Нет, испугался я значительно позже, когда с Толей

восстанавливали ход событий. В момент опасности же чисто

автоматически собрался, стал в боксерскую стойку, уклонился от

летящей в сонную артерию смерти. Подкоркой понял – дядя

озверел. Маневрируя, отступая, закричал:

-Дядя Коля! Цэ ж я, Валера! Вы ж мэнэ убъетэ!

В ответ он начал не только выбрасывать руку с «розочкой»

вперед, но и махать ней как саблей, сопровождая каждое

движение тюремным матом. Толик застонал и мой кулак

сдетонировал. Скорость и сила, накопленные в правой за годы

занятий гандболом и штангой, лишили соперника всяких

иллюзий. Удар сверху – вниз пришелся в левую височую кость.

Падая, он затылком «нашел» бетонный столбик виноградника.

«Убил»,- равнодушно констатировал я.

Светлая рубашка лежащего друга в свете Луны казалась

вымазаной черной краской. Музыка во дворе мешала понять его

невнятное мычание. В каком-то отупении потянул Толяна за

руку, помогая сесть. Следующим действием был подъем тела в

вертикальное положение. Потом он вцепился в меня и,

обнявшись, мы ввалились в мир света. Тут «черная краска»

рубашки оказалась кровью, струившейся по лицу, капавшей на

его и мои брюки, остающейся на асфальте двора кровавым

следом. На нас, разрезавших танцующую толпу прямо по центру,

никто(!), представьте себе, не обратил внимания! Невероятно!

Кстати, «друганы», ждавшие водку, исчезли…

Дотащились до водопроводной колонки. Толян, присев на

корточки, подставил голову под струю. Стало немного легче.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Вода смыла кровь, и я подумал что она свернулась. Но как только

он выпрямился, лицо снова почернело. Теперь я знал почему.

- Плывем на «Скорую»,- сказав, перебросил Толькину руку

через плечо. Сейчас бы я назвал тот путь своей Голгофой. Тогда

же, шатаясь, падая, подымаясь, видел перед собой, словно на

экране, кадры из фильма «Последний дюйм», талантом режисера

и ужасом сценария поразившие в четвертом классе. Только лет в

50 узнал, что фильм был поставлен по рас сказу Джеймса

Олдриджа.

- В рубашки родывся,- пробурчал фельдшер дядя Толя

Озерян, обрабатывая рану. – Шэ б пивчаса и «дав бы дуба» од

потери крови. Останэся в больныци, будэм капать, колоть,

влывать. А в тэбэ, Валерка, чого морда в крови? Сядь блыжче до

мэнэ.

Внимательно осмотрел лицо, пинцетом выдернул кусочки

стекла, «разукрасил» зеленкой:

- Ну, тэпэр можна йты догулювати проводы. Чы вже нэ

хочеш? - «подковернул» напоследок, вернув в моё сознание

«едущего» затылком по виноградному столбику дядю Колю.

- Посадят! - фальцетом бормашины завыло в мозгах.

Оставив Толю с капельницей в вене вышел на улицу,

собираясь побыстрее дойти домой, упасть в кровать, как в

детстве спрятаться под одеяло от всех проблемм. Было часа 2-3

ночи. Тишина. Бабочки исполняли жертвенный танец вокруг

фонаря во дворе больницы. Несколько лягушек по-кошачьи

подкрадывались к несчастным, только что испытавшим высшее

счастье от близости к своему Солнцу. Ни малейшего ветерка.

Тепло. Хочется смотреть на любимое созвездие Лебедя, мечтать,

долго-долго жить. Но… этот дядя Коля! Где он взялся на мою

голову?!

Валерий Варзацкий

Попробовал навести в мыслях порядок, сосредоточиться.

Пошел дорогой покороче – через микрорайон двухэтажек и тут,

показалось с небес, на меня обрушилась музыка Колькиного

балагана!

- Жывый, дядичка Коля! Жывый, ридный! - заорал я,

подпрыгнул и полетел, едва касаясь земли, домой. Спросите у

меня, как музыка вселила непоколибимую уверенность в то, что

он жив – не отвечу. По ощущениям сигнал был похож на научное

озарение, которое приходилось испытывать гораздо позже.

Забрался в свою комнату через окно. Сразу уснул. Утром

пошел навестить Толяна. Его никто не беспокоил, имею в виду

милицию. В напряженном ожидании, не понимая, что дяде Коле

невыгодно «светиться», как покушающегося на убийство друзей

сына, прошло два дня. Мама сказала, что видела его с

перевязаной головой и поинтерисовалась, не знаю ли я, что с ним

произошло. Разумеется, я с глупой миной на лице сдвинул

плечами.

Толю выписали. Мы взяли вина, пошли в лес, лезвиями

сделали надрезы на руках и соединили ранки в знак кровного

братства на всю жизнь.

Университет

Летом я сдал сессию за первый курс заочного отделения

истфака и был переведен на стационар.

Моя студенческая Одесса имеет вкус невозвратимого

«мужского» «биомицына» (вино «Белое крепкое»), нередко

трансформировавшегося в «дамский» коктейль «биомицын» +

«Алиготе». Соотношение «напиток – пол» было весьма

условным. Часто наглые с обеих сторон вторгались в «чужую

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

вотчину», но толерантность торжествовала всегда – пили вместе

все, что было в наличии.

Пьянка на «факультете №1», каковым в советских

университетех считался идеологический истфак, имела ряд

особенностей, выделявших нас в бесшабашной студенческой

«гульке». Нет, конечно же, «отдыхающих» историков

практически невозможно было отличить от математиков или

геологов. Тем не менее, отличия были. Судите сами.

Где вы видели, чтобы в буфете на факультете продавалось

в бутылках и на разлив, пусть даже сухое, вино?! Может быть,

это кто-то с какой-то целью придумал? Может. Но, правда в том,

что мы, вместе с некоторыми преподавателями, спокойно

«пропускали» по стаканчику в перерывах между лекциями.

Я специально, уже будучи членом комсомольского бюро

факультета, интерисовался, как организовываются и проходят на

других факультетах вечера отдыха. Организовываются редко,

проходят скучно - резюмировали опрошеные. Может у нас, это

кому-то было нужно? Может комсомол и студенческий профсоюз

были на высоте? Может. Мы о том не подозревали и с

нетерпением ожидали 7 ноября, 5 декабря (День Конституции),

31 декабря, 23 февраля, 8 марта, 1 мая, 9 мая. Вся «великолепная

семерка» официальных советских праздников приходилась на

учебные семестры, и упустить повод «нахрюкаться» в обществе

любимых лекторов, преследуя цели нередко меркантильные и

корыстные, жаждали многие.

Что тянуло на вечеринки даже самих отъявленых, с нашей

точки зрения, педантов, сухарей, зануд, трезвенников из

профессорско – преподавательского состава, понял только тогда,

когда сам оказался в шкуре наставника «племени младого».

Валерий Варзацкий

Расслабиться, окунуться в студенческую вольницу,

почувствовать себя молодым всегда замечательно. Был еще один

аргумент массовости «доцентов с кандидатами» на вечерах –

тривиальная ответственность за подопечных по линии

партийной, административной.

Но главное, думается, было в стремлении «оторваться»,

замешаном на профессиональном интересе историков к

продолжателям их дела. Спросите у любого школьного или

вузовского историка о самой заветной мечте и вы гарантировано

получите ответ: «Чтобы дело моё продолжили ученики».

Вечера были своеобразной вершиной легитимных

коллективных пьянок факультета.

Латинскую мудрость «In vina veritas» («Истина в вине»)

большинство студентов услышали во время колхоза на первом

курсе. Там она в устах руководителя звучала как сигнал:

«Поднять стаканы!», выполняла важную функцию формирования

коллектива из

малознакомых, закрепощенных недавних