Островерхов тяжело опустился на табурет, положил крупные, крепкие руки на стол, глубоко задумался. Решение принято, а тревога осталась. Не за себя. За людей, за судьбу организации. Проплыли в памяти лица арестованных товарищей - почти всех знал. Представил на миг, что сейчас с ними, невольно содрогнулся: гестапо, кровавый кошмар...
Итак, что уже сделали наши люди? Какими данными располагаем? По донесению Семикиных, в районе Нижнебаканской и Крымской немцы строят мощные укрепления. У себя в тылу. Дальновидные, гады... Надо включить в донесение. Не забыть о танковых и моторизованных частях, которые движутся в сторону Краснодара. Видимо, путь им предстоит дальний. Куда бы это? Там, в штабе, разберутся.
В последнем распоряжении партизанского штаба пост плена задача провести тщательную разведку огневых точек в городе, особенно в порту, в районе Станички и в Озерейке. Жаль, в Озерейку пока не имеем доступа. А здесь хлопцы уже кое-что сделали. Есть что передать. Интересно, что тут готовится? Неужели ударят наши с моря? Это было бы здорово! Хотя и риск велик - все-таки до черта войск, артиллерии, минометов. Да и укреплений понастроено - не протиснешься. Ну, ладно. Нам нужны разведданные. Придется отослать самодельную карту. Хоть она и не точная, но с нее можно перенести иго па топографическую карту. А трофейную карту пока оставим у себя. Пригодится.
Степан с удовлетворением отметил про себя, что подпольная группа сумела выполнить еще одно задание партизанского штаба. Их интересовала немецкая система управления, а также проводимые вражескими властями акции против мирного населения. Эти данные были собраны.
Немецкая система управления выглядела так. Город был разделен на северную часть (Стандарт и Мефодиевка) и южную часть. В запретные зоны входили район цементных заводов, Стандарт до Кольцовой улицы, а в городе - район, прилегающий к Станичке по улице имени Парижской Коммуны. Каждая часть города имеет самостоятельное управление, гестапо и немецкую комендатуру, подчиненные непосредственно военному командованию. Все эти сведения Островерхов через связных переправлял в штаб партизанских отрядов, действовавших в районе Новороссийска - Анапы.
...Степан Островерхов думал о том, кого же направить к Егорову с пакетом. Скорей всего Татьяну Растригину. Но она только что вернулась из партизанского отряда. Зину Шаповалову? Пожалуй, да. В подпольную группу Зинаида пришла из отряда Егорова, по его заданию, да так и осталась здесь для связи и выполнения особых поручений.
...Зинаида Ивановна Шаповалова родилась в Новороссийске 17 июня 1919 года. Отец ее работал проводником на железной дороге, мать домохозяйка. В 1934 году Зина окончила 8 классов в железнодорожной школе № 62 и поступила работать сначала ученицей, а потом поваром в столовую вагоноремонтного завода. В 1939 году переехала в Геленджик и работала поваром в доме отдыха "Черноморец", в 1941 году перешла в дом отдыха железнодорожников ЦК Юга, а после того, как началась война и муж ушел на фронт, Зина вернулась к матери в Новороссийск и поступила в столовую № 61 на железнодорожной станции.
Когда фронт подходил к городу, Зина отправила мать со своей маленькой дочуркой Валей в Казахстан, в эвакуацию, а сама осталась в городе с больной бабушкой. Молодая женщина твердо решила уйти на фронт. Но обстоятельства сложились не так, как она хотела. А вскоре в городе уже были оккупанты. На квартиру Шаповаловых пришел устраиваться немецкий офицер, но выручила больная бабушка, страдавшая астмой. Немцы испугались - Зина еще прибавила: туберкулез, мол, у старухи. Фашистов как ветром сдуло.
Через несколько дней соседские мальчишки Саркисян (впоследствии замученные в гестапо) доверительно сообщили Зине, что в лесу видели наших. Тогда Зина вместе с подругой Надеждой Крюковой отправились в лес. Было это в 20-х числах сентября. Долго блуждали но лесу, и вдруг на глухой лесосеке, между хутором Кобзаря и поселком Верхнебаканским, вышли к партизаним. Женщины подробно рассказали им, что делается городе. Затем с ними долго беседовал Егоров... Когда женщины отдохнули, он предложил им возвратиться в Новороссийск. Те решительно запротестовали.
- Останемся у вас.
