Комната была душная, и безумно хотелось открыть форточку.
В лучах солнца, заливающих стол и слепящих глаза, отчетливо просматривались вихри пылинок.
Гулко и мерно тикали старые бабушкины часы на полке.
Я нервно комкала подол юбки, нещадно кусая губы. Сейчас он что-то спросит. Вот прямо сейчас...
– Скажи мне, – историк вальяжно откинулся на спинку кресла, поправляя очки в черной блестящей оправе, – в каком году умер...
– В тысяча девятьсот пятьдесят третьем, – выпалила я, даже не дав ему закончить.
– Ты и вопроса не дослушала, – спокойно заметил учитель.
– Я же знаю, что меня на зачете ни о чьей смерти, кроме сталинской, не спросят или... про Горбачева тоже могут?
– Он еще жив вообще-то, – Дьявол сдержал тихий смешок, отложив в сторону блокнот. Ну так уж совпало, что учителем истории оказался сам Сатана, что поделать?
– Ну тогда все в порядке, – облегченно выдохнула я.
– За сим и закончим. Ты полностью готова к своему зачету, можешь не переживать, – учитель поднялся из кресла, – до экзамена еще час. Не вздумай брать в руки учебник, даже не прикасайся к нему, ясно?
– Это почему ж? – я ошарашенно уставилась на Дьявола.
– На экзамене забудешь все, что знала. Сейчас расслабься и отдохни. Попробуй только не сдать, – с этими словами историк комнату покинул.
Вот это поворот.
Расслабиться... Легко сказать – расслабиться. Да я б с удовольствием этим и занялась, если бы не годовой зачет по истории через час. Вчера еще я ощущала себя совершенно спокойно и уверенно, ни тени волнения, ни малейшего намека на беспокойство.
А сейчас кошмар просто какой-то, руки похолодели и трясутся, а сердце колотится так, что аж в ушах отдается, да еще в добавок ко всему колени дрожат и во рту пересохло. По ходу дела такими темпами, я действительно забуду все, что так старательно учила.
Та-ак, Макарова, успокойся, слышишь, не время истерить, вдохни глубоко, во-от так...
Я вскочила со стула и принялась нарезать круги по комнате, нервно заламывая пальцы и одними губами быстро-быстро повторяя даты, словно какое-нибудь средневековое проклятие или заклинание по вызову Дьявола. Судя по всему, конечно, последнее, потому что оный через секунду появился в дверном проеме, облокотившись о косяк.
– И что ты носишься, как угорелая? – лениво поинтересовался Князь Преисподней, заправляя за ухо светлую прядь.
– У меня. Через час. Экзамен. Я боюсь... Ты понимаешь, ужасное чувство, я ведь знаю, что все выучила и все равно боюсь. Такое чувство, что у меня в груди не сердце, а стадо ополоумевших исландских овцебыков! – истерично выдала я.
– А китайский степной ежик там случайно не пробегал? – осведомился Дьявол, сочувственно покачав головой.
– Серьезно! Посмотри, какие у меня руки ледяные, – я сразу же подлетела к нему.
– Ну вот что, – вздохнул Сатана, склонившись ко мне, дыханием опаляя кожу, – знаю я одно хорошее средство. Всегда помогало...
Он притянул меня ближе, и осталось только зажмуриться, как уже в следующее мгновение мы оказались в его спальне. От приятного всегда витающего здесь аромата начинают подкашиваться колени.
Краем глаза кошусь на кровать, потом на Дьявола, и снова на кровать; и только тут до меня доходит наконец, что задумал повелитель Преисподней.
– А ты... уверен? – слабо поинтересовалась я, пытаясь протестовать.
– Уверен, – непоколебимо ответил он, уверенным жестом усмиряя эти самые мои попытки.
Я уже открыла рот, чтобы уточнить можно ли ему верить именно сейчас, когда в родных зеленющих глазах уже плавится жар желания, но не успела из-за жадного, грубоватого немного поцелуя, накрывшего мои губы. А они у меня горячие и потрескавшиеся были, только Дьяволу, похоже, и на это наплевать оказалось...
Поцелуй получился нервным каким-то и отчаянным, в котором сказывалось все напряжение за последнюю неделю, весь мой страх и одновременно пламенеющая внутри жгучая нехватка воздуха. Терпкий привкус примешивался, то ли от крови с нечаянно прокушенной его острыми клыками губы, то ли...
Душно, горячо и плевать.
– Тебя долго не было... – сбивчиво и тихо. – Почему ты не приходил? Почему ничего не сказал тогда? Мог бы хотя бы...
