Тайна тяготила Казмира — он чувствовал, что от его внимания ускользает какое-то важное, знаменательное обстоятельство. Лицо Эйласа то и дело представало перед внутренним взором Казмира — неизменно искаженное выражением холодной ненависти. Лицо это возникало на неясном, расплывчатом фоне. Что это? Сновидение? Колдовские чары? Или все-таки просто взаимная неприязнь правителей двух соперничающих государств?

Проблема действовала Казмиру на нервы. В конце концов он решил о ней не думать. Но беспокойство не проходило. Всюду, со всех сторон вырастали преграды, мешавшие достижению его целей… Так или иначе, говорил себе Казмир, все преграды должны разлететься вдребезги под натиском его непреодолимой воли — тем временем, однако, они испытывали его терпение и нарушали размеренный порядок существования.

Король Казмир сидел, постукивая пальцами по ручкам кресла и размышляя об обстоятельствах своей жизни. Он вспомнил о затруднении, возникшем пять лет тому назад. Затруднение было вызвано прорицанием, произнесенным Персиллианом — Волшебным Зерцалом — по собственной инициативе, без вопроса, что само по себе было событием из ряда вон выходящим. Персиллиан внезапно принялся хрипло распевать на мотив какой-то скабрезной частушки. Вокальное словоизвержение зеркала застигло Казмира врасплох и быстро закончилось — но король успел его запомнить:

«Казмир! Напрасно день и ночь
Судьбу ты тщишься превозмочь:
Наследным принцем разрешится
Сулъдрун, твоя шальная дочь.
За круглый стол, на древний трон
Вместо тебя воссядет он,
Когда судьба твоя свершится
И опустеет Хайдион».[7]

«Значит ли это, что я успею сесть на Эвандиг до него?» — с мучительной тревогой тут же спросил Казмир.

Персиллиан промолчал. Задрожав, словно в приступе раздражения, зеркало отразило искаженное нетерпением лицо Казмира.

Казмир давно и долго пытался разгадать смысл этого предсказания, особенно с тех пор, как Сульдрун умерла, оставив после себя не сына, а дочь — непредсказуемую и непослушную принцессу Мэдук.

«Королевская звезда» прибыла в столицу Лионесса. Сойдя с корабля, Казмир и вся королевская семья сели в белый, подпружиненный двойной подвеской экипаж, запряженный четырьмя единорогами с позолоченными рогами. Отец Умфред собрался было проворно забраться в тот же экипаж, но отказался от этой затеи, остановленный безмолвным взором короля Казмира. Вкрадчиво улыбнувшись, жрец соскочил на землю.

Экипаж покатился вверх по Сфер-Аркту к въездным воротам Хай-диона, где дворцовая челядь уже ждала прибытия короля, выстроившись в иерархическом порядке. Казмир рассеянно кивнул нескольким придворным, зашел во дворец, поднялся в свои апартаменты и немедленно занялся государственными делами.

Через два дня к Казмиру подошел старший сокольничий, Дутейн: «Сир, в западную голубятню вернулась птица с посланием».

Казмир, немедленно оживившийся, сказал: «Хорошенько накорми голубя пшеничным зерном и просом!»

«Уже сделано, ваше величество! Птица чувствует себя прекрасно».

«Хорошо, Дутейн, ты свободен», — пробормотал король; все его внимание уже сосредоточилось на сообщении. Казмир развернул тончайший листок бумаги и прочел:

«Ваше величество!

К сожалению, меня назначили на должность в Южной Ульфляндии, где мне придется выполнять пренеприятнейшие и утомительные обязанности. Больше не могу поддерживать с вами связь, по меньшей мере в ближайшем будущем».

Послание было подписано тайным знаком.

«Гм!» — произнес Казмир и бросил листок бумаги в огонь.

В тот же день, через пару часов, Дутейн снова появился перед королем: «В восточную голубятню вернулась еще одна птица, государь».

«Спасибо, Дутейн, можешь идти».

Второе послание, подписанное другим знаком, гласило:

«Ваше величество!

По причинам, не поддающимся пониманию, меня откомандировали в Южную Ульфляндию, поручив мне обязанности, явно не соответствующие ни моим способностям, ни моим предпочтениям. Таким образом, пока что это мое последнее сообщение».

