М а р и я Б о т е в а
Фотографирование осени
Собрание прозы
Ailuros Publishing
New York
2013
Maria Boteva
Taking Pictures Of Autumn
Ailuros Publishing
New York
USA
Фотография на обложке: Мария Ботева.
Фотопортрет Марии Ботевой: Светлана Ботева.
Редакторы: Илья Кукулин, Елена Сунцова.
2013 Maria Boteva.
ISBN 978-1-938781-11-7
Театр Износ-Рукавицкой
Дневник
11.01.
Ночью ко мне пришла Виктория Нусс-Рукавицкая. Села на
кровать со мной рядом. Я ждала, когда она заговорит. Она не
говорила. Ждала, когда начну говорить я. Тупиковая ситуация.
Тогда мы начали обмен мыслями. «Виктория», — подумала я.
«А ты ждала Ираиду?» — подумала она в ответ. Нет, Ираиду я
не ждала, я знала, что она в Белой Холунице или ещё где по-
дальше. Отлёживается после инсульта, и не скоро ещё, не скоро
доведётся её увидеть. Всё это прочитала в моих мыслях Викто-
рия. «Ты бы хоть фамилию поменяла, что ли, местами. Ну, что
это: Нусс-Рукавицкая. Рукавицкая-Нусс лучше, хоть не будет
этого ср». «Пожалуй, — подумала она, — мне всё равно. Могу
побыть и Рукавицкой-Нусс. А ты тогда не пиши: мой холод
сгинь и рук не сдвинь». Мне как раз приснилось, что скоро я
напишу стихотворение, которое будет начинаться этими сло-
вами! «Что нам, торговаться теперь?» — с тоской подумала я.
«Нет, — услышала её мысль, — можешь ещё что-нибудь попро-
сить». Что же мне просить? Пожалуй, вот. «Можешь вообще
называться Виктория-Маргарита Нусс. Или Маргарита-Викто-
рия Рукавицкая, например». «Могу. Конечно, могу», — как-то
лениво подумала она. А я подумала, что, пожалуй, запутаюсь в
этих именах и фамилиях. И ещё стихи теперь не напишу, пер-
вой строчки-то нету. Я отвернулась к стене, и она ушла.
11.01.
Потом она вернулась, Виктория-Маргарита, и подумала:
«У тебя будет театр». «Знаю я», — подумала я и повернулась к
ней. За несколько секунд, что прошли с нашего расставания,
невозможная Маргарита Рукавицкая стала заметно выше и
толще. «Что происходит?» — подумала я. «Откуда ты знаешь?»
— подумала она. Я кивнула в сторону серванта. Сервант запол-
нен книгами. У него четыре полки, и на каждой книги. И внизу,
за дверцами, две полки, там тоже книги. А на самом серванте
стоит мой театр. Не совсем готовый, но занавес и освещение
уже есть. Осталось красиво оформить две стенки, приклеить
крышку. И всё!
— Как он называется? — спросила вслух Виктория-Нусс-
Маргарита. И пропала. Наступило утро.
12.01.
Я встала и почти сразу же начала делать мой театр. Он со-
всем небольшой, но работы хватает. Все внутренние стены те-
атра, пол и потолок оклеены грязно-голубой непромокаемой
тканью. Наружные стенки ещё не готовы. Только на двух сде-
лана аппликация. Сегодня я пришивала жестянку к заднику и
думала, дадут ли мне зарплату, а если дадут, то сколько? В это
время Маргариты Рукавицкой не было. На жестянке просвер-
лены дырочки, так что ни одна игла во время пришивания не
пострадала. Как же мне назвать театр?
Как только я подумала, что не знаю, как назвать театр, в
комнату вошла Рукавицкая-Нусс Виктория.
— Назови чьим-нибудь именем, — сказала она. Был день,
и мы могли попросту разговаривать.
— Может быть, назвать театр именем Бротигана?
— Вряд ли ему бы понравился этот пафос. А про ловлю
форели даже не думай, ещё неизвестно, какое название будет
хуже.