- Дорогие Зина и Надя, поверьте, там вы больше нам пользы принесете. Вы город хорошо знаете. Будете нашими связными. Я дам вам письмо для Островерхова.
Шаповалова и Крюкова вернулись в город. Зина пошла в указанное Егоровым место. Островерхов, выслушав все собранные женщинами разведданные, дал несколько поручений. Зина Шаповалова стала работать под руководством Степана Григорьевича. И вот теперь для выполнения ответственного задания Степан выделил ее.
Проводив Зину, Степан Григорьевич стал обдумывать планы намечаемых подпольщиками диверсий. Хорошо бы фашистам испортить "рождественский бал". Для этого надо подобрать толковых людей, обсудить с ними все.
"Праздник" можно обставить на славу. И дать ему кодовое название "Бал". Это дело придется поручить кому-то из "краснопогонников", мысленно рассуждал Островерхов. Кстати, им же надо будет вывести людей в лес, а то здесь надолго не схоронишься. Не годится так, Степан Григорьевич. В своем городе ты не можешь людей спрятать. Постой, постой, как это учил нас комиссар в 1919 году? "Хочешь, чтобы не нашли, - прячь на виду". Погоди, тут надо подумать. А почему бы и не на виду? Пойду за советом к подпольщику Филиппу Петровичу Строганову, по кличке "Шустов", квартира его была строго засекреченной явкой.
Филипп Петрович Строганов в первые же дни войны пришел в Новороссийский военкомат с просьбой отправить его добровольцем на фронт. Но по болезни его не взяли в армию. Незадолго до прихода немцев в Новороссийск встретился с Островерховым.
- Решил остаться в городе, - сказал он Степану.
- Я тоже.
Условились встретиться. Степан сам нашел Филиппа Петровича. Долго они беседовали тогда. Островерхов посоветовал Строганову устроиться па работу в баню. Немецким языком, мол, немножко владеешь. Надо собирать сведения. Вначале Строганов работал в солдатском отделении немецкой бани, а потом "за прилежание, усердие и исполнительность" его повысили в должности, сделав старшим банщиком, и перевели в офицерское отделение. Много интересных сведений сообщил этот подпольщик.
Степан уточнил у Строганова ранее полученные разведданные, сделал в маленьком своем блокноте пометки шифром. Потом встал, прошелся по комнате и сказал:
- Вот что, дорогой хозяин. Спасибо за гостеприимство, но оставить тебя в покое пока не могу. Придется заночевать у тебя. Не возражаешь?
Вместе с хозяином соорудили немудреную постель. Степан Григорьевич быстро разделся и лег, накрывшись полушубком. Слышно было, как укладывался спать и хозяин дома.
- Слушай, Петрович! - обратился к нему Островерхов. - Какие там новые акции проводят городские власти? Никаких организаций не создают?
- Как же, как же, Степан Григорьевич, - охотно откликнулся Строганов. - Очень даже создают. То есть, очень стараются. Во-первых, ВИКДО.
- Это что за штука?
- А штука вот какая, - продолжал Филипп Петрович. - До этого немцы грабили город неорганизованно, бессистемно, значит. А теперь задумали привести все в систему. Набирают, значит, рабочих через биржу труда, дают им транспорт и сопровождающих из зондеркоманды и полицаев и отправляют в город: действуйте, молодцы-разбойники! А там, понимаешь, тоже все подсистеме: расклеили на домах приказы о том, что улица объявляется запретной зоной, поэтому жители должны покинуть ее в течение часа. Взять с собой можно только то, что в руках унесёшь. Остальное объявляется собственностью рейха и подлежит безоговорочной реквизиции. Ну, в конце обычная приписка: за невыполнение - расстрел.
Организация ВИКДО оставила кошмарный след в памяти новороссийцев. В Краснодарском крайгосархиве имеется свидетельство жителя города Новороссийска Баранова П. И., проживающего по улице Советов, 35. Он вспоминает: "В феврале 1943 года германским командованием была создана немецкая организация ВИКДО, которая узаконила грабеж государственных предприятий и личного имущества граждан. Возглавлял ВИКДО капитан немецкой гвардии Штраух, а после него - обер-лейтенант Мюллер. И ВИКДО через немецкую биржу труда набрало до 250 рабочих, которые по указанию Штрауха и Мюллера производили изъятие имущества у граждан и оборудования с государственных предприятий. Все награбленное свозили в новое помещение госбанка, оттуда затем отправляли в Германию.