«А!» — с отвращением воскликнул король и швырнул листок в камин. Бросившись в кресло, Казмир стал нервно подергивать свою аккуратную бороду. Два сообщения: совпадение? Возможно, но маловероятно. Неужели Вальдес провалил двух его лучших агентов? Но Вальдес не знал, как их звали!

Тем не менее, тот факт, что Вальдес решил отойти от дел непосредственно перед этим провалом, говорил сам за себя. Если бы можно было каким-то образом завлечь Вальдеса в Лионесс, истину можно было бы установить самым непреложным образом.

Казмир хмыкнул. Хитрая лиса Вальдес вряд ли рискнет приехать — хотя, с другой стороны, если приедет, тем самым он засвидетельствует свою добросовестность.

2

Королева Соллас давно уже обратилась в христианство, и отец Умфред заботился о том, чтобы ее религиозный пыл не ослабевал. В последнее время мысли королевы были заняты перспективой святости; по двадцать раз на дню она бормотала себе под нос: «Святая Соллас Лионесская! Как это хорошо звучит! Собор блаженной Соллас!»

Отец Умфред, постоянно стремившийся заслужить епископскую митру — а он не отказался бы и от сана архиепископа всего Лионесса, если бы представилась такая возможность — разогревал в Соллас надежды на причисление к лику святых: «Уважаемая королева, разумеется! Из семи актов подвижничества наибольшее торжество на небесах вызывает воздвижение благочинного молитвенного дома там, где царила мерзость языческого запустения — ив своей радости Господь вознаграждает угодников! Неужели вы не видите, как радужно играют лучи восходящей славы? Неужели вы не слышите ангельский хор, воспевающий зодчую дома Господня — красы и гордости Лионесса?»

«Я посвящу строительству собора каждую минуту существования! — решительно заявила Соллас. — Нарекут ли его в мою честь?»

«Такое решение подлежит утверждению высшей инстанцией, но у меня есть влиятельные связи. Когда над Лионессом разнесется колокольный звон, когда каждый горожанин будет смиренно возносить молитву Господню, и сам король Казмир преклонит колено перед алтарем — кто откажется прибавить к вашему имени титул „святейшая“?»

«Святейшая Соллас! Да! Превосходно! Сегодня же снова привлеку внимание короля к нашему почину».

«Какую победу мы одержим, когда Казмир провозгласит Благую Весть и припадет к ногам Иисуса! Все королевство должно будет последовать его примеру».

Соллас поджала губы: «Посмотрим, посмотрим. Не все сразу — сначала нужно одержать одну победу, а потом уже думать о другой. Если меня действительно причислят к лику святых, весь мир возрадуется, услышав эту весть, и это произведет надлежащее впечатление на его величество».

«Бесспорно! Шаг за шагом — только так мы вступим на праведную стезю!»

Вечером королева явилась в кабинет Казмира. Король стоял у камина, заложив руки за спину. Отец Умфред семенил за спиной королевы, но скромно отступил в сторону и остался в тени.

Воодушевленная надеждой, королева Соллас прошествовала к супругу и, обменявшись с ним несколькими любезностями, приступила к описанию проекта величественного собора с высокими башнями, разносящими перезвоном колоколов спасительную весть по всем окрестностям столицы. В пылу религиозного рвения она не заметила, как прищурились круглые голубые глаза Казмира, как поджались его губы. Соллас расписывала строительство в масштабах, способных поразить воображение всего христианского мира — сооружение настолько грандиозное и роскошное, что столица Лионесса несомненно должна была стать центром паломничества.

вернуться

7

Эйлас был любовником дочери Казмира, Сульдрун, и отцом ее сына Друна, украденного феями Щекотной обители, заменивших Друна в колыбели подкидышем — рыжеволосой дочерью феи и неизвестного отца, теперь воспитывавшейся в Хайдионе в качестве принцессы Мэдук, внучки короля Лионесса.

К счастью для короля Казмира, он не подозревал о подмене младенца, в связи с чем его приводило в замешательство предсказание Персиллиана, заключавшееся в том, что сын Сульдрун сядет на священный трон Эвандиг вместо Казмира и возглавит совет за древним круглым столом королей Старейших островов, Карбра-ан-Меданом — тем самым, что через два поколения послужил образцом для круглого стола Артура, короля Корнуолла.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: