—Да, мы клянемся сражаться так, как всегда сражались черноморцы, и клятву свою сдержим. Мать-родина, верь нам! Так я говорю, ребята?

— Так! — дружно поддержали матросы.

А потом наступило, я бы сказал, торжественное молчание.

Первым подписал клятву лейтенант Карманов. Молча он передал карандаш Котилевцу.

После того как мы подписали клятву, командир взвода подозвал меня и сказал:

— Передай пулемет Уткину.

— Ая?

—Будешь моим связным. Вот тебе ракетница и ракеты.

С большой неохотой принял назначение. С пулеметчиками Уткиным, Лысовым и Копотиловым у меня уже установились дружеские отношения. Мы были как родные братья. Но приказ есть приказ. Взяв ракеты, стал соображать, как в темноте на ощупь определить их цвет. Это важно усвоить. А ну как вместо условленной красной пустишь зеленую или наоборот? Внесешь путаницу, а это может привести к беде. Ну, ладно, связной так связной. Передал «максим» Уткину, а взамен его командир взвода вручил мне ручной пулемет и диски.

— Он в твоих руках будет вместо автомата. Начал накрапывать дождь. Мы все набросили

на плечи плащ-палатки. Так и стояли, нахохлившись, пока не прозвучала команда двигаться к причалу.

Тем временем отрядКуникова, погрузившись на катера, покинул геленджикский причал и вышел на исходные позиции.

Ровно в час ночи загрохотало по обеим сторонам Цемесской бухты. Это наша береговая артиллерия начала обстрел двухкилометрового участка на западном берегу между мысом Любви и Суджукской косой. В тот же миг сторожевые катера с десантниками ринулись к причалам рыбозавода.

Вспоминая о первых часах десанта, заместитель командира отряда по политчасти капитан Н. В. Старшинов позже писал об этом:

«Катера с десантом развернулись и ринулись к берегу. Их встретил шквальный ружейно-пулеметный огонь врага. Однако краснофлотцы словно не замечали опасности. Люди прыгали с бортов прямо в ледяную воду и устремлялись к берегу.

— Вперед, и только вперед! — громко повторял кто-то слова клятвы.

— Ура!

На мгновение я увидел командира боевой группы лейтенанта Пшеченко. Он выкрикнул:

— Вперед! За мной, ребята! — и первым бросился с катера в море.

С другого «морского охотника» спустили трап. Вражеский снаряд разнес его в щепки. Несколько десантников упали, сраженные осколками. Заместитель командира четвертой боевой группы по политической части лейтенант Иван Левин, не раздумывая, прыгнул в студеную воду:

— За Родину, вперед! — раздался его зычный голос— Черноморцы не знают страха.

Радист отряда молодой коммунист Сергей Ревякин дважды возвращался с берега на катер. Он вынес радиостанцию и питание к ней.

У береговой черты во многих местах завязались ожесточенные рукопашные схватки. В отсветах гранатных разрывов и орудийных вспышек замелькали приклады. Через десять минут первая линия береговой обороны противника была прорвана на всем участке высадки десанта. Гитлеровцы отошли за железнодорожную насыпь и продолжали отчаянное сопротивление.

Куников открытым текстом по радио доложил командованию: «Полк высадился успешно. Продвигаемся вперед. Жду пополнения». Открытая радиограмма имела свой, заранее обусловленный смысл. Для нашего командования она являлась сигналом к высадке второго эшелона».

Второй эшелон — это мы, около 600 моряков трех боевых участков. Подразделениями этих участков командовали капитан И. М. Ежель, старший лейтенант В. А. Ботылев, старший лейтенант И. В. Жерновой.

С причала 9-го километра мы видели в районе Станички вспышки взрывов и уже знали, что там идет бой. Всех волновал один вопрос: как там зацепились ребята?

Но вот от причала отшвартовались катера. Полным ходом они шли к западному берегу Цемесской бухты.

Вражеская артиллерия обстреливала причал рыбозавода. Катерам подойти к нему было невозможно. Пришлось брать правее и левее, прыгать в ледяную воду.

Шедший справа от нас катер вспыхнул как свеча. Снаряд попал в бензиновую цистерну, пламя поднялось высоко. Мы видели, как оставшиесяв живых моряки бросились в воду и плыли к берегу.

Над палубой нашего корабля просвистела очередь трассирующих пуль. Катер отвернул влево и вышел из-под обстрела. Раздалась команда:

— Десанту за борт!

