Когда Эрнесто (Тете) Геваре было 15 (или 16) лет, в этом «широком бредне» (испано- и франкоязычном) впервые оказались работы Маркса и Энгельса. Мало что поняв в них тогда, он вернулся к Марксу (и встретился с Лениным) четыре года спустя, в университете. И хотя на этот раз Гевара разобрался в содержании прочитанного и даже поставил Маркса в один ряд со всегда высоко ценимым им

Символами этого могут служить и ночные министерские семинары по «Капиталу», организованные Че и—ночные же—классы по высшей математике, и тома книг в боливийском рюкзаке Че (опытные туристы оценят это по достоинству) —тексты Райта Миллса, Лука-ча, Троцкого, стихиЛ.Фелипе и др.

Об этом вспоминают все, кто знал его; книга, а не оружие в его руках— атрибут всех описаний Че в мемуарах о «его» войнах, о его встречах со знаменитостями и т.д.

В списке значатся Маркс, Энгельс, Ленин, Троцкий, Сталин, Мао, Ме-ринг, Плеханов, Дж. Рид, Малькольм X. [США], Мондольфо [Италия], Лукач, Альтюссер, Райт Миллс. А также Клаузевиц, Гегель, Хосе Гаос [испанский философ], Джордано Бруно, Эразм Роттердамский, Лукреций, Гомер, X. Марти, Шекспир, Гёте, Ф. Гарсиа Лорка, X. Гойтисо-ло, Болеслав Левин (биография Тупак Амару), X. Кортасар и многие другие. Список заканчивается—уже в Боливии—Ф. Ницше («Секретные силы»).

161

Фрейдом—решающей, «озаряющей» эта встреча в ту пору (1948 г.) не оказалась. Специфическая, связанная прежде всего с феноменом перонизма ситуация в Аргентине (на стыке десятилетий) не способствовала «открытию ставен в собственном доме». Ни через осмысление социальной борьбы в стране, ни через личное участие в борьбе политической Гевара «выйти на Маркса» тогда не мог11. А «на веру» он уже в те годы ничего не принимал.

Восприятие марксизма как «своей истины», ответа на свои вопросы пришло к ироничному аргентинцу позднее—в ходе и в результате его странствий 1950-1953 гг. по Латинской Америке. Они и послужили для него тем личным опытом, который превратил знания, данные чтением,—в мировоззрение. Важно подчеркнуть, что Гевара пришёл к марксизму индивидуально—и через первоисточники (не «за компанию» и не через учебники). Пришёл, ведомый двумя главными импульсами—гуманистическим (социально-гуманистическим), от непримиримости к «страданию бедных», к угнетению, к попранию и утрате человеческого достоинства—и антиимпериалистическим (антисевероамериканским2). И находя в марксизме очевидный ответ на все «почему?», «кто?», «против кого?» и «как?» (революция), вытекающие из этого «кипения возмущённого разума».

К концу 1953 г. в Гватемале 25-летний Эрнесто Гевара осознаёт себя революционером—и социалистом. Еще через год в письме к матери (из Мексики3) непочтительный скептик и постоянный спорщик пишет о своих коммунистических убеждениях. Первый этап поиска заканчивался. Путь к своей истине был долог, зато, как показало будущее, основателен. Но, отнюдь не завершён: сразу же— сначала в Гватемале, затем в Мексике, в одиночку, совместно с подругой4, потом—параллельно с военной подготовкой (с Кастро и его

Немалую роль в этом сыграли и особенности Компартии Аргентины—оплота «догматизма и начётничества», практики «объяснения мира»—в противовес изменению его — в коммунистическом движении региона.

Это, очевидно и был первичный импульс, который превратил богемистого книжника — бродягу, «ни в малейшей мере не участвовавшего в политической и студенческой борьбе в своей стране», в бунтаря. См. с. 556.

Потом—женой (Ильда Гадеа).

171 предисловие

соратниками) Эрнесто Гевара, с середины 1956 г. уже—Че, углублённо изучает марксистскую литературу, включая тексты по философии и политэкономии.

О становлении Гевары (Че) —марксиста дают представление некоторые из писем, публикуемых в третьем разделе тома. И известный, едва не ставший фатальным для судьбы революционера эпизод, когда вопреки жёстким указаниям Фиделя Кастро аргентинец на допросе в мексиканской полиции (после ареста) утвердительно ответил на вопрос «есть ли тут марксисты?» («Я не мог солгать»,—объяснил он потом Фиделю1)...

