На вторую ночь нас подобрал экипаж мотобота, доставивший новых десантников.

Через несколько дней меня привезли в 43-й госпиталь, находившийся в Геленджике. Первой встретила нас многим уже знакомая медсестра.

—Ну тебе, Володя, везет. Только выписался от нас и опять сюда.

—Что ж, Катюша, такова судьба матроса: фронт — госпиталь, госпиталь — фронт.

— Показывай, что тебе на этот раз фрицы «подарили»? Господи, сколько можно...

— Было одиннадцать ран, а теперь тринадцать.

— В общем, чертова дюжина!

— На восемь ранений справки есть, а остальные в окопах на козьи ножки пошли.

После излечения в госпитале меня направили мотористом-дизелистом на гвардейский крейсер «Красный Кавказ».

Так закончилась моя служба в морской пехоте. Но война для меня не закончилась.

Однажды по корабельному радио раздался голос дежурного:

— Названным товарищам построиться с вещами на левом шкафуте.

Моя фамилия была тоже в этом списке.

14 марта 1944 года наша спецкоманда, погрузившись в товарные вагоны-теплушки, отправилась на север, в Архангельск.

Прибыв в город, мы погрузились на американские корабли, доставлявшие нам грузы по ленд-лизу и возвращавшиеся через Англиюв США.

28 апреля 1944 года наш конвой в составе 68 кораблей вышел в море.

На 45 торговых судах типа «Либерти» находились наши команды. Мы должны были в Англии принять боевые корабли.

На пути следования конвоя у острова Медвежьего нас подкарауливали 12 немецких подводных лодок. Но об этом мы тогда, конечно, ничего не знали.

30 апреля, после обеда, каждый занимался своим делом. Я подошел к американскому матросу, стоявшему на вахте у носового орудия. Томас, как его все звали, изучал русский язык. Показывая на любой предмет, мы называли его на своем языке, я по-русски, он по-английски.

Вдруг лицо матроса преобразилось, вытянулось, глаза округлились, широко раскрытым ртом он что-то хотел сказать, но не мог, а потом неистовым голосом выпалил: «Субмарина!» — и бросился к орудию.

Я оглянулся и увидел скрывавшуюся в волнах рубку подводной лодки и приближающиеся к борту нашего корабля две торпеды. Мы с Томасом крепко обхватили друг друга руками. Это было все, что мы успели тогда сделать.

Палуба под ногами вздрогнула, раздался оглушительный взрыв, нас подняло и бросило куда-то вниз. Ледяная вода ошпарила тело, как кипятком. Встряхивая головой, я пытался понять, что же произошло?

И тут я увидел расколотый пополам гигантской силой взрыва «Вильям Эстейер». Носовая часть корабля быстро уходила под воду, кормовая, сильно раскачиваясь, еще оставалась на плаву. На ней толпились моряки. Все вокруг грохотало от стрельбы орудий, пулеметов, взрывов глубинных бомб, а над мачтами кораблей с ревом носились самолеты, взлетавшие с авианосцев.

Осматриваясь вокруг, я увидел захлебывающегося в волнах Томаса. Подплыл к нему, рукой приподнял его голову над водой. Он был без сознания.

К болтавшейся на волнах кормовой части торпедированного судна подошел фрегат и снял всех, кто уцелел. С другого фрегата меня зацепили багром за спасательный пояс и подняли на палубу вместе с Томасом.

Через несколько дней мы оказались в одном из госпиталей Глазго. Выписавшись оттуда, я поехал в Розайт, где наша команда принимала от англичан линкор «Ройял Соверин». У его борта стояли четыре подводные лодки, принимаемые нашими командами. В Портсмуте шла передача.

На линкоре был спущен английский и поднят наш советский военно-морской флаг и гюйс. Корабль получил новое название — «Архангельск». 28 августа мы пришли в Полярное.

И вот я снова в составе спецкоманды, формирующейся во флотском полуэкипаже в Мурманске.

Куда же, в какую сторону теперь забросит меня судьба?

