую!

Аналогично!

Я вернул трубку на место и поплелся на кухню, откуда до­носились звуки льющейся воды. По пути глянул в прихожей на свое очаровательное отражение в зеркале. Одним глазком -буквально. Зрелище не для слабонервных, впору было вос­кликнуть: «Остановись, мгновенье, я прекрасен»!

На кухне Брюня, согнувшись над умывальником, держал голову под струей воды и постанывал.

- Освежаемся?

Брюня отклонился влево, повернул голову и, щурясь, взглянул на меня через плечо.

Ну, у тебя и рожа, Шарапов.

Знаю. Видел.

Соболева нужно срочно придушить. Он, наверное, в са­могон демидрол добавляет. Голова раскалывается.

Пойду приму душ.

Валяй. И сходим полечиться.

У нас денег нет.

Была бы цель, - сказал Брюня, - а средства будут!

Погода выдалась солнечная. Как для десяти часов утра начала осени - даже жаркой.

Перед выходом я надел темные очки. Брюня критически меня осмотрел и коротко объявил:

-Терминатор. Жидкий.

Мы подошли к автобусной остановке. На той стороне до­роги раскинулся целый ряд торговок, продававших молоко, творог, сигареты, водку... Где-то среди них должна была быть и баба Таня, которая всегда с охотой давала нам в долг, зная, что мы обязательно вернем и даже отблагодарим сверху.

Саня вдруг глухо выругался.

-Ты чего?

- Помнишь того урода, с которым я сцепился в кино­театре?

Я проследил за его взглядом. Быстрыми шагами к нам на­правлялись двое мужчин. Одного я, к сожалению, тоже вроде бы узнал.

Я шагнул назад.

Брюня, ну их! Мужики настроены серьезно.

Не ной, Ленчик!

Брюховецкий решительно пошел им навстречу.

Черт! Я осмотрелся в поисках какого-то орудия, но ниче­го подходящего не увидел.

Твою мать! С утра, на больную голову, после вчерашнего, у меня не было ни малейшего желания драться. Иногда такое желание есть (все реже и реже), а иногда нету. Честное слово!

В общем, как пишут в романах, с замиранием сердца я по­следовал за Брюней. Но было поздно! Один из мужиков до­стал из внутреннего кармана пиджака пистолет и с расстоя­ния трех-четырех метров выстрелил Сане в лицо.

Какая-то баба коротко взвыла и бросилась наутек.

Мужики, переглянувшись, развернулись и пошли прочь.

Саня тем временем схватился руками за лицо и, кучеря­венько матерясь, ничего не видя и должно быть не сообра­жая, шагнул прямо на проезжую часть.

Я немного успокоился, когда понял, что пистолет был га­зовым, но в следующее мгновение я чуть с ума не сошел: визг тормозов, удар, и Брюнино тело отбросило метра на три.

Едрическая сила! Полет Гагарина!

Я бросился к Брюне! Возле него уже суетился кривоногий водитель.

-Ты живой, парень? - взывал он к Сане, опустившись пе­ред ним на колени. - Парень, ты живой?

Брюня приоткрыл покрасневшие веки. Глаза слезились.

Парень, ты меня видишь? Ты видишь меня? Как тебя зо­вут? Сколько пальцев? Как тебя зовут?

Саня его зовут, - сказал я, присев на корточки рядом с ними.

Вокруг собирался любопытный народ. Скривившись, Саня охрипшим голосом подтвердил мои слова:

- Да... Меня зовут Александр... Матросов.

И когда наши взгляды встретились, он криво улыбнулся. Потом, как ни в чем не бывало, он поднялся, отряхнулся и успокоил собравшихся:

- Граждане, не в этот раз! Всем спасибо!

Водитель от переизбытка чувств принялся было Саню об­нимать, но тот резко отстранился:

Э-э, чувак! Оставь меня в покое! Без обид!

Ты как? - спросил я.

Глаза печет и башка трещит. Срочно нужна анестезия.

Я чуть не рехнулся, видя твой взлет...

Водила - гад! Сначала сбил, потом полез обниматься...

- Никакого постоянства! Да?

Брюня утвердительно чихнул.Бутылку баба Таня давала, но с условием.

Ребятки, - попросила она, - Булдыха все время занима­ет мое место. Скажете ей чего?

Она что, раньше приходит? - спросил Брюня, чихнув.

В том-то и дело, что нет. Но с ней ее сынок - бугай-пере­росток, - сгоняет меня.

Где она?

Мы подошли к указанной тетке непередаваемых разме­ров и сказали:

- Послушайте, уважаемая! Говорят, вы тут несколько притесняете своих коллег...

Якых ще калек?! - враждебно гаркнула она. - Що треба?!

Послушайте, мамаша, - сказал я, демонстрируя одну из своих обаятельных улыбок. - Давайте попытаемся, насколь­ко возможно, контролировать свою агрессию по отношению

к дру--.

Брюховецкий не выдержал и перебил меня на полуслове:

- Запомни, бомбовоз, еще раз обидишь бабу Таню -устро­им тебе веселую-превеселую жизнь!..

- Андрий! - заорала Булдыха, глядя на кого-то позади

нас. -Та старая сука натравила на нас цих бандитов!

Мы обернулись, и я успел зафиксировать напоследок здо­ровенный кулак, который летел ко мне с превышающей все допустимые нормы скоростью.

Мои солнцезащитные очки с вафельным хрустом разле­телись, осколки впились в кожу, брызнула кровь...

Кругом поднялся невообразимый шум: бабий визг, топот и ругательства...Я был уверен, что лишился глаза...

Брюня отвел меня к себе, промыл рану и, забинтовав глаз, сообщил:

Веко разрезано, ты теперь можешь сквозь него смотреть на мир. И под глазом разрез. Надо в травмопункт. И не в обычный. Есть такое челюстно-лицевое отделение. Около зо­опарка.

Глубокий разрез?

Да не очень, но ведь это лицо, а не жопа - пусть лучше

зашьют.

В ванную комнату, где мы сидели, вошла его мать.

- Ты где шлялся? - спросила она Саню.

Тот, не отвечая, включил душ, стал отмывать ванну от крови.

- Где хлеб?

- Хлеб? - переспросил Саня громко, стараясь перекри­чать шум воды.

-Ты вчера пошел за хлебом, - напомнила она.

Да, я вчера пошел за хлебом...

-Ну, и?

Ну, и... нахлебался.

- Леонид, - обратилась ко мне Надежда Ильинична офи­циальным тоном, - очень прошу, чтобы впредь не видела вас в нашем доме.

- Хорошо, - покорно ответил я.

Настроение было ни к черту.

- Не бери в голову, - успокаивал меня Саня по дороге в травмопункт. - У меня она несдержанна, но отходчива. Бы­вает, на батю как обидится, ну прямо смертельно, а через минут десять, как ни в чем не бывало, шутит, смеется...

Я слушал его вполуха. Меня смущал мой внешний вид. Казалось, все люди пялятся на меня, хоть и отводят по­спешно взгляд, лишь только я гляну на них.

Я их понимаю. Было на что посмотреть. Один глаз пе­ремотан а-ля «раненый партизан», второй смотрел через тонкую щелочку «разноцветного заплыва».

В метро один алкаш вообще уставился на меня, как ту­земец на икону. Я уже хотел было послать его душевно к такой-то матери, но тут он подошел ко мне и сказал:

Молодой человек, это, конечно, не мое дело, но вы замо­тали не тот глаз, у вас подбит другой.

Спасибо, отец, не обращай внимания, так надо.

Шутка такая, что ли?

-Да, прикол...

Ну и на кого ты похож?

Я не ответил, так как подозревал, что Аленин вопрос был, по большому счету, риторическим.