Тётя Вэл напряглась на своем месте, осторожно наблюдая за мужем, словно молча моля его что-то сделать. Или, может, не делать.

Когда дядя Брендон наконец-то открыл глаза, в его взгляде была готовность. Тревога.

— Кейли, я знаю, что ты не собиралась вредить себе, и знаю, что ты не сумасшедшая.

Он казался таким уверенным в сказанном, что я почти поверила ему. На меня накатило облегчение, словно первый поток прохладного воздуха из кондиционера в жаркий летний день. Но его быстро смыло сомнением. Был бы он так же уверен, если бы узнал о том, что я видела?

— Нам нужно попробовать, ладно? — В его взгляд таилась мольба. Отчаяние. — Они могут научить тебя, как справляться. Как успокоиться… и сдержать это. Мы с Вэл… мы не знаем, как тебе в этом помочь.

Нет! Я сморгнула непрошеные слезы, отказываясь позволять им скатиться по щекам. Они уйдут и оставят меня здесь!

Дядя Брендон взял мою ладонь и сжал ее.

— Если у тебя начнется еще одна паническая атака, я хочу, чтобы ты пошла в свою комнату и сконцентрировалась на том, как не закричать. Делай, что захочешь, лишь бы сопротивляться этому, хорошо?

Словно пораженная громом, я могла лишь пялиться на него долгое время. Мне пришлось полностью сосредоточиться на том, как дышать. Они на самом деле не собирались забирать меня домой!

— Кейли? — обратился дядя, и мне было ненавистно то, каким встревоженным он выглядел. Какой хрупкой он, скорее всего, сейчас считал меня.

— Я постараюсь.

Мои тётя и дядя знали, что причиной панических атак у меня был какой-то человек. Обычно это кто-то, кого я никогда не встречала. Но они не знали о вселяющей ужас уверенности, что приходила с паникой. Или о странных галлюцинациях, которые я видела в торговом центре. Я боялась рассказать им об этой части, они бы согласились с доктором Нельсоном, и все втроем вернули бы меня в кровать с ремнями и затянули бы их на мне.

— Очень постарайся, — дядя Брендон внимательно посмотрел на меня, в его зеленых глазах появился какой-то блеск, даже в приглушенном свете светильника. — Потому что, если ты снова начнешь кричать, они накачают тебя такими антидепрессантами и нейролептиками, что ты даже имя свое не вспомнишь.

Нейролептиками? Они на самом деле думали, что я сошла с ума?

— И, Кейли…

Я подняла взгляд на тётю Вэл и удивилась, увидев брешь в ее несгибаемом оптимизме. Она выглядела бледной и расстроенной, хмурые линии на ее лбу казались более глубокими, чем я когда-либо видела. Если бы кто-то сейчас показал ей зеркало, она бы тут же стала моей соседкой по палате.

— Если кто-либо хотя бы заподозрит, что ты снова пытаешься причинить себе вред… — ее взгляд опустился к заживающим царапинам на моей шее, и я тут же прикрыла их рукой, — тебя снова привяжут к той кровати. — Ее голос надломился, и она вытащила салфетку из сумочки, чтобы промокнуть слезы, пока не размазалась тушь. — Не думаю, что кто-либо из нас снова выдержит видеть тебя там.

Я проснулась в четыре утра и больше не смогла заснуть. Полтора часа пялилась в потолок, проигнорировав медсестру, приходившую проверять меня каждые пятнадцать минут, оделась и направилась в зал в поисках журнала, который начала читать вчера. К моему удивлению Лидия сидела на диване в центре общего зала.

— Ты рано. — Я опустилась рядом с ней без приглашения. В углу бормотал телевизор, по которому включили никому ненужные местные новости. Насколько мне известно, пациенты еще не встали. Как и солнце.

Лидия смотрела на меня, как и вчера, с кротким интересом, и, что не удивительно, полностью отрешенно. Наши взгляды скрестились на долгую минуту, никто из нас не моргнул. Это был странный вид вызова, словно я молча просила ее заговорить. У нее было что сказать. В этом я была уверена.

Но она не произнесла ни слова.

— Ты не много спишь, да? — Обычно я не совала нос не в свои дела — в конце концов, я бы не хотела, чтобы кто-то лез ко мне с вопросами о моей ментальной нестабильности — но вчера она смотрела на меня часами. Словно хотела мне что-то сказать.

Лидия покачала головой, и прядка тонких черных волос упала на ее лицо. Она откинула ее, крепко сжав губы.