Снова поцелуй, короткий, сладкий. Дослушать Дьявол меня, видимо, сегодня не намерен.
– Мог бы. Но не знал, как все сложится. Так уж я живу. На грани, – отрывисто прошептал он, подталкивая меня к кровати.
Я послушно опустилась на мягкие простыни. Юбка, рубашка – все лишнее, к черту! Учебник по истории я бы, пожалуй, туда же кинула, на пол, если бы он под рукой оказался, потому что участь его меня уже ни капельки не волновала. И плевать, что меньше чем через час зачет, пускай хоть конец света – плевать.
Это жгучее бешенство рядом с ним, это раскаленное безумие, из-за которого из головы вылетает все напрочь.
– Я так рада, что ты вернулся. Не уходи больше так, слышишь?
Он не отвечает, припадая губами к моему обнаженному животу. И тело бьет судорогой электрического разряда. Я выдыхаю тихо, судорожно, выгибаясь бесстыдно от нежных умелых губ.
Неожиданно слабо давлю на его плечи, заставляя опуститься на темное бархатное покрывало. Осторожно касаюсь губами шеи, ключиц, сама не верю в неожиданную смелость. И не знаю, как он отзовется, прийдутся ли ему по душе неумелые, полные искренне-отчаянного бешенства ласки.
Вроде бы так безумно много сказать хочется, а слов подходящих не находится. Как отчаянно, как безудержно и страшно...
Снова оказываюсь придавлена к кровати. Сильные руки, словно тисками, прижимают к простыням мои запястья, с которых и с прошлого раза синяки-то еще не сошли...
Припухшие губы уже горят от поцелуев – плевать.
Я задыхаюсь, и легкие жжет нещадно – плевать.
И может быть, я сейчас просто умру. Пле-вать.
Прикусываю его язык, красноречиво давая понять, что пора уже...
Дьявол дольше тянуть не стал, к счастью.
Слегка давит на мои колени ладонями; и бедра сами собой раскрываются шире. Выгибаюсь под ним всем телом, прижимаясь ближе. Подаюсь навстречу, тихо вздрагивая от восторга.
Душный жар пламенных объятий. Затуманенный взгляд. Тихие стоны и приглушенный хриплый рык. От волнения сердце стучит так, будто выпрыгнуть хочет. Все чувства натянуты сейчас до невозможного предела.
Это, наверное, что-то большее, чем просто секс. Само слово кажется здесь до мерзости унизительным и каким-то неуместным. Это единение тел. Единение душ.
Спутанные волосы, полоумный жар желания и судорожное сбитое дыхание. Хочется просто быть ближе, ощущать размеренные неспешные движения, каждое неизмеримо долгое и так быстро испарившееся мгновение.
Простыни смяты безнадежно, но именно эта минута, которая вот сейчас – принадлежит нам...
– Хм. Ну и как мне на зачет идти с во-от такущим засосом, – нахмурилась я, стоя перед зеркалом и разглядывая собственную шею, – его же видно будет. А единственная рубашка с воротом у меня в стирке...
– Возьми мою, – лениво предложил Сатана, отчего радостно екнуло сердце.
Рубашка Дьявола, а это значит, что им будет пахнуть...
Я поблагодарила, примеряя подарок. Велик на пару размеров, но ничего, сейчас и так ходят. Замечательно смотрится, на мой взгляд.
– До твоего зачета пятнадцать минут осталось, – напомнил светловолосый Князь, – успеешь?
Я кивнула, хитро улыбнувшись.
– Не без твоей помощи.
Тяжелая дверь со скрипом отворилась, выпустив меня в просторный коридор из душной аудитории. Колени все еще дрожали от волнения.
Дьявол ждал меня, прислонившись спиной к стене. Давно уже, наверное.
– Ну и? – светлая бровь изогнулась в вопросе.
– Сдала, – счастливо пробормотала я, уткнувшись в его шею.
– Ну кто бы сомневался, – усмехнулся он, приподнимая мое лицо за подбородок, – я ведь тебя готовил.
– Еще бы, господин идеальный репетитор, методы обучения у тебя, конечно, инновационные, зато действенные не в меру. Ну что, отметим? Тортик вот куплю...
– Ну да, ну да, – вздохнул Дьявол, открывая дверь на улицу. – А потом в
одиночку и съешь.
Я только рассмеялась и выбежала вслед за ним на улицу.
Всю ближайшую неделю не пропадать обещал...
Значит, ночь будет нашей.