Таким—убеждённым и «самостоятельно пришедшим» к своему мировоззрению марксистом—вступал Че в Кубинскую революцию. Вступал «левофланговым» 82-х с "Гранмы"»...

Два года вооружённой борьбы сыграли свою роль в становлении Че как марксиста (и коммуниста). Оно происходило в ходе первого общения Че с реальностями социальной борьбы (крестьянства) и борьбы внутриполитической, через нараставшую интенсивность его связей с кадрами компартии (PSP) —и, опять-таки, через чтение и чтение2. К этому времени относится, по-видимому, и рождение осознанного антидогматизма Гевары, и ригоризм его «стиля», и эскиз того, что через пару лет станет по существу теорией латиноамериканской революции. Возможно, что именно тогда, в годы, которыми не датируется ни одна из включённых в этот том работ, приходит к Че и сознание необходимости гораздо более углублённого, а, быть может, и критического усвоения марксизма—во всем реальном многообразии его тенденций... Но все это пока — между прочим, между боями, в которых Гевара участвует как постоянный боец авангарда, лучший командир Повстанческой Армии, ближайший помощник Фиделя (особенно в 1958 г.).

«Я хотел обругать его—говорил Фидель сорок лет спустя дочери Че— но когда я его увидел, и он мне сказал это («не мог лгать»)—знаешь, что? Я его понял потому, что твой папа был таким...» (См. N.Kohan, op. cit. p. 268)

«Я спросила его, сделаны ли буквы (заголовка книги, которую читал Че) из золота»,— вспоминала подруга Че (крестьянская девушка из Сиерры) Соила Родригес.—«Он рассмеялся и сказал: это книга, она о коммунизме». «А я была слишком застенчива, чтобы спросить его, что это значит—ведь я никогда прежде не слыхала этого слова.» (см. Jon Lee Anderson, Che Guevara, A revolutionary life, New York, 1997, p. 312).

18 I

В первый год после победы Революции Че, подчиняясь тактической линии Фиделя, практически не выступает ни как марксист, ни вообще как «теоретик слова». Его теория—в его делах, он—на «острие копья» перерастающей, «перманентной» кубинской революции и её полномочный представитель в «третьем мире» (затем— в странах «реального социализма»).

Ситуация в данном плане довольно резко меняется в 1960-1961 гг.

С одной стороны, Че учится—в промежутках между все (почти все) поглощающей работой по развитию кубинской промышленности—с большей интенсивностью и напряжением, чем когда-либо в прошлом. Семинары по «Капиталу»—в правительстве и Министерстве промышленности. Чтение—сквозное—классиков марксизма. Знакомство с работами Троцкого, Альтюссера, польских экономистов и североамериканских марксистов.

С другой, именно Че становится провозвестником и теоретиком перерастания Кубинской революции: за много месяцев до «официального» объявления о её социалистическом характере (16 апреля 1961 г.), он по существу уже говорит об этом—и на Кубе, и в Москве (в частности в Колонном зале Дома Союзов), избегая лишь самого слова-определения.

Все эти годы Гевара продолжает начатый ранее теоретический анализ Кубинской революции, обеих её фаз (до—и после взятия власти), её уроков для Латинской Америки, развития её новых международных связей.

Впоследствии многие его выступления посвящены экономическим, «административным» идеологическим («воспитательным»), в меньшей мере—политическим1 проблемам социалистического строительства на Кубе.

И, наконец, уже тогда—через начавшуюся (в 1961-1962 гг.) полемику в левом движении региона—Че выходит к проблематике, которой суждено будет стать главной, узловой в «его» марксизме: к вопросу о соотношении объективных условий—и действия истори-

В конце 1961—начале 1962 гг. Гевару, как и большинство других лидеров и активистов «Движения 26 июля», оттирают от политики (ревизионист!) выходцы из традиционной компартии (PSP)—это тот самый сектантский (и «копирующий») уклон, с упоминаниями о котором читатель не раз столкнется в тексте.

191 предисловие

ческих субъектов; о роли личности сознания в выборе исторической альтернативы, к теме революционного гуманизма...