Вот же! Я как раз собиралась подумать о ловле форели.
Ладно. Может быть, театр восходящей луны? Но это что-то не
то. Или театр имени существительного? Имени прилагательно-
го? Имени глагола? Но глагол — не имя. Так даже лучше, вдруг
ему обидно, что он не имя?
Позвонил телефон, и Виктория Рейснер ушла. Я собира-
лась за зарплатой и вдруг снова задумалась, как же мне назвать
театр, и тут же появилась эта Маргарита Нос. «Она что, теперь
каждый раз будет приходить, как только я подумаю о чём-
нибудь?» — подумала я. «Практически», — подумала она и тут
же удалилась.
12.01.
Когда я получала деньги, её не было, этой Маргариты или
как там ещё. Но я почему-то всё равно оглядывалась, когда
убирала их в карман. Потом я пошла искать магазины с медной
проволокой (1,5 мм диаметр), красивыми дешёвыми платьями,
алкалиновыми батарейками (АА), чёрной и белой краской в
баллончиках или уж бумагой, которую можно приклеить на
лист (32х34 см) оцинкованной жести — когда имеешь дело с
театром, никогда не знаешь, что тебе может понадобиться.
Потом поехала домой. В автобусе у водителя был такой
сильный освежитель воздуха, что я сначала подумала, что за
рулём женщина. Присмотрелась. В полумраке сидел и смотрел
на улицу самый настоящий мужчина. Ладно. Салон автобуса
весь был украшен мишурой и дождиком. На приборной доске у
водителя были приклеены сувенирные игрушки, они были
прилеплены к стеклу, свисали с потолка. Я насчитала пятна-
дцать змей, заек и котиков. В пластмассовом горшке стоял и
кивал пластмассовой головой пластмассовый цветок. На зерка-
ле были прилеплены бабочки из розовой ажурной ткани. О том,
что я всё же еду в автобусе, напоминала маленькая пластмассо-
вая женщина, голая и в волнующей позе. Она была приклеена
на панельной доске ближе всего к рулю. Нет, ближе были всё-
таки три маленькие иконки. Такие маленькие, что мне при-
шлось вытянуть шею, чтобы убедиться: да, это они.
12.01.
Дома теперь не знаешь, за что схватиться. Я долго не мог-
ла решить, чем заняться. На полу валялись обрывки бумаги,
обрезки ткани, еловая хвоя. На серванте стоял недоделанный
театр. А в холодильнике лежала свежемороженая скумбрия —
она ждала соли. Приходилось делать сто дел одновременно.
Наконец я села пить чай с солёной селёдкой. Одна солёная се-
лёдка стоит столько же, сколько полторы свежемороженых
скумбрии. Соль нисколько не стоит, соль из прошлых ещё вре-
мён. Почему-то только эти мысли приходили мне в голову, по-
ка я пила чай с закрытыми глазами. А потом открыла. Невесё-
лая картина предстала взору. Грустно смотрела на меня обез-
главленная скумбрия, хвоя горкой лежала на совке, две стенки
театра жаждали клея и ткани. «Театр вносит в мою жизнь хаос,
— подумала я, — неужели так будет всегда?».
И тут вошла она, эта немыслимая женщина Виктория-
Соколова-Рукавицкая-да. Длинная синяя юбка в горох развева-
лась, красный пиджак так и бросался в глаза. Свет ста свечей
струился из её глаз.
— Оставь свою скумбрию, встань и иди занимайся теат-
ром! — громко подумала она.
Право слово, в этот момент не было никого прекраснее
её. Но как же она растолстела!
12.01.
Солнце давно зашло за горизонт, а я всё делала свой те-
атр, и немыслимая Маргарита-джян стояла у меня над душой.
Руки мои работали, а голова только и занималась тем, что ду-
мала над названием для театра. Премьера уже рядом, а назва-
ния нет. Вдруг мне вспомнилось, что Буратино назвал свой те-
атр «Молния». Но это название не подходило. Для его театра
подходило, а для моего — нет. Голова продолжала думать, кар-