В а л е р и й В а р з а ц к и й
Содержание
Письмо маме
Тётя Катя
Пьяная жизнь
Дошкольный возраст
Школа
Пожарник
Университет
Райком комсомола
Райком партии
Директор совхоза
Оренбург
Одесса – мачеха
«Пилигримъ»
Алкоголик двух тысячелетий
Пропитое, потеряное
Чудеса любви
Валерий Варзацкий
ПИСЬМО МАМЕ
Ах, мамочка! Всё откладывал, Бог знает почему, написать
тебе. Но в течение двух дней ты мне приснилась и, как много раз
бывало наяву, снова спасла меня. Понимаю, что даже на том
свете не даю тебе покоя своими запоями, молю о прощении,
плачу, благодарю за помощь и пишу письмо.
Поверь, я всё время помню о тебе. Каждый день наш дом,
вещи, старая яблоня и каштан, что мы посадили к моему 16-
летию, рвут сердце и нервы на части. Ты правильно сказала во
сне, что у меня расшатаны нервы. Прежде всего, конечно, от
пьянки, но и оттого они сдают, что не могу спокойно смотреть,
как ветшает дом, сохнут деревья, рушится ограда, уходит моя
жизнь. Я понимаю, что после меня то, чем мы с тобой так
дорожили, уже никому не нужно. Ни твои тюльпаны, ни мои
книги…
Когда ты сказала мне во сне, чтобы я не спал в своей
комнате, потому, что там плесень, я сразу же перешёл в твою
спальню и сейчас сплю там, где ты спала, а на место моей
детской кроватки, стоявшей у тебя в ногах, передвинул шкаф.
Наверное, зря, потому что из окна зимой дует. По ночам плохо
сплю, часто просыпаюсь. Вспоминаю, как в этой спальне я, уже
школьник, писал ночью в постель и мы оба горько плакали,
обнаружив, что беда опять произошла, несмотря на старания
врачей и ворожек, «выкачивавших» из меня испуг от
спикировавшего на село истребителя. Тогда мне показалось, что
он падал прямо на меня…
Смутно, но помню, как ты носила меня по спальне на руках
и просила не умирать, когда у меня было что-то страшное с
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
лёгкими. Как держала руку на моём лбу, чтобы я уснул, когда я
до костей сжёг ступни ног и не мог от боли даже повернуться на
бок.
Помню тебя босую, неизвестно как поднявшуюся с кровати,
видимую от пола только до колен и шёпот из сизой мглы
коридора: «Синку! Проснись! Щось горить!». Тогда ты в
очередной раз спасла мне жизнь, потому что через несколько
мгновений дым от горящего рябчика, который я по пьянке
повесил сушить на электрокамин, накрыл бы меня, и я бы уже не
поднялся.
Никогда не забуду того отчаяния и горечи, когда я не добрал
одного балла при поступлении на стационар, и ты приехала в
Одессу выручать меня. Я стоял у двери приёмной комиссии, а ты,
беспомощная, жалкая, растрёпанная, в платьице, не очень ладно
сшитом сельской портнихой, с платочком, зажатым в руке, не
знала к кому подойти и что сказать, а только всё плакала и
плакала. Спасибо покойному лаборанту Василию Тимофеевичу
Лобашевскому, что он пожалел тебя и переложил мои документы
на заочное отделение. Если бы не ты, меня бы не зачислили, а как
жить дальше я не представлял.
Помню, и не только я, а все ребята, которые жили со мной в
общежитии, твои передачи с продуктами. Там был не только
традиционный набор – яйца, сало, картошка, подсолнечное
масло, варенье. Когда мы с Юркой Требиным ехали на
автовокзал за неподъёмной сумкой, ребята из нашей и соседней
комнат ждали вертут с яблоками, плацынд с тыквой, пирожков с
вишней. Девчонки «случайно» забегали к нам – а вдруг в сумке
вкуснейшее «болгарское» печенье, которое кроме тебя в
Доманёвке никто и не пёк.
Валерий Варзацкий
Разве подозревали мы, сколько сил и средств уходило,
чтобы подкармливать нас?! Именно «нас», а не только меня. Ведь
ты знала, что Олег, Коля, Юрка издалека и посылки получают
редко. Одно только упоминание о голоде вызывало у тебя слёзы.
Мне это было непонятно. И только совсем недавно, перед
смертью, тётя Катя рассказала, как вы голодали в Узбекистане во
время войны, а затем в 1946 – 1947 годах дома, в Украине. А ведь
тебе и в смертоносном 1932-м было уже семьнадцать лет…
Думаю, всегда добрым словом вспоминал тебя пропавший
без вести Валерка Миндов, донашивавший мои вещи. Лишь
много лет спустя ты призналась, как рисковала ради меня,
оформляя со своей подругой-продавщицей фиктивные рассрочки.
А мне даже в голову не приходило, откуда мама с зарплатой в 60
рублей берёт деньги на рубашки, брюки, костюмы, туфли. Ведь
хозяйство наше всё «ушло», когда болел папа. Корова, тёлочки,
свинки, утки, сбережения «разъехались» по больницам и
госпиталям. Ничего не помогло…
Помню, как после смерти папы я, пятиклассник, лежал
больной, отходил от гриппа и в тетрадке писал план
зарабатывания денег летом, чтобы купить велосипед. Ты пришла
с работы в обеденный перерыв, спросила, что я делаю. Узнав, с
тоской в глазах чуть-чуть улыбнулась, поцеловала меня в голову
и сказала: «Ніколи ми не будем багаті, бо ми «роздай біда»,
синок». Так оно и случилось, мамочка. Все заработанные деньги
я профинькал. Долги – мои постоянные спутники. Как-то
задумался: «Почему так?» Пришёл к выводу – одни швыряют
деньгами потому, что их много, другие – потому, что их мало. Я
никогда не ценил деньги потому, что у нас их никогда не было.
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
В том нет твоей вины, мама. Это наша семейная карма, рок.
Точно также как и счастье в семейной жизни. Проанализировав
все известные мне факты по линии бабушки, твоей матери,
осознал грустную закономерность: ни она, ни ты, ни я, ни Майя,
ни её и мои дети со счастьем в семье не встретились… Вот и
сижу я пять лет один в любимых стенах, имитируя жизнь, но
фактически с пятидесяти пяти лет банально доживаю. Иногда из
глубин сознания всплывают твои слова: «І як це в людей так
буває – по пьять-шість дітей і всі устроєні. У мене ж вас тільки
двоє і чого ви такі нещасливі?!»
Ты всегда готова была всё отдать своему сыночку. Уверен –
не задумываясь, отдала бы жизнь. Когда мне срочно надо было
уехать куда-нибудь подальше из района, и я собрался в Оренбург,
ты, больная, шептала сквозь слёзы: «Їдь синок, їдь. Тільки б тобі
лучче було».
Сохранив мои и Ольгины письма из Оренбурга, ты
фактически ещё раз спасла меня, уже пожилого, возродила веру в
жизнь, подарила мою успешную, полную оптимизма молодость.
Ведь Оренбург оказался пиком, высшей точкой моих
стремлений! И если бы не гордость, амбиции, наше семейное
неумение прогибаться, да и откровенная дурость… Ты не знаешь,
я никогда не рассказывал об истинной причине увольнения среди
семестра (!) и отъезда в Одессу.
Дело в том, что с момента приезда я был заместителем
заведующего
кафедрой.
Должность
неоплачиваемая,
общественная. В первый же день знакомства, изучив
представленную автобиографию, выпив со мной две бутылки