Приемам владения топором его обучил громадного роста рыжебородый детина, бывший начальником десятка. Он явно покровительствовал юноше, безрассудная смелость и сила которого вызывали уважение товарищей. Когда начальник десятка получил во время одной из стычек смертельную стрелу в грудь, на его место был назначен северянин, получивший к тому времени прозвище Медведь. Скоро он так привык к этому прозвищу, что откликался на него, как на имя.
Медведю пришлась по нраву дружинная жизнь. Военные набеги, награбленная добыча, жизнь, полная опасностей и приключений, не оставляли места для раздумий. Только иногда он вспоминал далекую лесную деревню на северной реке и своих сородичей. Тогда Медведь сторонился товарищей, и глухая тоска овладевала им. Сидя на земле, он опускал крупную голову на колени и, обхватив их руками, покачивался взад и вперед, напевая какую-то дикую мелодию, впитанную им еще в детстве в тайге. В такие минуты дружинники обходили его стороной, боясь задеть неосторожным словом.
В десятке Медведя были еще два северянина. Они давно задумали бежать в родные места, но пока не представлялось удобного случая. Подружившись с Медведем, северяне предложили ему возглавить побег. После долгого раздумья он отказался, но обещал оказать им свою помощь.
Чтобы не вызвать подозрений, решили исчезнуть, притворившись убитыми в одной из многочисленных схваток. Иначе десятнику грозила смерть за дезертирство подчиненных ему людей. Неизвестно, как бы сложились события дальше, но хан отправил четыре сотни воинов, и в их числе десяток Медведя, в поход на лесное племя, жившее на одном из притоков реки Большой.
Когда добрались до цели, Медведь увидел, что эти люди жили в таких же лесных деревнях и укрепленных валами городищах, как и его народ. Одежда из грубого домотканого холста и звериных шкур, бронзовые украшения на одежде, лепные глиняные горшки, небольшие крепкие срубы домов — все напоминало ему родное племя. Медведю показалось даже, что он немного понимает их речь.
Однажды несколько десятков воинов во главе с самим сотником внезапно атаковали лесную деревню на берегу маленькой речушки. Немногочисленные взрослые защитники пали под ударами копий и сабель, и воины рассыпались по домам в поисках ценной пушнины. Они не обращали внимания на захлебывавшихся в плаче женщин, на перепуганных детей.
Вдруг из одного дома раздался отчаянный женский крик. Медведь увидел, что сотник вынес из дома девушку. Платье, разорванное на одном плече, открывало нежную белую кожу. Длинные темно-русые волосы разметались, свисая почти до земли, а огромные карие глаза молили о пощаде.
Обезумев от ужаса, она еще пыталась вырваться из рук сотника. Но судьба девушки, казалось, была решена. В мозгу Медведя молнией вспыхнула другая сцена — его мать, цеплявшаяся за ноги сына, которому булгарские воины скрутили за спиной руки. Один из них безжалостно отбросил ее ударом ноги в сторону, и она упала без чувств, ударившись головой об узловатый корень сосны.
Дремавшая долгие годы ненависть вспыхнула в душе Медведя ярким огнем. Он быстро подошел к сотнику и, положив на его плечо тяжелую руку, глухо проронил:
— Отпусти девку.
Лицо разгоряченного борьбой сотника перекосилось от злобы. Он разжал руки, и девушка почти упала к его ногам. Затем сделал шаг вперед, выхватил из-за пояса плетку и с силой хлестнул Медведя по лицу, стараясь попасть по глазам. Кровавый шрам протянулся через щеку Медведя. Второй удар сотник не успел нанести. Медведь молниеносно нагнулся и, схватив сотника, вскинул, как бревно, над головой. Затем легко, словно играючи, начал вращать тело, а воины, как будто завороженные, не двигались с места. Наконец, Медведь со страшной силой бросил сотника на угол сруба. Раздался треск костей, и тело сотника безжизненно свалилось на землю. Несколько человек схватились за оружие, но рядом с Медведем стояли уже люди его десятка, готовые дать отпор. Желающих умереть не нашлось, Большинство воинов остались даже довольны неожиданной гибелью сотника, непомерно жестокого и жадного человека.