От ледяной воды захватило дух. Она доходила до шеи. А каково тем, кто ниже меня ростом? Я увидел, как Николай Уткин со стволом «максима» на плече с головой скрылся под воду. Я хотел броситься к нему на помощь, но он вскоре вынырнул.

Когда выбрались на берег, оказалось, что впереди проволочные заграждения. Николай Казбанов, первым выскочивший из воды, запутался в металлической паутине. Пришлось снимать сапог, чтобы освободиться от ее пут.

С железнодорожной насыпи строчил пулемет, прижимая нас к земле. Я дал в его сторону длинную очередь из ручного пулемета, и он затих. За проволочными заграждениями находились вражескиеокопы.Мы забросали их гранатами.

Задерживаться здесь было нельзя. Главное в десанте — стремительность, быстрота, возможность закрепиться.

Слеваиздзотаударил пулемет.Командир взвода крикнул Прохорову:

— Подавить!

Прохоров прицелился из противотанкового ружья. Выстрел был точным. Из дзота выскочили шесть фашистов, но тут же были уничтожены.

Не успели мы пробежать и двух десятков шагов, как нарвались еще на один дзот. Из него выплескивались вспышки огня. Не отдавая себе отчета, я выстрелил в амбразуру из ракетницы. В ней была красная ракета. Наверное, немецкие пулеметчики решили, что по ним стреляют из какого-то нового оружия. Они выскочили в панике и тут же были сражены нашими пулями.

Боевая группа развернулась веером, упираясь правым крылом в насыпь железной дороги, а левым охватывая Станичку. Матросы рассыпались по улицам, переулкам, дворам. Из темноты донеслись автоматные очереди, взрывы гранат, крики, стоны.

На рассвете в небо взвились две зеленые ракеты — сигнал приостановки наступления.

Мы стали закрепляться на достигнутых рубежах.

Язалегустеныполуразрушенного дома. Здесь уже кто-то лежал.Я узнал старшину первой статьи АкимаКотилевца. Мы так обрадовались встрече, словно не виделись целую вечность.

Котилевец сказал:

— Занимай оборону. Вон там Уткин оборудует позицию своему «максиму», помоги ему. Прохоров с противотанковым ружьем находится слева.

В ожидании рассвета курили. Котилевец рассказал, как он со взводом автоматчиков прорвался к зданию радиостанции. Во время боя осколок мины вонзился ему в ногу, но он не пошел в санчасть. Было не до этого. Даже перевязать рану было некогда: слева моряков обходила большая группа автоматчиков, намереваясь пробиться к берегу и отрезать нас от моря. Этого нельзя было допустить. Котилевец выдернул осколок из ноги икрикнул:

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать! — И повел взвод в атаку.

Бой был ожесточенным. Гитлеровцы, потеряв до двух десятков автоматчиков, откатились в овраг. Только теперь моряк смог перевязать свою рану.

Забегая вперед, скажу, что Аким Котилевец так и не попал в санчасть. Рану лечил морской водой. Два месяца он воевал на плацдарме, и только 27 марта, когда Ботылев увозил с Малой земли 47 уцелевших десантников из 830, Аким Котилевец, прихрамывая, направился к мотоботу.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Рассветало. Наступило утро 4 февраля 1943 года.

Гитлеровское командование спешно подбрасывало свежие силы для удара по десанту. Фашисты шли строем и врассыпную, подъезжали на машинах и танках. Враг еще не знал, сколько нас и где проходит передовая линия нашей обороны.

Закрепившись на занятом рубеже, расположились кто где мог. В Станичке прочных зданий не было. В основном здесь стояли рыбацкие домики из самана на фундаменте в два-три кирпича. Их стены прошивались насквозь из любого стрелкового оружия.

Иван Прохоров и Отари Джаиани с противотанковыми ружьями залегли в небольшой выемке, готовясьотразитьатаки вражеских машин.

В предутренней дымке из глубины улицы осторожно выполз приземистый танк. За ним пристроилась колонна автоматчиков. Прохоров и Джаиани открыли огонь. На мгновение танк приостановился, дал орудийный выстрел вдоль улицы. Взревел мотор, и, ломая изгородь, танк скрылся во дворе. Уткин и Лысов полоснули очередью «максима» по вражеским автоматчикам, бегущим за танком.