8 феврале 1945 года группа наших моряков, в том числе и я, оказались во флотском полуэкипаже Нью-Йоркской военно-морской базы. Нам предстояло принять 12 электромагнитных тральщиков, привести их на Родину и приступить к тралению морей. Мы с головой погрузились в учебу. Нужно было за короткий срок освоить новую технику. -

9мая радио сообщило о победе. Слезы радости текли по нашим щекам, в глазах горел огонь счастья. Американцы крепко жали нам руки, обнимали, целовали, добавляя при этом: «Вы, русские, главные победители нацизма! Честь, хвала и слава вам!»

Теперь у нас появилась надежда, что мы долго не задержимся за границей, скоро отправимся к родным берегам. Тот, кто не был оторван от Родины, не был за границей, — не может себе и представить такого чувства, как тоска по родной стороне.

Наконец получено распоряжение об отправке на Родину.

22 мая 1945 года мы вышли из Нью-Йорка. Шесть тральщиков ушло на Черное море, в Одессу, а шесть мы повели на Балтику.

Для многих война закончилась, а для «пахарей моря», как нас называли на флоте, война с невидимым врагом — морскими минами — продолжалась еще несколько лет.

На минах подрывались корабли, гибли люди. Матери получали похоронки: «Ваш сын погиб при исполнении служебных обязанностей». За время войны только в Балтийском море на минах подорвалось две тысячи кораблей разных стран.

Тысячи мин было поставлено в этом море еще до войны. Попадались в тралы и мины образца 1914 года. Особую опасность представляли магнитные, акустические, блуждающие, то есть сорванные с якорей мины.

Сложность нашей работы состояла в том, что над одной и той же миной тральщику приходилось проходить до сорока раз, так как некоторые из них трудно было обнаружить. В общем, ползай над ней, пока она не сработает и не взорвется, а где сработает — под днищем корабля или в сторонке — неизвестно.

После войны нашему дивизиону электромагнитных тральщиков долгие годы пришлось выполнять эту опасную, тяжелую работу.

Днем и ночью корабли бороздили минные «поля», каждый час, каждую минуту экипажи рисковали собой, чтобы не взлетел в воздух кто-то другой.

Не было на Балтийском море ни одной страны, ни одного порта, куда бы мы не прокладывали фарватеры в минных полях.

Восемь лет прослужил я в Военно-Морском Флоте. После демобилизации вернулся в родной Донбасс. Работал на заводе слесарем, токарем, начальником отдела сбыта, а последние десять лет — старшим инженером отдела технического контроля.

Но ранения и контузии, полученные в боях, все больше и больше давали о себе знать, состояние здоровья ухудшалось с каждым днем, пришлось уйти с завода на пенсию.

А вскоре я переехал в Новороссийск. Вероятно, многие фронтовики поселяются в тех городах и селах, с которыми их сроднила война. Так и я решил стать жителем Новороссийска, в боях за который четырежды пролил кровь, был награжден двумя орденами.

Живу я на улице, носящей имя Героев-Десантников. С восьмого этажа моей квартиры видна вся Малая земля: она постоянно напоминает мне о пережитом.

4 февраля 1978 года, в день 35-летия высадки нашего десанта, в Новороссийск приехали почти все оставшиеся в живых куниковцы — около восьмидесяти человек. Из Минвод приехал Иван Чугуевец, из Ессентуков — Иван Щербаков, из Днепропетровска — Аким Котилевец, из Ейска — Иван и Ольга Жерновые, из Макеевки — Иван Макаренко, из Сухуми—Отари Джаиани, из Херсона — Борис Беньковский, из Геленджика — Иван Коваленко, из Приморско-Ахтарска — Нина Марухно, из Адлера — Кирилл Дибров, из Мцхети — Шалва Татарашвили, из Пятигорска — Надя Лихацкая, из Москвы — Анатолий Махтей и Мария Виноградова, из Николаева — НиколайКириллов, из Шахт — Владимир Колесников, из Одессы — Николай Воронкин, из Иваново — Николай Романов, из Ростова-на-Дону — Павел Потеря, из Калининграда — Зина Романова, из Кемерово — Владимир Старченко и Владимир Новожилов, из Ленинграда — Федор Котанов, из Костромы — Сергей Фотин. Всех назвать трудно.

Трудящиеся города тепло встретили героев Малой земли. Они стали желанными гостями на фабриках и заводах, на кораблях, в школах.

Говорят, что с годами многое забывается. Неправда! Все, все помнят куниковцы! Мы ходили по земле, обильно политой нашей кровью, и вспоминали, вспоминали.