Возвращаться в свой лагерь Медведю было нельзя. Там его ждала неминуемая казнь. Многие старые боевые товарищи советовали бежать от длинной руки хана и обещали увести погоню по ложному следу.
Двое северян из родственных Медведю племен обрадовались случившемуся и были готовы тотчас же уйти с ним, чтобы только покинуть ненавистную военную службу. Они собрали снаряжение и на следующее утро, едва первые лучи солнца забрезжили в чаще леса, двинулись прямо на восток, по направлению к поднимающемуся в розовой дымке громадному и ласковому светилу.
Спустя неделю беглецы добрались до племен в верховьях реки Большой. Это был народ, к которому принадлежали Медведь и его товарищи. Их радушно угощали и снабжали всем необходимым. В одной из сельских общин двух товарищей Медведя уговорили остаться навсегда, и он попрощался с ними. Дальше Медведь шел один, иногда в сопровождении проводников, а иногда без них. Он упорно стремился добраться до северной реки, на которой родился и красота которой навсегда осталась в его душе. Через несколько недель изнурительного таежного пути он наконец достиг реки Вишеры, и какое-то незнакомое ему прежде чувство пробудилось в загрубевшем сердце.
Глаза затуманились при мысли о встрече с близкими ему людьми. Еще неделю он добирался к своей деревне, но единственным в ней знакомым ему человеком оказался древний старик, смотревший на Медведя, как на оборотня.
Когда страх старика улегся, он рассказал, что мать Медведя зачахла и умерла. Разоренная деревня не оправилась от набега чужеземцев, оставшиеся в живых поселяне ушли в другие общины. Ему одному некуда было идти, и он остался доживать в своем доме.
На другой день Медведь двинулся вниз по течению реки и через некоторое время достиг места, на котором стояло городище племени Лося. Он не смог бы ответить, что здесь понравилось ему больше всего. Может быть, захватывающее душу приволье лесов, пропадающих вдали в синей дымке, или что-то иное, но только Медведь твердо решил обосноваться на этом высоком берегу.
Рассказ воина вызвал живое сочувствие у старейшин поселка. Один из них знал когда-то отца и мать Медведя и грустно опустил голову, узнав о печальной судьбе деревни. По единодушному решению Медведя приняли в общину, и он сделался ее полноправным членом. Теперь он мог пахать землю, охотиться, пасти скот на земле племени, и оно брало его под свою защиту.
Жители городища быстро оценили военные способности Медведя и избрали его военным вождем. Вместе с другими членами, общины Медведь участвовал в родовых обрядах поклонения духам-хозяевам лесной страны. Однажды старый кам показал ему в священном домике драгоценную серебряную посуду, украшенную сценами охоты на диковинных зверей, фигурами полуобнаженных женщин и сказочных чудищ, раскрывших в ярости оскаленную пасть. На вопрос Медведя о происхождении посуды кам рассказал племенное предание.
В давние времена к предкам племени Лося пришли охотники из дружественного племени Кабана. Они принесли с собой серебряную посуду, доставленную им какими-то чужеземцами. Охотники племени Лося заплатили за эту посуду много пушнины. С тех пор они передавали ее по наследству от отцов к сыновьям, а многие драгоценные сосуды были подарены охотниками Великому духу-хозяину и хранились здесь, на святилище. Белый металл стал причиной не только гордости, но и несчастья для их рода. Кто только ни пытался добраться до святилища! Много незваных пришельцев погибло в хитроумных ловушках и под ударами луков-самострелов, наставленных на тайных тропах. По словам кама, вождь деревни, в которой родился Медведь, тоже владел несколькими серебряными сосудами. Только неизвестно, успел он схоронить их в лесу перед нападением на деревню или они попали в руки грабителей.
Рассказ старого кама не оставил равнодушным Медведя. Еще на службе у булгарского хана он порицал в глубине души грабежи беззащитного населения.
— Дело воина — сражаться с подобным ему, а не с женщинами, — не раз говорил Медведь своим товарищам.