— Почему?

Девочка только моргнула, пялясь прямо в мои глаза, словно они завораживали ее.

Я хотела было спросить ее, на что она смотрит, но остановила себя, когда что-то фиолетовое привлекло мое внимание на другой стороне комнаты. Высокая медсестра в штанах цвета баклажана проверяла нас с планшетом в руках. Уже прошло пятнадцать минут? Но прежде, чем она могла продолжить читать по списку наши имена, в двери появился Пол.

— Эй, у нас будет новенький с неотложки.

— Сейчас? — Женщина сверилась с часами.

— Ага. Она стабильна, но им нужно место. — Оба санитара исчезли в коридоре, а я повернулась к Лидии, видя, что ее лицо стало бледнее прежнего.

Несколько минут спустя раздался звонок входной двери, и она распахнулась. Медсестра торопливо шагала из приемной, пока санитар в простых зеленых штанах вошел в отделение, толкая перед собой инвалидное кресло, в которой сидела худая, на вид уставшая девочка. На ней были джинсы и фиолетовый топ, длинные тусклые волосы спадали и закрывали собой большую часть ее лица. Руки безвольно лежали на коленях, оба запястья перевязаны бинтами аж до середины предплечья.

— Вот ее рубашка, — мужчина в зеленом передал медсестре толстый пластиковый пакет с логотипом «Арлингтон Мемориал». — На вашем месте я бы это выбросил. Не думаю, что отбеливателем получится вывести такое количество крови.

Справа от меня Лидия поморщилась, и я подняла голову, видя, как она закрыла глаза, ее лоб прорезали складки от явной боли. Когда медсестра повезла девочку в инвалидном кресле мимо нас, Лидия замерла рядом со мной и сжала подлокотник так крепко, что на руках проступили вены.

— С тобой все в порядке? — прошептала я под поскрипывание инвалидного кресла, удаляющегося вниз по коридору.

Лидия покачала головой, но не открыла глаза.

— Что болит?

Она снова мотнула головой, и я поняла, что она была моложе, чем я сперва предполагала. Четырнадцать — максимум. Слишком маленькая, чтобы застрять в Лейксайд, и неважно, что с ней не так.

— Хочешь, позову кого-нибудь? — я начала вставать, но она схватила меня за руку, так что я внезапно подпрыгнула от неожиданности. Девочка казалась гораздо сильнее, чем выглядела. И быстрее.

Лидия покачала головой, встречая мой взгляд зелеными глазами с ярко выраженной в них болью. Затем она встала и напряженно походкой пошла вниз по коридору, прижав одну руку к животу. Минуту спустя дверь в ее комнату закрылась.

Остаток дня «порадовал» наполовину съеденной едой, расфокусированными взглядами и таким количество кусочков головоломки, что не сосчитать. После завтрака сестра Ненси снова вернулась на пост, остановилась в дверях и начала задавать различные бессмысленные вопросы. Но к тому времени меня уже раздражали пятнадцатиминутные проверки, и попросту выводила из себя нехватка свободного пространства.

Сестра Ненси:

— Ты ходила сегодня в туалет?

Я:

— Без комментариев.

Сестра Ненси:

— Ты еще ощущаешь желание навредить себе?

Я:

— Никогда не ощущала его прежде. Мне больше нравится себя баловать.

Дальше терапевт по имени Черити Стивенс проводила меня в комнату с длинным окном с видом на приемную, чтобы спросить меня, зачем я пыталась выцарапать себе горло и почему кричала настолько громко, что можно было разбудить мертвого.

На самом деле я была уверена, что мой крик этого бы не сделал — в смысле, не разбудил мертвого — но она даже не улыбнулась, когда я сказала это. И ее не убедило мое уверение в том, что я не собиралась причинять себе боль.

Стивенс поместила свою худую фигурку в кресло напротив меня.

— Кейли, ты знаешь, почему ты здесь?

— Ага. Потому что меня заперли врачи.

Улыбки не последовало.

— Почему ты кричала?

Я скрестила лодыжки под стулом, воплощая в жизнь свое право хранить молчание. На этот вопрос нельзя было ответить так, чтобы при этом не показаться сумасшедшей.

— Кейли…? — Стивенс сложила руки на коленях и ждала. Все ее внимание было полностью на мне, хотела я этого или нет.

— Я… мне показалось, что я что-то увидела. Но там ничего не было. Только обычные тени.